— Еще бы! Профессионалка высшего класса.
— Но ты ведь можешь выпить с нами рюмочку? — спрашивает Орсетти, немного завидуя успехам приятеля.
— Хорошо, но я зайду только на пять минут.
Трое мужчин пересекают улицу Сен-Доминик и доходят до угла проезда Ландрье, в который сворачивает Бюиссон.
— Куда мы идем, Эмиль? — спрашивает удивленный Орсетти.
— На другом конце, на улице Юниверсите, один мой приятель содержит пикантное кабаре…
— Странно. В таком изысканном квартале?
— А почему бы и нет? Буржуа тоже люди: они пьют, танцуют, любят… Поскольку у Полледри мало времени, заглянем для начала туда, а затем продолжим без него…
Бюиссон спокойно ныряет в проезд; друзья следуют за ним.
Пройдя сто метров, они слышат позади автомобильный гудок, требующий освободить проезд. Орсетти поднимается на тротуар с правой стороны, Бюиссон хватает рукой Полледри и увлекает его на узкий тротуар слева. Машина уже почти поравнялась с ними.
Внезапно Бюиссон с чудовищной силой толкает Полледри вперед, и через секунду в его руке блестит кольт. Раздается выстрел. Тело Полледри тяжело оседает на тротуар. Стоя перед своей жертвой с вытянутой рукой, Бюиссон делает еще пять выстрелов. В обойме остается последняя пуля. Бюиссон не спеша наклоняется над трупом, переворачивает его на спину, нащупывает окровавленный рот, открывает его, вытягивает наружу язык Итальянца и снова стреляет.
— Мразь, — цедит Бюиссон сквозь зубы. — Больше ты не сможешь уже проворачивать дела на стороне без меня.
Он с яростью смотрит на кусок языка, прилипший к его пальцам, взмахивает рукой и стряхивает его на середину улицы. После этого он прячет оружие за пояс и садится в машину Жака Верандо, которая тотчас же отъезжает.
29
На следующий день, читая «Фигаро», Бюиссон с ужасом узнает, что Полледри с шестью пулями в теле был еще жив, когда дежурная полицейская машина перевезла его в госпиталь Бусико. Итальянцу оставалось жить еще два часа, показавшихся ему вечностью из-за неимоверных страданий. Перед смертью он открыл глаза и увидел перед собою лица двух полицейских, просивших его назвать имя убийцы. Но Полледри не мог говорить: его язык остался в проезде Ландрье.
На опознание его трупа у меня уходит не больше пяти минут. Протокол поручено вести Муссе, секретарю уголовной бригады. Он еще более тщеславен, чем я, и обожает видеть свое имя напечатанным в газетах. Я решаю воспользоваться его слабостью к дешевой популярности и звоню ему по телефону:
— Алло? Офицер полиции Муссе?
— Да.
— Это Робиш, репортер из «Вест-Франс».
— Очень приятно. Как ваши дела?
— Спасибо, прекрасно. Я звоню вам из Ренна. Я хотел бы уточнить кое-какие детали, относящиеся к сведению счетов в проезде Ландрье.
— Да, пожалуйста. Надеюсь, вы не забудете упомянуть обо мне…
— Разумеется.
— Очередной жертвой стал некий Полледри, Дезире Полледри, итальянец, бежавший с каторги, с острова Ре и разыскиваемый полицией за участие в вооруженном ограблении. Документы, обнаруженные при нем, оказались фальшивыми, выданными на имя Люсьена Сульти. Однако я моментально опознал его по отпечаткам пальцев.
Он выдерживает короткую паузу в ожидании моих поздравлений, и я не разочаровываю его:
— Браво! А кто его убил?
— Этого пока мы еще не знаем. Мой коллега инспектор Куршан только начал расследование. Очевидно, что речь идет о сведении счетов между бандитами, а значит, скорого результата ждать не приходится. Однако скажу между нами, что к этому вполне может быть причастен небезызвестный Эмиль Бюиссон. Надеюсь, вы помните об убийстве в автомобиле Мориса Ива? Я тогда долго допрашивал Шарме, и он сказал мне, что в тот день Бюиссон чуть не убил Полледри. Это все, что я могу вам сказать сегодня, но прошу ничего не писать о Бюиссоне, чтобы информацией не воспользовались наши конкуренты из Национальной безопасности.
— Хорошо, — лицемерно говорю я. — А это правда, что Бюиссоном занимается Борниш?
— Борниш! — с раздражением говорит мой собеседник. — Если он думает, что Бюиссона можно поймать на удочку, он ошибается. Бюиссон не станет размениваться по мелочам.
— Спасибо, господин инспектор!
Я вешаю трубку. По крайней мере теперь о двух вещах я знаю наверняка: об идентификации Полледри и оценке моих умственных способностей.
Мне остается только доказать коллегам из ПП, что я не такой дурак, как они думают.
Чем больше я на него смотрю, тем больше убеждаюсь в том, что он является стопроцентным двойником Пьера Дака. Тот же лысый череп, те же блестящие глаза, та же плотная комплекция. Дивизионный комиссар Поль Берлиа отвечает в Национальной безопасности за радиоэлектронную связь, а иначе говоря, за прослушивание телефонных переговоров.
В настоящий момент он читает вслух лаконичный запрос, составленный мной по приказанию Толстого:
«Ваш постоянный корреспондент просит вас подключить к абоненту Ришелье, 93… Прослушивание будет обеспечивать сотрудник моей службы. Подпись: Биже, директор судебной полиции».
Комиссар Берлиа переводит глаза на меня, потирая свой подбородок здоровой рукой.
— Это вы Борниш?
— Да, мсье. А может быть, Идуан или Пуаре…
— Гм… Пуаре?
— Он, разумеется, не гений, — говорю я, — но он вполне способен записать то, что слышит.
Берлиа демонстрирует свой скептицизм пожатием плеч, после чего поворачивается к стенным дощечкам, на которых установлены записывающие устройства.
— У него ничего не выйдет, если он будет слушать разговоры напрямую. Ваши сообщения, Борниш, будут записываться на магнитофонную ленту, я предоставлю в ваше распоряжение диктофон, чтобы вы могли спокойно прослушивать их в кабинете. Будете приходить за ними каждое утро. Вас это устраивает?
— Спасибо, господин дивизионный комиссар.
Берлиа протягивает мне ключ, благодаря которому я смогу пройти отсюда прямо в здание судебной полиции, чтобы не делать крюка по двору с кассетами в руках.
Я озираюсь по сторонам и вижу повсюду бесконечные электрические провода, измерительные приборы и прочую технику.
Инспектор в синем халате, которого я сначала принял за механика, предлагает мне сигарету и представляется:
— Дюран. Хочешь знать, как функционируют эти приборы?
— Право же…
Дюран объясняет мне, каким образом Национальная безопасность может подключиться к любой линии абонента, соединенной с центральной телефонной сетью. Благодаря простому ответвлению линии.
— Приходи завтра, — говорит он, — мы уже все подготовим.
На следующий день, надев на голову наушники, я смотрю на восковую бобину, вращающуюся под иглой диктофона, стоящего на моем столе. Идуан и особенно Пуаре, не веря своим глазам, поддерживают меня морально.
Прослушав множество бесполезной информации, поступающей по телефону в «Фаворит», я нападаю наконец на нечто стоящее.
— Матье? Привет, это Рене. Ты мне звонил?
От волнения я хватаю за руку Идуана, прильнувшего ухом к радионаушникам.
— Да. Нужно увидеться. Завтра сможешь?
— В котором часу?
— В семь тебя устроит? В баре «Терминус», у Венсеннских ворот, довольно спокойное место.
— Хорошо.
Я поворачиваюсь к Пуаре, почесывающему ногу:
— Послушай, приятель, окажи мне услугу. Вместо того чтобы чесать экзему, сбегай к своему дружку Тюйа, посиди в архиве и наведи справки о Матье Робийяре, а также о друзьях Жирье: Верандо и Жиральди. Узнай также имена осведомителей уголовной бригады.
— Понятно, Борниш.
— Встретимся завтра в семь часов вечера в «Терминусе». Возражения есть?
— Слушаюсь, шеф, — бросает с порога Идуан, уже переодевшийся в костюм соблазнителя.
За ужином я рассказываю Марлизе о планах на завтрашний вечер и надежде, которую возлагаю на это предприятие.
— Хорошо, — говорит она, — по велению долга я пойду с тобой. Это все-таки лучше, чем сидеть дома одной и слушать радио.
30
Я люблю мечтать. Это отвлекает меня от реальности и к тому же ничего не стоит. Сидя в машине Крокбуа между Марлизой и Идуаном, я мечтаю о том, что в скором времени возьму верх над Бюиссоном, над Жирье, над Кло и Куршаном.
У меня есть все преимущества перед моими коллегами из ПП. Пока они разыскивают Жирье, я арестую его, и это позволит мне наконец осуществить свою мечту и стать старшим инспектором. А если я не арестую его, а дам ему уйти и он выведет меня на Бюиссона, то у меня будет двойной успех и я смогу рассчитывать на звание комиссара.
Я продолжаю мечтать: кто знает, не направится ли Жирье после своего свидания в «Терминус» прямо к Бюиссону? Кто знает, может быть, Жирье придет в «Терминус» с Бюиссоном?
В салоне машины очень жарко. У сидящего впереди Пуаре капли пота стекают по розовым щекам. Он храпит.
Мы остановились на бульваре Суль, напротив Венсеннских ворот, что позволяет нам держать в поле зрения оба выхода из кафе «Терминус», расположенного на бульваре Даву. Сейчас шесть часов вечера; через час мы определимся.
У меня непостоянный характер и быстро сменяющееся настроение: от безудержного оптимизма до самого мрачного пессимизма.
Вот и сейчас моя безмятежная мечтательность сменяется сильной тревогой. В телефонном разговоре речь шла о Рене и Матье, но какие у меня есть доказательства, что это будут Рене Жирье и Матье Робийяр? Я бурчу себе под нос:
— Может быть, это и не они.
Идуан, любующийся своими новыми кожаными сапогами, поворачивает ко мне голову:
— Ты уже говоришь сам с собой?
Я делюсь с ним своими сомнениями, но Марлиза философски изрекает:
— Скоро сам увидишь.
Пуаре продолжает храпеть, опустив подбородок на грудь, абсолютно безучастный к состоянию моей души. На этот раз, чтобы не привлекать внимания и оставаться незамеченным, он вырядился в спецовку маляра. Он действительно превзошел самого себя, захватив даже ведро, из которого торчат две кисти. В таком виде он отправится в нужный момент в «Терминус» выпить стакан вина и, не привлекая внимания, выяснит, что там происходит, а потом сообщит нам. Что же касается меня и Марлизы, то бо