Вертя пальцами монету и не глядя на него, я добавляю:
— Матье, ты поступаешь опрометчиво. Ты упустил из вида одну вещь.
— Интересно…
— Очень важную вещь, Матье. Важную для тебя.
Он иронично улыбается:
— Не томите, инспектор.
Сейчас я должен вести себя как последняя тварь, чтобы нанести ему сокрушительный удар, чтобы согнать улыбку с его лица и заполучить свое. Я должен вести себя как мразь, оправдывая свое поведение интересами общества.
— Речь идет о твоей жене, Матье.
— О жене? — удивленно поднимает он красивые брови.
— Да. Если я упеку тебя за решетку, ты больше не увидишь ее. Она тяжело больна, я знаю, а ты получишь по крайней мере шесть лет. Она не дождется тебя…
Я смотрю в его глаза и читаю в них такую неприкрытую ненависть и презрение, что мне становится не по себе.
— Это подло.
Голос Робийяра становится хриплым. Его кулаки сжаты. Он едва сдерживается, чтобы не броситься на меня. Он не может перебороть отвращения ко мне, к полиции, но он бесконечно и преданно любит свою жену и знает, что дни ее сочтены.
Я прекрасно знаю, о чем он думает. Полицейские и бандиты на протяжении веков связаны самыми прочными узами, находясь в состоянии постоянной войны, которая никогда не закончится. Это война двух противоположных миров, у каждого из которых свои законы, своя мораль, свой риск и свои уловки.
На лице Робийяра выступили капли пота, черты искажены ненавистью. Тогда я прихожу ему на помощь:
— Она останется одна, а ты ведь знаешь, как ей необходимо твое присутствие, как тяжело ей будет одной…
— Не продолжайте.
Его тон резок. Я снова смотрю ему в глаза и вижу, что я выиграл, что он готов расстаться с пресловутой честью.
— Что вы хотите? — спрашивает он.
— Я уже сказал: Бюиссона. В обмен ты получаешь отпущение грехов, не считая денежного вознаграждения. Банк в Шампини предлагает миллион франков за поимку убийцы, а мы добавим тебе еще пятьсот тысяч за сотрудничество. Ты сможешь пригласить к жене самых лучших докторов. Подумай.
Он молча опускает глаза. Я продолжаю медовым голосом:
— Ты согласен?
— Да, черт побери! — гремит он.
— Прекрасно. Я знал, что мы поймем друг друга.
Он смотрит мне прямо в глаза и тем же резким тоном говорит:
— Оставьте ваши комментарии при себе. Что я должен делать?
— Ты пойдешь в тюрьму.
— Что?!
— Я тебе сейчас все объясню. Ты пойдешь в Санте и там подружишься с Франсисом Кайо. Ты знаешь его?
— Нет.
— Это друг Бюиссона. Ты войдешь к нему в доверие и узнаешь, как выйти на Бюиссона. Ты должен войти с ним в контакт, с Бюиссоном. После этого я тебя выпущу.
Робийяр ничего не говорит и молча покидает кабинет, опустив плечи.
Я никогда еще не был до такой степени гнусен и противен сам себе.
Все готово. Матье Робийяр в качестве заключенного проникает в Санте по обвинению в укрывательстве преступников, участвовавших в нападении на инкассаторов Патронного завода.
Получив «добро» судебного следователя и прокурора, я ввел в курс дела начальника тюрьмы. Поимка Бюиссона стоит того, чтобы нарушить закон…
Я оставил Матье в канцелярии тюрьмы. Он не ответил на мое прощание и не повернул головы.
Мне остается только надеяться, что он безупречно сыграет свою роль.
39
Во время прогулки Франсис Кайо сразу заметил новенького, идущего в хвосте шеренги. Поравнявшись с ним, Франсис бросает ему сигарету. Охранник делает вид, что ничего не заметил. Матье Робийяр быстро подбирает «Голуаз», сует се в карман пиджака и взглядом благодарит Франсиса.
В камере Матье вытряхивает из сигареты табак и достает послание. Оно лаконично: «Завтра пристройся сзади меня».
На следующий день Матье ловко пристраивается за спиной Франсиса. Тот шепчет ему:
— Что слышно о «малыше»?
Матье делает вид, будто не понимает, что речь идет о Бюиссоне.
— Я не знаю никакого «малыша».
— Это Эмиль, — выдыхает Франсис.
— Я не знаю Эмиля, — упрямится Матье.
— Ты что, не знаешь Бюиссона, черт тебя побери?
— Нет, не знаю, — отрезает Матье. — Что тебе нужно от меня?
Поведение Матье вполне понятно Франсису и вызывает его одобрение. Он настаивает.
— Жаль, — вздыхает он, — мне бы хотелось услышать о нем новости. Похоже, что его друзья Болек и Жуайе сидят под замком…
— Вот и обращайся к ним, — советует ему Матье.
Он доволен собой, тем, как естественно сыграл свою роль. Франсис смиряется: Матье не из болтливых, и потому, как он держится, ясно, что лучше его не трогать.
После заключения Матье прошло уже две недели, и время начинает казаться ему бесконечно долгим. С возрастающим беспокойством он думает о своей жене и о том, вынесет ли она этот удар. В дверях его камеры поворачивается ключ.
— В приемную, на беседу, — говорит охранник.
Шаркая ногами, Матье следует за охранником в приемную для адвокатов. Его ждут двое полицейских: один мощного сложения с кукольной головкой, другой седовласый с изборожденным морщинами лицом. Они пришли по делу в Этрета.
Матье ничего не понимает. А как же данные ему обещания? Если он сошлется на Национальную безопасность, легавые будут, вероятно, удовлетворены и оставят его в покос, закрыв дело. Но тогда всем станет известно, что он осведомитель. Если же он не сошлется на Безопасность, ему пришьют еще и это дело и переведут его в Нормандию. Чтобы выиграть время, Матье бросает:
— Я буду говорить только в присутствии своего адвоката.
— Что ты сказал? — хмурит брови полицейский-мастодонт.
— Я сказал, что буду говорить только в присутствии своего адвоката.
— Тебе что, нездоровится сегодня?
— Я вполне здоров, но говорить отказываюсь.
— По-моему, ты давно не нюхал этого, — гремит крепыш, занося свой кулак.
Робийяр делает шаг назад.
— Или ты все скажешь, гад, или я сейчас измордую тебя.
Робийяр бледнеет от оскорбления. Он с яростью опрокидывает стол, на котором полицейские установили пишущую машинку. Подняв рукою стул, он угрожает:
— Давай, жирный, давай, только попробуй, и мы посмотрим, давай…
В дверях появляется охранник. Матье продолжает вопить:
— Ты сам гад, легавый гад…
Охранник уводит Робийяра в камеру.
Когда Пуаре рассказывает мне об этой сцене, его глаза наливаются кровью. Я не могу удержаться от смеха:
— Значит, он назвал тебя легавым гадом?
— Да. Если бы я не был на службе, я бы так разукрасил твоего Матье, что его не узнала бы родная мать. Ему повезло. что его увел охранник, можешь мне поверить!
После обеда Робийяра вызывает к себе начальник тюрьмы.
— Робийяр, ты отправишься на две недели в карцер, — объявляет он.
Наказание кажется Матье чрезмерным, когда он берет под мышку свое одеяло и следует за охранником. Сокамерники провожают его сочувствующими взглядами, единодушно одобрив его мятеж.
Выйдя из карцера, Матье попадает в новую камеру, находящуюся по соседству с камерой Кайо. Оба заключенных перестукиваются по батарее центрального отопления. Это, конечно, нетелефонные разговоры, но лучше, чем ничего: между ними завязывается дружба. Они говорят обо всем, кроме Бюиссона. Матье терпеливо ждет, когда Франсис сам заговорит на эту тему, но он знает, что уже завоевал доверие своего соседа.
Прошло еще двадцать дней. Заместитель директора тюрьмы информирует меня о поведении Робийяра, который в последние дни демонстрирует агрессивность в отношении охранников, терроризирует других заключенных и угрожает голодовкой, если в ближайшее время ему не будет вынесен окончательный приговор. Единственный человек, который в силах повлиять на него, — это его сосед Франсис Кайо. Поэтому заместитель диретора и вызывает его к себе:
— Кайо, насколько мне известно, вы неплохо ладите с Робийяром?
— Да, но…
— Как вы думаете, может быть, он станет немного спокойнее, если я переведу его в вашу камеру?
— Не знаю, господин директор.
— Что ж, попробуем, Кайо.
— Хорошо, господин директор.
На следующий день Робийяра переводят в камеру Кайо.
40
Неожиданно обнаруживается новый след.
В дверь моего кабинета стучат, и на пороге появляется мой коллега Соль из первой мобильной бригады. Он просит у меня разрешение на допрос Анри Болека. Мы идем с ним в пивную напротив, и там я узнаю, что комиссар Дени, шеф Соля, уже несколько раз допрашивал Болека.
— Ты понимаешь, — объясняет мне Соль, — бретонец обожает жену и не может без нее жить. Мы позволили ей навещать его. Это очень трогательно. Мы пообещали ему, что, если он нам скажет, где скрывается Бюиссон, он сможет пригласить жену в камеру…
Комиссар Дени — профессионал высшего класса и очень опасный конкурент. Когда я сообщил о своем разговоре с Солем Толстому, тот воскликнул:
— Мы должны опередить их. Необходимо немедленно извлечь Болека из тюрьмы и устроить ему любовное свидание с женой.
Я с удивлением спрашиваю:
— Устроить свидание, патрон? Прямо в кабинете?
— Где угодно, Борниш. Это не мое дело.
Разумеется, это не его дело, и он ничем не рискует. Я размышляю. Отвезти Болека в отель опасно: он может удрать. А почему бы не отвезти его в Кламар, к нему домой? Я приму все необходимые меры. Боже! Чем мне только не приходится заниматься!
Когда на следующий день я прошу у судебного следователя разрешение на выдачу мне Болека, его глаза загораются:
— Вы просто все помешались на этом Болеке!
И вот я отправляюсь в Кламар в обществе Пуаре и Мориса Урса.
Семья Болека живет в двухэтажном особняке на аллее Матре. Миррей, высокая бретонка двадцати восьми лет, светловолосая и зеленоглазая, разражается рыданиями при виде мужа, запястье которого связано наручниками с запястьем Пуаре.