— Может, она не в себе? — тихонько спросила я старика.
— Кто знает… — ответил старик. — Но, кажется, она требует, чтобы костер погасили.
— Но зачем??
— Наверное, не может смириться с тем, что больше не будет никаких выдуманных историй.
— То есть… она тоже…
— Не способна избавляться от воспоминаний. Бедняжка.
Чем дальше она кричала, тем больше ее крики походили на бессвязный вой. Но, конечно, никто из толпы даже не попытался гасить такой огромный кострище. Все вокруг стояли как вкопанные и просто косились на нее, кто с состраданием, а кто и с презрением.
— Ее же сейчас заберут… — забеспокоилась я. — Она должна бежать. Надо помочь ей!
Я дернулась к скамейке, но старик поймал меня за руку.
— Слишком поздно, принцесса!
Он был прав. Трое в шинелях Тайной полиции, явившись из-за деревьев, уже стянули женщину вниз и собралась увести. Она пыталась сопротивляться и цеплялась за скамейку, но все было бесполезно. Странный предмет с ее головы валялся в грязи под ногами.
— Память эпоса не стереть никому!!
Это было последним, что она прокричала, прежде чем ее утащили. И единственным, что я расслышала слово в слово.
Горестно повздыхав — чем можно помочь сумасшедшей? — толпа развернулась обратно к костру. А мой взгляд упал на то, что осталось от нее на земле. Вещица эта перепачкалась, измялась и смотрелась куда печальнее, чем у той женщины на голове. А ее последние слова: «Память эпоса не стереть никому!!» — все звенели в моих ушах, раскат за раскатом, и никак не желали утихнуть.
— Шляпа!! — вдруг осенило меня. — Ну конечно! Бывший шляпник, живущий напротив, — он-то и мастерил такие штуки! Они исчезли несколько лет назад. А ведь когда-то мы носили нечто подобное, верно?
Я посмотрела на старика, но тот лишь озадаченно покрутил головой.
Тут из толпы кто-то вышел, поднял шляпу с земли, отряхнул от грязи и без единого слова бросил ее в огонь. Шляпа прокрутилась в воздухе несколько раз и упала туда, куда никто уже не дотянется.
— Ну что, принцесса? Приступим? — спросил старик.
— Ага… — ответила я, с трудом отводя глаза от горящей шляпы.
Оставив тележку у фонтанчика для питья, мы двинулись к костру с охапками книг в руках. Но чем ближе подходили, тем нестерпимее делался жар и тем яростнее атаковали искры наши лица и свитера. До края костра добраться не получалось, как ни старайся.
— Ты бы побереглась! — сказал старик. — Лучше отойди назад, я все сделаю сам!
— Нет. Со мной все нормально. Но ближе уже не подойти. Будем бросать отсюда!
Я стиснула в пальцах книгу — зеленую, с фруктами на обложке — и швырнула ее в огонь. Я старалась изо всех сил, но та не долетела до пламени и шлепнулась у края костра. Вторая книга, брошенная стариком, приземлилась немногим дальше. Люди в толпе иногда поглядывали на нас, но не говорили ни слова, а выражения их лиц не менялись.
И мы начали выбрасывать книги одну за другой. Не разглядывая обложек, не перелистывая страниц. Упорно, почти механически повторяя одно и то же действие для выполнения нужной работы.
Но каждый раз, когда очередной томик покидал мои пальцы, меня охватывало легкое чувство неувязки, разлада с самой собой. Как будто с каждой сожженной книгой пустота моей памяти делалась только глубже.
— Вот уж не знала, что книги так хорошо горят, — сказала я.
— Это потому, что сами они маленькие, а бумаги в них влезает вон сколько! — отозвался старик, зашвыривая в пламя очередную.
— И все-таки для того, чтобы исчезли все написанные в них слова, нужно очень много времени, правда?
— Не волнуйся. Уже завтра все закончится, вот увидишь!
Он достал из кармана полотенце, вытер пот и сажу с лица.
Поджарив где-то с половину книг, мы вышли из парка и вновь потащились с тележкой по улицам. Работа лицом к лицу с таким жутким пламенем измотала нас до предела, и для ее завершения мы решили поискать костерки поменьше.
Город утопал в молчании. Хотя по воздуху и расплывалась та особая шероховатость, что приходит после исчезновений, люди оставались спокойными. Не считая фургонов Тайной полиции, машин на дорогах было почти не видно, и даже в большой толпе люди не говорили друг с другом. Вокруг раздавался лишь треск сжигаемых книг.
Мы побрели по улицам куда глаза глядят, без особой цели. Наша поклажа полегчала, и тащить тележку стало удобней. С трамвайной улицы мы свернули на север, срезали угол через парковку перед мэрией и оказались в жилом районе. Работы по исчезновению здесь выполнялись исправно, и на всех пустырях горели костры. Только не громадные, как в центральном парке, а как раз такие, над которыми можно погреть замерзшие руки.
— Не возражаете, если мы присоединимся? — спрашивал старик возле очередного костерка, и мы тормозили тележку, чтобы спалить еще одну стопку книг.
— Да вы не стесняйтесь! Сжигайте хоть все! — приветливо говорили ему иногда.
— Нет-нет, что вы! — неизменно отказывался он. — Если бросить в огонь все сразу, он может перекинуться на ваши дома! Немного здесь, немного еще где-нибудь… Костерков на всех хватит!
Мы останавливались, бросали книги в костер, снова тащили тележку, находили новый костер и опять останавливались. Ночь становилась все глубже. И хотя я привыкла думать, что бумажных историй на острове раз-два и обчелся, серый дым поднимался в небо по всей округе и никак не хотел исчезать.
Мы прошли мимо дома культуры, миновали бензоколонку, консервный завод, общежитие, дошагали до Т-образного перекрестка, и перед нами наконец распахнулось море. Мы двинулись по дороге вдоль берега. На песчаных пляжах народу было тоже немало. Море терялось во тьме, тьма растекалась до горизонта и смешивалась с небом. А в нашей тележке оставалось всего несколько книг.
Из темноты поднялись очертания холма. На полпути к вершине бушевал какой-то пожар — куда яростнее, чем любые костры в округе.
— Библиотека? — выдохнула я.
— Боюсь, ты права… — отозвался старик, прикрывая глаза рукой, точно козырьком, и щурясь от яркого пламени.
Дорога на холм была узкая и крутая. Мы решили оставить тележку внизу и двигаться дальше с последними книгами в руках. Ночью подниматься по склону в кромешной тьме было бы смерти подобно. Однако сейчас пылающая над нами библиотека ярко освещала округу. Мы прошли мимо розового сада, в котором не осталось никаких роз. Только искры, мерцая, плясали над голыми шипастыми ветками, как светящиеся лепестки.
Библиотеку пламя сжирало сразу всю целиком. Никогда в жизни я еще не видела, чтобы какое-либо строение горело так прекрасно и совершенно. Эти сияние и жар, поглощающие все и вся, заставили меня забыть свои страхи и тревоги. Слова, которыми так настойчиво пытался убедить меня R, как и последний крик той женщины в шляпе, наконец-то уплывали от меня в непроглядную черную даль.
Поглазеть на это зрелище хотя бы издалека пришло довольно много людей, и порывами ветра до нас доносило их голоса:
— Зачем же было сжигать все здание? Это уж слишком…
— Но там ведь не было ничего, кроме книг. Куда проще спалить все сразу и не мучиться!
— И что же с этим местом сделают дальше?
— Наверное, превратят в пустырь, как и розовый сад. Или Тайная полиция отгрохает себе новую штаб-квартиру. Давно собираются, как я слышал…
Мы поднялись еще выше, до птичьей обсерватории. Здесь уже не было никаких зевак, не звучало ничьих голосов. Последний раз я заглядывала сюда во время прогулки и при свете дня не заметила в обсерватории каких-то больших изменений. Но теперь, под покровом ночи, я увидела, что это здание — сплошные руины. Оконные стекла выбиты, повсюду паутина, вся мебель вверх тормашками. На полу, куда ни шагни, какой-то вышедший из употребления мусор: кофейные кружки, карандашницы, истлевшие пледы вперемежку с обрывками документов… Стараясь не оступиться, мы пересекли смотровую рубку. Я подошла к окну, из которого мы с отцом наблюдали за птицами. И сгрузила книги на пол рядом с собой.
— Осторожней там… Осколки еще выпадают! — предупредил старик за моей спиной. Я кивнула и облокотилась о подоконник.
Внизу и наискосок, сразу же за кустами, горела библиотека. Так близко, что казалось, протяни руку — дотронешься; но так нереально, будто на экране в кино. В темноте не двигалось ничего, кроме пламени. Море, деревья, мы сами — все затаило дыхание и замерло в оцепенении, словно боясь нарушить этот великолепный пейзаж.
— Давным-давно кое-кто сказал: «Те, кто сжигает книги, в итоге будут сжигать людей»[14]… — пробормотала я.
Старик озадаченно потер подбородок.
— И кто же такое сказал?
— Да не помню уже. Какой-то большой человек… Думаете, так и будет? — спросила я.
— Ну… не знаю. Сложный вопрос! — Старик уставился в потолок, похлопал глазами и вновь почесал подбородок. — Кто бы там что ни говорил, это просто исчезновения. Они ведь не жгут без разбору все, что вообще написано! Да и что поделаешь? Сопротивляться исчезновениям бесполезно. Твой «большой человек» должен был это знать не хуже нашего, так что наверняка простил бы. Все-таки сжигать людей — это слишком страшно. И причин, чтобы такое устраивать, вроде бы нет…
— Даже если однажды исчезнут и люди? — не выдержала я.
Старик втянул в себя воздух, задержал дыхание и заморгал еще быстрей.
— Ох и мудреные у тебя вопросы, принцесса! Н-ну… Тогда… Как бы это сказать… А, вот! Нас, людей, исчезновения не касаются. Мы и без них когда-нибудь помрем. Все до одного. Так что доверься судьбе и не думай лишнего!
Явно радуясь наконец-то найденному ответу, старик защелкнул шпингалет на разбитом окне.
Библиотека продолжала гореть. Я подняла с пола одну из книг и бросила из окна. Распахнув на ветру страницы, та протанцевала в воздухе над кустами и сгинула в языках пламени.
Дальше была очередь старика. Он выбрал томик потоньше и полегче, так что его полет в пекло оказался куда элегантнее моего.