ти дяде Вильяму, вздумай он отвести от себя подозрение таким способом. Конечно, он вышел бы из этой инсценировки невредимым, а не с жуткой раной, на которую доктору Левроку утром пришлось наложить три шва.
Допустим, можно было бы сбросить со счетов виновность дяди Вильяма. Но заслуживали внимания его страх, запертая им дверь и какая-то тайна, существовавшая в доме. Из-за этой тайны Кемпион посоветовал Джойс закрыться на ключ и сам лежал без сна в своей комнате с полуотворенной дверью, прислушиваясь к ночной тишине дома.
Если дядя Вильям ни при чем, что за безумец совершил все эти преступления? В чьем больном рассудке родилась идея связать человеку руки и ноги перед тем, как снести полголовы выстрелом?
Посреди этих раздумий ему в голову пришла мысль, которой он подсознательно противился все? утро. Элис — не та женщина с заплаканными глазами и приятным лицом, которая впустила в дом полицию, а та могучая фигура в белой ситцевой ночной рубашке, которая прошлой ночью проявила свою фанатичную любовь к хозяйке таким удивительным образом. У нее хватило бы сил справиться с Эндрю. Она прекрасно ориентировалась в доме. А также, в чем он, к сожалению, был уверен, она обладала достаточным мужеством. Однако было одно препятствие — ей нельзя было приписать ни сумасшествие, ни интеллектуальную изощренность. Следуя этой версии, нужно было искать ее сообщника, вернее, подстрекателя.
Сидя в одиночестве в гостиной инспектора, он начал размышлять о миссис Каролине Фарадей.
Эта женщина, конечно, была необыкновенной личностью. В очень преклонном возрасте ей удалось полностью сохранить свой интеллект, но при этом она утратила все эмоции.
Даже с позиций чистого альтруизма можно было пожелать, чтобы маленький мирок в «Сократес Клоуз», которым единолично правила тетя Каролина, избавился от Эндрю Сили, и тому было несколько явных причин. Вспоминая некоторые выражения, характеризующие личность покойного Эндрю, Кемпион не мог избавиться от неприятного чувства, что могли существовать и менее явные причины. По какой-то, еще не ясной, причине была убита и Джулия. Правда, и она была малоприятной женщиной. Ей были свойственны мелочность, раздражительность, догматизм; все те качества, которые в таком маленьком и замкнутом человеческом сообществе могут считаться разрушительными и даже преступными.
Когда человек стоит на пороге смерти, чужие жизни утрачивают для него свою ценность. Вчера миссис Фарадей сама в этом призналась. А что, если она затеяла все это, используя сильную, мужественную и слепо доверяющую ей Элис в качестве орудия?
Кемпион встал и швырнул окурок в огонь. Теперь не до отвлеченных размышлений, подумал он. В гадании мало проку. Он с некоторым облегчением повернулся на звук шагов инспектора, который вошел в дверь.
— Привет, Кемпион. — От хмурого вида, присущего Оатсу, сразу же не осталось и следа. Он аккуратно свернул плащ и положил его на стол, накрыв сверху шляпой. — Слушание первого дела отложено до вторника, — сказал он. — Этот старикан Вильям Фарадей участвовал в опознании. Я заметил, что у него повреждена рука. Что-нибудь случилось?
— И да, и нет, — сказал Кемпион. — Сядьте в какое-нибудь кресло, благо они все сейчас в вашем распоряжении. Только не на это — оно непрочное, сплошная фикция. Попробуйте лучше вон то, с медными подлокотниками.
Инспектор сел и закурил трубку.
— Я не намерен задерживаться здесь надолго, если у вас нет чего-нибудь важного для меня, — сказал он. — Хочу сходить на реку и еще раз как следует все осмотреть. Вчера я успел произвести только беглый осмотр. Мне совершенно ясно, что для того, чтобы закрыть это дело, мы должны найти оружие. Первое слушание по делу женщины назначено на понедельник. Не понимаю, почему коронер не может рассмотреть два дела в один день. Мне кажется, слушание второго дела может быть перенесено на более поздний срок, чем среда, только в том случае, если мы подготовим предложение по возбуждению судебного дела и обвинительное заключение. Газеты, насколько мне известно, пока ведут себя довольно спокойно. Мне кажется, они чувствуют, что дело дохлое.
— Я уже поделился со знакомым журналистом из «Кометы» своим мнением о том, что это дело вряд ли закончится чем-то конкретным, — сообщил Кемпион.
Станислаус посмотрел на него внимательно.
— Вы что-то нашли!
— А как насчет справедливых условий игры? — спросил Кемпион. — Вы прекрасно знаете, какое место я занимаю в этом деле. Я не собираюсь играть роль сообразительного любителя, помогающего важному полицейскому. Меня затребовали сюда в связи с убийством. Если бы не Джойс и Маркус, и, возможно, дядя Вильям, я, скорее всего, уехал бы домой.
Станислаус отложил трубку в сторону.
— Ну, ладно, выкладывайте, что там у вас, — сказал он.
Кемпион сунул руку в карман и извлек оттуда небольшой бумажный пакет. Из него он достал носовой платок, который положил на стол. Станислаус встал, подошел к нему и, наклонившись, наблюдал, как Кемпион разворачивает белый батистовый платок, внутри которого оказался маленький деревянный цилиндрик.
— Я уже открывал эту коробочку, — сказал Кемпион, — но с помощью носового платка. Отпечатки пальцев должны сохраниться, хотя я боюсь, даже в этом доисторическом доме знают, как пользоваться перчатками. Если вы хотите узнать, что там лежит, и не хотите к ней прикасаться, — продолжил он, — то у нее есть дубликат. Я зашел к фармацевту, имя которого написано на ярлыке, и купил у дежурного аптекаря упаковку средства «Тиро» под тем предлогом, что хочу снизить свой вес. Аптекарь, должно быть, решил, что я свихнулся. Не желая отнимать у него время, я не стал расспрашивать его о других людях, покупавших это средство до меня, но узнал, что, по его мнению, этот препарат в основном состоит из слабительного в сочетании с большим количеством крахмала, который придает пилюлям объем.
Сказав это, Кемпион достал из кармана второй, точно такой же цилиндрик.
Инспектор открыл его и вытащил сложенную гармошкой бумажку с пилюлями.
— Где вы это обнаружили? — поинтересовался он, показав на коробочку, которая была завернута в носовой платок.
Кемпион с подобающей скромностью рассказал ему о своем ночном приключении. Инспектор нахмурился, узнав, что в открытии принимала участие Джойс, но был искренне удивлен и обрадован, услышав о тайнике.
— На шаре не осталось отпечатков пальцев? — спросил он. — Я уверен, что не осталось. Эта кровать отполирована как новенький автомобиль. Все отпечатки пальцев, которые мы там получили, были вчерашними. Как вы догадались об этом тайнике? Вам подсказала девушка?
Кемпион покачал головой.
— Нет, вы ошибаетесь. Я его сам нашел. Это, по моему мнению, было единственное место, которое вы обошли вниманием.
Станислаус посмотрел на него с некоторым удивлением.
— Вы часто прячете свои вещи в кроватные шары? — спросил он.
— Я этого не делал с детских лет, — с достоинством ответил Кемпион. — На моей детской кроватке были такие же латунные шары. Я до сих пор помню их вкус.
Инспектор хмыкнул.
— А на моей кроватке не было шаров, — сказал он. — Так что у вас все преимущества. Ну, что ж, это нам может пригодиться. Мне сразу пришло в голову, что кто-то мог сыграть шутку с какой-нибудь ерундой, которую принимала эта женщина. Говорят, после сорока лет все женщины глотают какие-нибудь пилюли. Вот почему фармацевты так рьяно рекламируют свой товар. Вы будете поражены, узнав, чего мне только не предлагают в надежде, что я получаю удовольствие от употребления таблеток, растираний и тому подобного. Что ж, это может нам пригодиться, — повторил он, заметно повеселев. — Я думаю, мне все-таки стоит взглянуть на вашу коробочку. Конечно, на ней полно отпечатков пальцев ее хозяйки.
Осторожно держа цилиндрик, завернутый в один носовой платок, он отвинтил крышку, взяв в руку другой платок, и заглянул в коробочку.
— Около половины пилюль не хватает, — объявил он. — И она не разорвала бумажную упаковку. Нам повезло. Если какую-то пилюлю заменили морфином или кониумом, на упаковке могли остаться следы. Мы одно время не ладили с химиками из министерства внутренних дел, но теперь с ними, я думаю, можно иметь дело. Я возьму коробочку, если не возражаете.
Он сложил платок, в котором лежал полупустой цилиндрик, и аккуратно убрал его в бумажный пакет.
— Еще что-нибудь? — спросил он, поднимая голову.
Ничего не говоря, Кемпион вернулся в свое кресло, где и уселся, дружелюбно поглядывая на инспектора сквозь очки.
— Обмен должен быть честным, — проговорил он. — Какого калибра была пуля?
— Сорок пятого, — скупо обронил Станислаус.
— И что это вам даст? В стране огромное количество незарегистрированных армейских револьверов. Когда мы найдем оружие убийства, мы сможем сопоставить какие-нибудь мелкие неровности в стволе с вмятинами на поверхности пули — но надежды на это почти никакой! Как только я услышал об этом пресловутом совпадении в четверг, я уже знал, что это не сулит мне ничего хорошего. Если я смогу добиться обвинительного заключения по этому делу, — с горечью добавил он, — я съем свою шляпу — ту старую коричневую шляпу, которая была на мне, когда я арестовал Саммерса.
Кемпион ничего не сказал в ответ, и инспектор вернулся к делу.
— А что случилось с рукой старого Фарадея? — спросил он. — Как это произошло? Не знаю, что вам об этом известно, мой друг, но за этим малым числятся двадцать пять минут времени, за которые он не может отчитаться, причем эти двадцать пять минут приходятся на самое важное время. Показания насчет точного времени воскресного ланча не сходятся.
Кемпион откинулся на спинку кресла и рассказал все, что знал о Вильяме, а также изложил свои соображения по этому поводу. Он обрисовал положение Вильяма спокойно, ничего не преувеличивая и не приуменьшая. Когда он закончил, инспектор внимательно посмотрел на него.
— Неплохо, — сказал инспектор. — Совсем неплохо. Однако, этого недостаточно, чтобы отправить его на суд присяжных.