Вполне возможно, это не так важно.
Но как говорил Харри: «Может, это неважно и к делу не относится, но все что-нибудь да значит. И мы начинаем искать там, где светло, там, где мы что-нибудь видим».
Беата достала мобильный телефон и сфотографировала окно трамвая. Внезапно ей пришла в голову мысль.
— Катрина, иди сюда.
Катрина услышала ее и оставила Бьёрна раздавать указания в одиночку.
— Как все прошло ночью?
— Нормально, — ответила Катрина. — Я утром сдала жвачку на анализ ДНК, дав номер закрытого дела о насилии. У них в приоритете убийства полицейских, но они пообещали поработать над жвачкой как можно скорее.
Беата задумчиво кивала, а потом провела рукой по лицу:
— Скорее — это насколько быстро? Мы не можем помалкивать только ради того, чтобы нам достались честь и хвала, и тем самым позволить вещи, предположительно содержащей ДНК убийцы, находиться в конце очереди.
Катрина, прищурившись, посмотрела на Бьёрна, который жестами объяснял что-то полицейским.
— Я знаю там одну женщину, — соврала она. — Позвоню ей и попрошу ускорить анализ.
Беата посмотрела на нее. Помедлила. Кивнула.
— А может, тебе просто захотелось, чтобы этот человек оказался Валентином Йертсеном? — спросил Столе Эуне. Он стоял у окна своего кабинета и смотрел на оживленную улицу, на людей, снующих взад и вперед. На людей, которые могли оказаться Валентином. — Зрительные галлюцинации часто случаются при недостатке сна. Сколько часов из последних сорока восьми ты спала?
— Сейчас сосчитаю, — произнесла Беата Лённ таким тоном, что Столе понял: ей необязательно это делать. — Я звоню тебе, потому что он кое-что нарисовал на трамвайном стекле. Ты получил мою эмэмэску?
— Да, — ответил Эуне.
Он только начал сеанс терапии, и вдруг на телефоне, лежащем в выдвинутом ящике письменного стола, высветилось сообщение от Беаты:
ПОСМОТРИ MMС. СРОЧНО. ПОЗВОНЮ.
И он испытал почти извращенное удовольствие, когда, взглянув в озадаченное лицо Пола Ставнеса, сказал, что на этот звонок он обязан ответить, причем подтекст прозвучал весьма явственно: «Это намного важнее, чем твое нытье».
— Ты рассказывал мне однажды, что вы, психологи, можете проанализировать рисунки социопатов и сделать выводы о работе их подсознания.
— Ну, в Университете Гранады в Испании разработана методика, которая позволяет делать выводы о психопатологических расстройствах личности. Но при таких исследованиях людям дают указание, что рисовать. А это больше похоже на письмо, чем на рисунки, — сказал Столе.
— Правда?
— Во всяком случае, я вижу буквы «i» и «о». Но это ведь так же интересно, как и рисунки.
— Чем же?
— Рано утром в трамвае ты все еще в полусне, и то, что ты пишешь, тебе диктует подсознание. А у подсознания есть одна специфическая черта: оно любит коды и ребусы. Иногда они непостижимы, в других случаях на удивление просты, да просто-напросто банальны. У меня была пациентка, которая жутко боялась, что ее изнасилуют. Ей постоянно снился один и тот же сон: будто она просыпается оттого, что дуло башенного орудия какого-то танка разбивает окно в ее спальне, двигается внутрь помещения и останавливается только у ее кровати. А из дула свисает кусок бумаги, на котором написано «П» и «9». Наверное, может показаться странным, что она сама не поняла плевый код,[43] но мозг часто камуфлирует свои мысли. Ради удобства, из чувства стыда, страха…
— И что означает тот факт, что он рисует «i» и «о»?
— Возможно, это означает, что ему скучно в трамвае. Не надо меня переоценивать, Беата. Я поступил на психологический факультет в то время, когда это была наука для тех, у кого не хватает мозгов, чтобы стать врачом или инженером. Давай я подумаю об этом и перезвоню тебе, а то у меня сейчас пациент.
— Хорошо.
Эуне отключился и снова посмотрел на улицу за окном. На другой ее стороне, метрах в ста по направлению к улице Бугстадвейен, находился тату-салон. 11-й трамвай шел по Бугстадвейен, а у Валентина была татуировка. Татуировка, благодаря которой его можно идентифицировать. Если только он не воспользовался услугами профессионалов для ее удаления. Или не изменил ее в тату-салоне. Рисунок татуировки можно изменить до неузнаваемости, добавив всего пару штрихов. Например, если пририсовать полукруг к вертикальной черте, то получится латинская буква «D». А если перечеркнуть кружок, то получится норвежская буква «Ш». Эуне подышал на стекло.
Позади него раздалось раздраженное покашливание.
Он нарисовал на запотевшем стекле вертикальную линию и кружок, как в полученном им изображении.
— Я отказываюсь платить за целый час, если…
— Знаете что, Пол? — произнес Эуне, преувеличенно четко артикулируя, и добавил к своему рисунку полукруг и поперечную черту. Прочитал: «DШ».[44] Он стер надпись со стекла. — За этот час вам не надо платить.
Глава 22
Рико Хэррем знал, что умрет. Он всегда это знал. В новинку было то, что он знал, что умрет в течение следующих тридцати шести часов.
— Anthrax,[45] — повторил врач без обычного для тайцев проглатывания буквы «р» с американским акцентом. Наверное, косоглазый учился медицине в Штатах. Получил необходимую квалификацию для работы в этой частной клинике, пациентами которой наверняка были только иностранцы-экспаты и туристы. — I’m so sorry.[46]
Рико дышал кислородом из маски, но даже это было непросто. Тридцать шесть часов. Врач так и сказал: тридцать шесть часов. Поинтересовался, хочет ли Рико, чтобы они связались с кем-нибудь из его близких. Возможно, они успеют прилететь, если сядут на первый же самолет. Хочет ли он видеть христианского священника? Он, случайно, не католик?
По вопросительному выражению лица Рико врач понял, что пациент нуждается в дополнительных объяснениях.
— Anthrax is a bacteria. It’s in your lungs. You probably inhaled it some days ago.[47]
Рико все еще не понимал.
— If you had digested it or got it on your skin, we might have been able to save you. But in the lungs…[48]
Бактерия? Он что, умрет из-за бактерии? Которую вдохнул в себя? Где же?
Врач эхом повторил его вопрос:
— Any idea where? The police will want to know to prevent other people from catching the bacteria.[49]
Рико Хэррем закрыл глаза.
— Please, try to think back, mister Herrem. You might be able to save others.[50]
Других. Но не себя. Тридцать шесть часов.
— Mister Herrem?
Рико хотел кивнуть, чтобы дать врачу понять, что он его слышит, но не смог. Он услышал, как хлопнула дверь. Стук нескольких пар обуви. Женский напряженный голос, тихая речь:
— Miss Kari Farstad from the Norwegian Embassy. We came as soon as we could. Is he…[51]
— Blood circulation is stopping, miss. He is going into shock now.[52]
Откуда же бактерия попала в его легкие? Из пищи, которую он ел, когда такси остановилось у того задрипанного придорожного ресторана между Бангкоком и Паттайей? Из вонючей дырки в полу, которую они называют туалетом? Или из системы кондиционирования в гостинице, бактерии ведь часто распространяются таким путем? Но врач сказал, что первые симптомы похожи на симптомы простуды, а они проявились еще в самолете. Но если эти бактерии летали по самолету, то заразиться должны были и другие. Он услышал, как женщина произнесла еще тише и на этот раз по-норвежски:
— Бактерия, вызывающая сибирскую язву. Господи, я думала, она есть только в бактериологическом оружии.
— Да нет, — сказал мужской голос. — Я покопался в Интернете по дороге сюда. Bacillus anthracis. Может лежать без движения годами, устойчивый дьявол. Распространяется выделением спор. Именно такие споры находились в порошке, который посылали людям по почте в США несколько лет назад, помните?
— Думаете, кто-то послал ему письмо со спорами сибирской язвы?
— Он мог заразиться где угодно, но самый распространенный способ заражения — близкий контакт с крупными животными. Но конечно, мы этого никогда не узнаем.
Но Рико знал. Осознал внезапно со всей ясностью. Ему удалось поднять руку к кислородной маске.
— Вы нашли кого-нибудь из родственников? — спросил женский голос.
— Да.
— И?
— Они сказали, чтобы он гнил там, где находится.
— Понятно. Педофил?
— Нет. Но послужной список имеет солидный. Эй, он шевелится.
Рико стянул со рта и носа маску и пытался говорить. Но у него получался только хриплый шепот. Он повторил свои слова. Рико заметил, что женщина со светлыми кудрявыми волосами смотрит на него со смесью беспокойства и отвращения.
— Doctor, is it…[53]
— No, it is not contagious between humans.[54]
Не заразно. Только у него.
Ее лицо приблизилось. И даже умирая, а может быть, именно поэтому, Рико Хэррем жадно втянул в себя ее запах. Вдохнул ее духи, как вдохнул и в тот день в «Рыбной лавке», втянул в себя запах из шерстяной перчатки. Он почувствовал запах влажной шерсти и чего-то напоминающего мел. Порошок. Другой человек прикрывал рот и нос платком. Не для того, чтобы замаскироваться, а из-за легчайших спор, летавших в воздухе. «Might have been able to save you, but in the lungs…»[55]
Он сделал усилие. С большим трудом выдавил из себя слова. Два слова. Сам успел подумать, что эти два слова будут его последними. И вот — как занавес после жалкого и мучительного представления длиною в сорок два года — черная мгла упала на Рико Хэррема.