1 июля, в целях „борьбы“ с хищениями колосьев в поле, руководством сельсовета и колхоза совместно с участковым инспектором были задержаны 7 колхозниц – 2 за кражу колосьев, 5 – за намерение украсть. Задержанные 7 женщин были приведены в канцелярию колхоза, где были собраны колхозники и колхозницы, и в их присутствии были жестоко избиты плетями. Избиваемых женщин сажали на специально принесенные колючки „жентак“, заставляя садиться так, чтобы колючки впивались в половые органы. Избивали до тех пор, пока не убеждались в совершении требуемого. Избиваемые теряли сознание, присутствовавшие колхозницы плакали.
Мужчинам было объявлено, что они будут расстреляны, если их жены будут красть колосья. Случаи избиений колхозников имели место неоднократно. Многим женщинам отрезали косы, что по местным обычаям считается очень унизительным».
Конбасунов, Малкеев, Тилепов и Исанкулов были арестованы. Районные власти считали целесообразным организовать показательный процесс в отношении этих лиц[377].
Интересен отчет начальника политсектора МТС Северо-Кавказского края А. М. Штейнгарта от 28 декабря 1933 г. об итогах работы политотделов МТС, о котором уже шла речь в предыдущей главе книги. В нем подчеркивалась главная мысль: за относительно небольшой срок существования политотделы показали большую роль в деле борьбы партии на фронте социалистической реконструкции сельского хозяйства. Абсолютное большинство направленных в политотделы оправдали доверие партии. Политотделы стали действительно важнейшими рычагами партии в деле организационно-хозяйственного и политического укрепления колхозов. Парторганизация Северо-Кавказского края, будучи укреплена политотделами, стала подлинным вожаком колхозных масс.
По его словам, еще 4 ноября 1932 г. бюро крайкома совместно с Кагановичем и другими представителями ЦК приняло решение, которое послужило поворотным пунктом в наступлении на кулацкие и контрреволюционные элементы. Ввиду особо позорного провала хлебозаготовок и озимого сева по Кубани предлагалось поставить перед партийными организациями задачу – сломить организованный саботаж хлебозаготовок и сева и ликвидировать несовместимые со званием члена партии пассивность и примиренчество с саботажниками.
В отчете показана засоренность МТС и колхозов классово-враждебными элементами. А. М. Штейнгарт отобразил цифры вычищенных политотделами контрреволюционных, кулацких и саботажнических кадров дополнительно к тем, которые еще ранее были изъяты из колхозов и МТС. По его данным, 191 политотделом было «вычищено» из МТС 5846 чел., или 22,9 % от всего состава механиков, агрономического персонала, работников бухгалтерии, зав. производственными участками, бригадиров тракторных бригад трактористов, ремонтных рабочих, шоферов и т. д.
Наряду с ними указанными политотделами было «вычищено из колхозов» 6795 чел., или 13,6 % от общего количества председателей, завхозов, членов правлений, бухгалтеров и счетоводов, кладовщиков, конюхов, зав. товарными фермами, бригадиров, учетчиков и др. представителей колхозного актива.
Кроме того, политотделы «вычистили» порядка 17 848 чел. из числа рядовых колхозников, получивших статус «классово-чуждых и антиколхозных элементов».
В то же время, несмотря на такой «отсев», государственный план зернопоставок колхозами МТС Северо-Кавказского края был выполнен полностью на два месяца раньше, чем в 1932 г.[378]
По данным, приводимым И. Е. Зелениным, «в 1933 г. в результате чистки было снято с работы в МТС: 45,6 % заведующих производственными участками, 39,5 % механиков и 27,1 % бригадиров тракторных бригад, 30,6 % агрономов, 36,8 % работников бухгалтерий; в колхозах: 14,2 % председателей, 8,6 % бригадиров, 47,3 % завхозов, 34,6 % кладовщиков, 25 % счетоводов, 23,7 % учетчиков. В колхозах ряда районов было отстранено от работы гораздо больше руководящих работников и специалистов. Так, в Казахстане, на Нижней Волге и Северном Кавказе было снято соответственно 31,5, 29,9 и 26,5 % председателей колхозов; во многих МТС процент уволенных трактористов и агрономов доходил до 50; немало было таких колхозов, из которых выбыло более половины бригадиров. В донесениях политотделов, в отчетах политсекторов обычно указывались два мотива, на основании которых освобождались от работы работники МТС и колхозники: „снято“ (т. е. признаны непригодными по своим деловым качествам) и „вычищено“ (т. е. обвинены во вредительстве, классово враждебной деятельности). Нередко превалировал второй из этих аргументов. Так, во вредительстве было обвинено большинство отстраненных от работы председателей колхозов и бригадиров»[379].
Такова картина деятельности заместителей начальников политотделов МТС по ОГПУ и ее результатов в советской деревне по проведению репрессий в 1933–1934 гг.
§ 4. Политотделы и «национал-шовинистическая пропаганда» в немецких колхозах
Неожиданным направлением работы политотделов МТС в 1933–1934 гг., прежде всего по линии ОГПУ, стало противодействие так называемой «национал-шовинистической пропаганде» Германии в советских колхозах с немецким населением.
С лета 1933 г. на территории поселений немецких колонистов политотделам МТС пришлось столкнуться с «национал-шовинистической пропагандой», исходившей из Германии, ставшей нацистской после прихода к власти режима А. Гитлера. В действительности речь шла о реакции на получение колхозниками-немцами посылок и денежных средств от родственников и общественных организаций из Германии в рамках начатой там «голодной кампании» – кампании по оказанию помощи голодающим немцам Республики немцев Поволжья и проживающим в других традиционных центрах «немецкой колонизации» в ССР (на Украине, в Белоруссии, Башкирии и т. д.). Поводом к ней послужили многочисленные письма из СССР от проживающих там немцев о голоде и с просьбами оказания помощи. В Берлине и других городах эти письма выставлялись на всеобщее обозрение как инструмент антикоммунистической пропаганды нацистов. Но реальная помощь из Германии посылками и деньгами для родственников в СССР и просто голодающим собратьям по крови стала поступать: в Республику немцев Поволжья (АССРНП), на Украину через консульства и почтовые каналы стали приходили денежные переводы в марках и продуктовые посылки[380].
Сталинское руководство объявило эти действия Германии антисоветской пропагандой и ложью, заявив через печать и на партийных форумах, что никакого голода в советских немецких колхозах нет[381]. Одновременно по линии ОГПУ были предприняты меры по выявлению всех фактов получения колхозниками «посылок» и «марок» из Германии, проведению в немецких колхозах «профилактической работы» с лицами, получившими их и собиравшимися сделать это. К этой работе оказались подключены и политотделы МТС, прежде всего заместители начальников политотделов по ОГПУ. Ее курировали не только высшие должностные лица ОГПУ, но и сельскохозяйственный отдел ЦК ВКП(б) и лично секретарь ЦК, главный куратор политотделов Л. М. Каганович.
Так, 2 августа 1933 г. он направил шифротелеграмму начальнику политотдела Аккаржанской МТС Спартаковского района Одесской области Полянскому, в которой потребовал в ответ на получаемые в немецких колхозах посылки Общества помощи Германии «Фаст и Бриллиант» организовать в них «принятие постановлений общими собраниями колхозников» о передаче получаемых денег в Международное общество помощи революционерам (МОПР) «для оказания помощи жертвам германского фашизма»[382].
Согласно директивам Кагановича, ПУРа Наркомзема СССР, руководства ОГПУ начальники политотделов и их заместители должны были оперативно информировать центральные органы обо всех фактах проявления «национал-шовинистической пропаганды» в подведомственных немецких колхозах и о настроениях там колхозников. И директивы эти, судя по изученным документам, неукоснительно выполнялись. Например, 22 ноября 1933 г. начальник политотдела Кичкасской МТС Покровского района Средне-Волжского края Киммен направил спецсообщение в вышестоящие инстанции, в котором проинформировал их об усилении эмигрантских настроений в немецких колхозах в связи с недородом, о массовом желании колхозников «выехать на Украину» в связи с тем, что Поволжье «ожидает голод, хлеба нет, а на Украине урожай хороший»[383].
Поскольку ситуация в немецких селениях СССР оставалась тяжелой и в 1934 г., то их жители, в большинстве своем колхозники, продолжали писать письма родственникам и общественным организациям в Германию, германским консулам в СССР с просьбами о помощи. ОГПУ и политотделы отслеживали эти письма, пытались контролировать все контакты между авторами писем и адресатами, всячески противодействовали им. Показательной в этом плане является информация о действиях заместителя начальника политотдела Буденовской МТС Донецкой области УССР по ОГПУ по выявлению и ликвидации в колхозах МТС группы немцев-колонистов – «агентов германского консула в Харькове». О ее деталях сообщил своему руководству заместитель начальника 5-го отделения СПО ОГПУ СССР Герасимов в спецсообщениях от 1-го и 7 марта 1934 г.
В первом из них указывалось, что в ходе оперативной работы было установлено, что 80 % хозяйств хутора Клинкина «получают помощь из Германии». Было перехвачено восемь писем немецких колонистов из этого хутора, адресованных в Берлин с просьбой об оказании помощи. Все они, как показала экспертиза, были «одного содержания и написаны одной рукой», но исходили от разных лиц «с жалобами на чрезвычайно тяжелое материальное положение и просьбами об оказании помощи»[384]. Проведя расследование, заместитель начальника политотдела Буденовской МТС по ОГПУ установил, что «подавляющее большинство» обращающихся за помощью к германскому консулу были «материально обеспечены», «заработали по 2–3 тонны зерна и от 350 до 1000 руб. деньгами», имели коров, домашнюю птицу, свиней, приусадебную землю