и рыбьими глазами.
— Если вы налоговый или полицейский инспектор, то можете убираться, — говорит она икая.
— Мне нужен Нюс, — объясняю я, сделав шаг назад, чтобы не чувствовать ее дыхания.
— Нюс? Кто это?
— Его зовут Жан-Батист Бюиссон.
— Его нет, — говорит она зевая. — Скорее бы возвращался, а то его собаки воют днем и ночью.
— А что, у него много собак?
— Два боксера. Вообще-то они спокойные, но он их запер, вот они и воют. А так они вполне сносные…
— А когда вы его видели в последний раз?
— Вчера вечером… или позавчера… не помню… он вывел собак на улицу, вернулся с ними, а потом снова уехал.
— Он не сказал, когда вернется? Мне нужно срочно увидеть его.
— Он никогда ничего не говорит.
Между тем консьержка оглядывает меня с головы до ног, улыбается мне и икая говорит:
— Мне нравятся парни вроде тебя. Может, зайдешь на минутку, выпьешь рюмочку?
Я вежливо отказываюсь и пячусь к двери.
Я остаюсь на своем посту до самого вечера, пока меня не сменяет Идуан. Он в дурном настроении, так как обещал жене пойти с ней в кино. И та обиделась на него за внезапное изменение планов на вечер. Идуан сообщает мне:
— Толстый ждет тебя в баре «Две ступени». Он хочет обсудить с тобой ситуацию.
«Две ступени» — это бар-ресторан на улице Жи-ле-Кер, где каждый вечер собираются полицейские из уголовной и летучей бригад и мы, из Национальной полиции, чтобы выпить аперитив и поделиться друг с другом ложной информацией. Сюда приходят также за сведениями мошенники, которых не разыскивает полиция, и затем они передают новости скрывающимся от правосудия приятелям, которые ждут их в бистро и барах квартала Сен-Мишель.
Я вхожу в длинный зал, на стенах которого висят портреты императора[6], старые охотничьи ружья и большие мушкетоны.
Хозяина зовут Виктор Марчетти. Это корсиканец с густой гривой черных волос. Его анисовка самая лучшая в Париже по той простой причине, что он сам ее готовит. Это очень деликатная работа, настоящая алхимия.
В начале его экспериментов у Марчетти что-то не получилось и произошел взрыв, разбудивший весь квартал и полицейскую службу безопасности. Естественно, самые влиятельные чиновники попытались замять это дело, и Марчетти продолжает угощать своих клиентов, а те угощают его, так что за вечер он выпивает в среднем до пятидесяти рюмок, но никто ни разу не видел его даже захмелевшим.
Когда однажды вечером я немного опьянел, он сказал мне:
— Если ты хочешь пить и не пьянеть, достаточно принять перед алкоголем ложку оливкового масла. Таким образом алкоголь проскальзывает вниз, не попадая в кровь.
Я так и не воспользовался его советом. Каждый раз, когда я вспоминал об оливковом масле, было уже слишком поздно.
Когда я вхожу в зал, в нем уже висит густой табачный дым от сигарет и трубок, смешанный с ароматом анисовки. Вьешен сидит в обществе Кло, своего конкурента. У обоих раскрасневшиеся лица. До меня доносится голос Кло.
— Впрочем, — говорит шеф летучей бригады, — если вы в Национальной безопасности и добиваетесь успеха, то это не в силу вашего профессионализма, а благодаря экипировке и численности личного состава!
— Численности личного состава? — переспрашивает потрясенный Вьешен.
— Вот именно. Вас ведь около тысячи, на улице Соссе.
Толстый разражается громким смехом. На его глазах даже выступают слезы, и он достает носовой платок, чтобы протереть их.
— Если я вам скажу, сколько нас, вы ни за что не поверите мне.
В этот момент он замечает меня и спрашивает:
— Все в порядке?
— В порядке.
Это все. Больше он ничего не говорит мне.
Виктор наливает мне рюмку анисовки, которую я залпом выпиваю, и я заказываю следующую. С рюмкой в руке я подхожу к Долорес, подруге Виктора, чтобы узнать, что сегодня на ужин. Ее хорошенькое личико расплывается в улыбке, и она сообщает мне меню на вечер:
— Сегодня вечером у нас потроха по-корсикански, петух в вине и отбивные из говядины.
— Я бы не отказался от потрохов по-корсикански, — говорю я.
В этот вечер я побил свой рекорд: анисовая водка, красное корсиканское вино и коньяк. В три часа утра лица Толстого и Кло стали двоиться у меня в глазах. Мне кажется, что на меня обрушивается потолок, и я закрываю глаза, чтобы не видеть этого ужаса. Извиняясь, я с трудом встаю из-за стола и направляюсь к двери.
— Может быть, заказать тебе такси? — участливо спрашивает Долорес.
Я качаю головой и пошатываясь выхожу на улицу. Я возвращаюсь на Монмартр пешком, чтобы немного проветриться.
Это довольно далеко. Кроме того, дорога все время идет в гору. Господи! Ради чего я так нажрался? И ведь помимо всего прочего на Голгофе меня ждет крест в лице Марлизы. Я представил ее в ночной рубашке, с растрепанными волосами, осыпающую меня справедливыми упреками. Сцена закончится, вероятно, угрозами и слезами. Я думаю о том, что жизнь — это удивительная чехарда: мошенники боятся меня, я боюсь Марлизу. Идя вдоль темных фасадов домов, я недовольно ворчу про себя. Если ей не нравится, пожалуйста, может собрать чемодан и уйти от меня. Я говорю это для храбрости, но я прекрасно знаю, что не могу жить без ее зеленых глаз, без ее белокурых локонов и розовых губ, без ее стройного и гибкого тела. Я останавливаюсь на безлюдной улице и громко говорю:
— Да, она красива, но она дрянь!
Опустив голову, я продолжаю свой путь до улицы Лепик. В подъезде я трусливо снимаю с себя ботинки и стараюсь бесшумно подниматься по лестнице. Дойдя до своей лестничной площадки, я с ужасом отмечаю, что по дороге выронил ботинок из рук. Перед дверью я перевожу дыхание и даю себе последние советы:
— Тихо, Роже, не шуми. Главное — не разбудить ее.
С трудом вставив ключ в замочную скважину, я поворачиваю его, открываю дверь и на цыпочках, как воришка, направляюсь в спальню. Все тихо, Марлиза спит. И в этот момент трезвонит телефон.
— Роже? Это Реймон. Извини, что разбудил тебя, но здесь один тип вывел боксеров на прогулку.
Мне с трудом удается удержать трубку в руке, но безжалостный Идуан продолжает:
— Послушай, это не Нюс, он на него абсолютно не похож. Это здоровый малый с выпирающим животом и бычьей шеей.
Я с трудом ворочаю языком:
— Это ничего не значит. Нюс мог растолстеть.
— Да нет, это не он, говорю тебе, — возражает Идуан. — Я видел фото Нюса, этот тип на него не похож. Он просто выгуливает его псов.
— Ты прав, — говорю я зевая.
— Что мне делать, Роже? Ты меня слышишь?
— Да, прекрасно. Не упускай типа из виду. Я сейчас приеду и сменю тебя.
В этот момент в коридор выходит выспавшаяся, отдохнувшая и готовая к битве Марлиза. Я рад, что обстоятельства вынуждают меня уйти.
— Ничего не поделаешь, долг, — объясняю я ей с порога.
Она называет меня негодяем, других слов я уже не слышу. Спускаясь по лестнице, я думаю о том, что к вечеру она остынет.
Мои ботинки стоят там, где я их оставил: у входной двери.
Я прошу его остановиться у ворот Сен-Мартен, оплачиваю проезд и выхожу из машины. Я иду по пустынной улице, прячась в тени домов, стараясь не попасть в поле зрения моих коллег, укрывшихся в грузовике. Я останавливаюсь в тени дома, стоящего напротив дома Нюса, и жду. Пять часов утра. Марлиза еще спит, а Толстый уже, видимо, проснулся. Я же едва не засыпаю, стоя на ногах. Проходит минут пятнадцать, когда до меня доносится звук шагов. Идуан не замечает меня и проходит мимо, я тихо окликаю его.
— Как дела? — спрашиваю я.
— Он наколол меня.
— То есть?
— От отвел собак, спустился по лестнице, вышел на улицу и направился в сторону бульвара Севастополь. Я шел за ним на расстоянии сорока метров. Дойдя до кинотеатра, мой клиент сел в машину и укатил. Борниш, это от тебя так несет алкоголем?
Я немного отстраняюсь от него и спрашиваю:
— Что дальше?
— За рулем сидел другой тип. Такси рядом не оказалось. Машина была далеко, и я не смог разглядеть номера.
Я понимаю, что испытывает сейчас Идуан. Уже не впервые мы ощущаем недостаток экипировки, транспортных средств и прочего. Когда мы читаем в прессе или слышим по радио об успехах ФБР, мы умираем от зависти к мощи и богатству этой полицейской службы США, чувствуя себя по сравнению с ними нищими и беспомощными.
Однажды вечером, в бистро, Толстый посвятил нас в свою полицейскую философию:
— По большому счету нас только трое, но мы должны обеспечить безопасность национальной территории. Если мы хотим выиграть в битве, которая разворачивается между различными полицейскими службами, мы должны научиться работать иначе, чем они. В уголовной и летучей бригадах большой численный состав, позволяющий им проводить слежку, розыски, устраивать засады, то есть вести полицейское расследование, как это делается во всем мире. У нас ничего этого нет, поэтому численность и оборудование мы должны заменить чем-то иным, чего нет у них.
— Чем же? — спросил я.
— Информаторами, Борниш. Мы должны организовать разветвленную сеть осведомителей, добровольно или по принуждению поставляющих нам необходимые сведения.
Уверяю вас, что хороший информатор стоит двадцати полицейских!
Начиная с этого вечера я увеличивал число своих личных информаторов, но до сих пор ни один из них не объявился, а у меня нет времени нанести им визит. С другой стороны, Бюиссон был еще довоенным преступником, неизвестным в воровской среде послевоенного периода.
В течение пяти дней мы с Идуаном посменно ведем наблюдение в предместье Сен-Мартен. Мы не досыпаем и живем в каком-то сомнамбулическом состоянии. Мы уверены, что нас уже давно вычислили в квартале и что мы напрасно теряем время.
10 сентября я сплю глубоким сном в своей постели, рядом с Марлизой, когда в 7 часов утра раздается телефонный звонок.
— Борниш? Это Вьешен. Я жду вас в кабинете в восемь часов. Есть новости.