Она уселась рядом с ним, положила висевшую через плечо сумку на колени и предупредила:
– Как договорились, будем вести себя спокойно.
XV
Квартира находилась на четвертом этаже, на дверной дощечке действительно значилось: Хелена Ханссон.
Колльберг поднял было кулак, чтобы постучать, но Оса Турелль отвела его руку и позвонила. Тишина. Через полминуты она позвонила снова.
На этот раз дверь открылась, из нее выглянула молодая светловолосая женщина и вопросительно взглянула на них голубыми глазами. На ней были изящные туфли и широкий утренний халат. Она явно только что приняла душ или вымыла волосы, поскольку голова ее была укутана махровым полотенцем, словно тюрбаном.
– Полиция, – сказал Колльберг и вынул свое удостоверение. Оса Турелль сделала то же самое, но молча.
– Вы Хелена Ханссон?
– Да, конечно.
– Мы бы хотели поговорить с вами о том, что случилось в Мальмё на прошлой неделе.
– Я уже рассказала то немногое, что я знаю, тамошней полиции. В тот же вечер.
– Та беседа была недостаточно исчерпывающей, – сказал Колльберг. – Вы, естественно, были потрясены, а свидетельские показания, которые даются в таких ситуациях, всегда бывают слишком общими. Поэтому мы обычно допрашиваем свидетелей еще раз, когда они успеют собраться с мыслями, через несколько дней. Разрешите войти? Мы не отнимем у вас много времени, – добавил Колльберг. – Это чистая проформа.
– Хорошо, – поколебавшись, сказала Хелена Ханссон. – Правда, я спешу, но… – и замолчала, а они не мешали ей придумывать окончание фразы. – Будьте добры, подождите здесь минуточку, пока я наброшу на себя что-нибудь. Я только что вымыла волосы, – прибавила она и, не вдаваясь в дальнейшие объяснения, захлопнула дверь перед самым их носом.
Колльберг предупреждающе приложил палец к губам. Оса тут же встала на колени и осторожно и беззвучно приподняла крышку, закрывающую прорезь для писем и газет. Стало кое-что слышно. Сначала жужжание телефонного диска: Хелена Ханссон набирала номер, пытаясь кому-то позвонить. Ей, очевидно, ответили, она очень тихим голосом попросила соединить ее с кем-то, ее соединили. Она молчала, очевидно, шли гудки. Наконец сказала: «Значит, нет. Извините». И положила трубку.
– Она пыталась позвонить кому-то, но не застала, – прошептала Оса. – По-видимому, через коммутатор.
Колльберг одними губами произнес имя:
– Бруберг.
– Она не сказала «Бруберг», я бы услышала.
Колльберг снова сделал предупреждающий знак и молча показал на прорезь в двери. Оса Турелль прижалась к ней правым ухом, минуты через две выпрямилась и прошептала:
– Она что-то делает и явно торопится. По-моему, упаковала чемодан, мне кажется, я слышала, как она застегнула его. А потом потащила что-то по полу, открыла и закрыла дверь. Теперь одевается.
Когда Хелена Ханссон снова открыла дверь, то была в платье и удивительно тщательно причесана. И Колльберг и Оса Турелль догадались, что она надела парик на влажные волосы. Они в тот момент уже стояли с невинным видом далеко от двери на площадке. Оса Турелль зажгла сигарету и курила с равнодушным и отсутствующим лицом.
– Пожалуйста, входите, – сказала Хелена Ханссон.
Голос у нее был приятный и выговор удивительно правильный.
Они вошли и огляделись.
Квартира состояла из передней, комнаты и кухни. Просторная и чистая, она была обставлена как-то безлично. Почти все вещи были новые, и множество деталей говорило о том, что живущая здесь не испытывает нужды в деньгах. Всюду прибрано, все в порядке.
Бросив взгляд на большую широкую кровать, покрытую толстым одеялом, Колльберг различил ясный четырехугольный отпечаток – наверняка на одеяле только что лежал чемодан.
В комнате стояли диван и удобные кресла. Хелена Ханссон сделала неопределенный жест и пригласила:
– Садитесь, пожалуйста. Хотите, может быть, выпить?
– Нет, спасибо, – ответил Колльберг. Оса Турелль отрицательно покачала головой.
Хелена Ханссон взяла сигарету из металлического стакана на столе, закурила, спокойно сказала:
– Чем могу служить?
– Вы уже знаете, в чем дело, – сказал Колльберг.
– Да, эта ужасная история в Мальмё. Но, кроме этого, я больше ничего и сказать не могу. Ужасная история.
– Где вы сидели за столом?
– Ближе к краю, рядом со мной сидел датский коммерсант. Его, кажется, звали Енсен.
– Директор Хофф Енсен, – сказал Колльберг.
– Да, кажется, так.
– А директор Пальмгрен?
– Он сидел по другую сторону стола. Наискось от меня. Прямо против меня находилась жена датчанина.
– Значит, вы сидели лицом к человеку, который стрелял в директора Пальмгрена?
– Да. Но все произошло очень быстро. Я даже не успела сообразить, в чем дело. По-моему, и остальные пришли в себя только позже.
– Но вы видели убийцу?
– Видела, но я не думала, что он окажется убийцей.
– Как он выглядел?
– Об этом я уже рассказывала. Вы хотите, чтобы я это повторила?
– Будьте так любезны.
– У меня только очень общее впечатление от его внешности. Ведь все произошло очень быстро, и к тому же я не особенно обращала внимание на окружающих. Сидела, думая о своем.
Она говорила спокойно и казалась совершенно откровенной.
– А почему вы не обращали внимания на окружающих?
– Директор Пальмгрен произносил тост. То, о чем он говорил, меня не касалось, и я фактически слушала вполуха. Я толком не понимала, о чем он говорит, курила и думала о другом.
– Вернемся к человеку, который стрелял. Вы его когда-нибудь прежде видели?
– Нет. Это был совершенно незнакомый мне человек.
– Узнаете ли вы его, если снова увидите?
– Может быть. Но я в этом далеко не уверена.
– Каким он вам показался?
– Лет тридцати пяти или скорее сорока. У него узкое лицо и редкие темные волосы. Роста он, по-моему, среднего.
– Можете ли вы еще что-либо сказать о нем?
– Нет, у него очень обычная внешность.
– К какому общественному классу вы бы его отнесли?
– Общественному классу?
– Да. Похож ли он на состоятельного человека?
– Пожалуй, нет. Скорее на конторского служащего или простого рабочего. У него вид нуждающегося человека. – Пожав плечами, она продолжала: – Но вам не следует особенно полагаться на то, что я говорю. Дело в том, что я только бегло на него взглянула. Позже я пыталась собрать свои впечатления воедино, но я в них совершенно не уверена. Многое из того, что я видела, может оказаться чистейшим, если не воображением, то…
– Попыткой воссоздать события постфактум? – подсказал Колльберг.
– Вот именно. Постфактум. Увидишь что-то или кого-то очень бегло, а потом, когда пытаешься вспомнить подробности, часто ошибаешься.
– Видели ли вы его оружие?
– Какую-то секунду. Это был пистолет с довольно длинным дулом.
– Вы разбираетесь в оружии?
– Нет, совсем не разбираюсь.
Колльберг перевел разговор на другую тему.
– Знали ли вы директора Пальмгрена раньше?
– Нет.
– А остальных присутствовавших? Были ли вы с ними знакомы?
– Только с директором Брубергом. Остальных я никогда раньше не встречала.
– Но Бруберга вы знали?
– Да, он иногда пользовался моими услугами.
– В качестве кого вы находились в Мальмё?
Она посмотрела на него удивленно:
– Конечно, в качестве секретаря. Правда, у директора Бруберга есть постоянный секретарь, но она не ездит с ним в поездки.
Она говорила свободно и уверенно. Все казалось хорошо отрепетированным.
– Стенографировали ли вы или вели протокол в этой поездке?
– Да, конечно. Днем же было совещание. И я записывала, о чем шла речь.
– А о чем шла речь?
– О различных делах. Честно говоря, я не очень в этом разбираюсь, просто записывала.
– Есть ли у вас стенограмма?
– Нет, я расшифровала все, когда вернулась домой в четверг, и передала протокол директору Брубергу. Стенограмму я выбросила.
– Вот как, – сказал Колльберг. – Сколько вы получили за работу?
– Гонорар в двести крон плюс, конечно, за проезд и гостиницу.
– Так. А это трудная работа?
– Не очень.
Колльберг обменялся взглядами с Осой Турелль, которая пока что не произнесла ни слова.
– Мне все ясно, – сказал он. – Только еще один вопрос. Когда вас допрашивали в полиции в Мальмё сразу же после убийства, вы назвали свой адрес на Вестеросгатан?
– Неужели?
– Вы ошиблись?
– Раньше я действительно жила на Вестеросгатан. В этой всеобщей суматохе я просто оговорилась.
– Гм, – пробормотал Колльберг. – Это может случиться с каждым. – Он поднялся. – Спасибо за помощь. Мне все ясно. Прощайте.
Он направился к двери и вышел из квартиры.
Хелена Ханссон вопросительно взглянула на Осу Турелль, которая по-прежнему молча и неподвижно сидела в кресле.
– Еще что-нибудь?
Оса посмотрела на нее долгим взглядом.
Они сидели друг против друга. Две женщины примерно одного возраста, но на этом сходство и кончалось.
Оса Турелль не нарушала молчания долго, затем смяла свою сигарету в пепельнице и медленно проговорила:
– Ты такая же секретарша, как я царица Савская.
– Как вы смеете так говорить! – возмутилась Хелена Ханссон.
– Мой коллега, который только что вышел, служит в отделе, занимающемся убийствами. А я работаю в полиции нравов.
– О, – проговорила Хелена. Ее плечи поднялись.
– У нас есть на тебя досье, – спокойно и безжалостно продолжала Оса. – Оно заведено десять лет тому назад. Тебя забирали уже пятнадцать раз. Это многовато.
– На этот раз ты меня не засадишь, шпионка проклятая, – пробормотала Хелена Ханссон.
– Какая халатность – не иметь дома пишущей машинки. Или хотя бы блокнота для стенографирования. Если только все это не находится вон в том портфеле.
– Посмей только рыться в моих вещах без разрешения, мерзавка. Я свои права знаю.
– А я и не собираюсь здесь ничего трогать без разрешения, – сказала Оса Турелль.