— Тень.
Катрина расширила поиск и углубилась назад во времени.
Она просмотрела результаты.
Бельман и Бернтсен неразлучно следовали по карьерной лестнице. Она началась в полицейском участке Стовнера, куда они попали после окончания Полицейской академии.
Она открыла список других сотрудников участка в тот период времени.
Взгляд ее скользил по монитору, пока не остановился на одном имени. Она набрала номер с кодом 55.[72]
— Ну наконец-то, фрекен Братт! — пропел голос в трубке, и она обнаружила, как радостно ей снова слышать неподдельный бергенский акцент. — Вы уже давно должны были пройти обследование!
— Ханс…
— Доктор Ханс, если не возражаете. Будьте так добры, разденьтесь до пояса, Братт.
— Заткнись, — предупредила она и почувствовала, что улыбается.
— Но я прошу тебя не путать медицинскую науку с нежелательным сексуальным вниманием на рабочем месте, Братт.
— Мне сказали, что тебя снова перевели в отдел по поддержанию порядка?
— Так точно. А ты где сейчас?
— В Осло. И кстати, я тут в одном списке прочитала, что ты работал в полицейском участке Стовнера вместе с Микаэлем Бельманом и Трульсом Бернтсеном.
— Сразу после окончания Полицейской академии, и только из-за женщины, Братт. Марен с кувшинами, я рассказывал о ней?
— Конечно.
— Но когда история с ней закончилась, завершилась и история с Осло. — Он запел: — Вестланн, Вестланн ьber alles…[73]
— Ханс! Когда ты работал вместе с…
— Никто не работал с теми двумя парнями, Катрина. Ты работаешь или на них, или против них.
— Трульса Бернтсена отстранили.
— Давно пора. Опять кого-то избил, надо думать.
— Избил? Он бил задержанных?
— Хуже. Он бил полицейских.
Катрина почувствовала, как у нее зашевелились волосы.
— Вот как? Это кого же?
— Всех, кто пытался подкатить к жене Бельмана. Бивис Бернтсен был без памяти влюблен в них обоих.
— Чем он пользовался?
— В каком смысле?
— Чем он их бил?
— А я-то откуда знаю? Чем-то тяжелым, наверное. По крайней мере, судя по молодому северянину, который имел неосторожность слишком тесно прижать к себе в танце госпожу Бельман на рождественском празднике.
— Что еще за северянин?
— Его звали… сейчас… как-то на «р». Руне. Нет, Рунар. Рунар, точно. Рунар… сейчас… Рунар…
«Давай же», — думала Катрина, пока ее пальцы сами по себе носились по клавиатуре.
— Прости, Катрина, с тех пор много времени прошло. Может, если ты разденешься до пояса…
— Вдохновляет, — сказала Катрина. — Но я только что сама нашла его, в то время в Стовнере был только один Рунар. Пока, Ханс…
— Подожди! Небольшая маммография не обязательно…
— Мне надо бежать, ненормальный.
Она повесила трубку. Два нажатия клавишей. Пристально глядя на фамилию, она дала поисковику время поработать. Фамилия казалась знакомой. Но откуда? Катрина закрыла глаза и шепотом произнесла ее. Фамилия была настолько необычной, что это не могло быть случайностью. Катрина открыла глаза. Результаты уже появились на мониторе. И довольно много. Достаточно. Истории болезни. Реабилитация от зависимости. Обмен электронными письмами между начальником одного из реабилитационных центров Осло и начальником полиции. Передоз. Но первое, что бросилось ей в глаза, — это фотография. Чистые, невинные голубые глаза глядели на нее с монитора. И внезапно она вспомнила, где видела их раньше.
Харри вошел в дом, запер за собой дверь и, не снимая обуви, направился прямо к полочке с дисками. Он просунул пальцы между диском Уэйтса «Be as Me» и «A Pagan Place», который он поставил на первое место из всех альбомов «Waterboys», хотя и сомневался, поскольку это была новая запись 2002 года. И все же здесь самое безопасное место в доме, ни Ракель, ни Олег никогда добровольно не притронулись бы к диску с голосом Тома Уэйтса или Майка Скотта.
Он выудил ключик — медный, маленький, полый, почти невесомый. И вместе с тем он казался таким тяжелым, что тянул руку к полу, пока Харри шел к шкафу. Он вставил ключ в скважину и повернул. Подождал. Харри знал, что, если он откроет шкаф, назад пути не будет, обещание будет нарушено.
Ему понадобилось приложить усилие, чтобы открыть тугую дверцу шкафа. Он понимал, что старое дерево скребет о планку, но ему казалось, что он слышит доносящийся из мрака вздох. Как будто этот предмет понял, что наконец обрел свободу. Свободу для создания ада на земле.
Пахло металлом и маслом.
Харри сделал вдох. Ему казалось, что он засунул руку в змеиное гнездо. Он пошевелил пальцами и нащупал холодную чешуйчатую стальную кожу. Он схватил рептилию за голову и вытащил ее наружу.
Это было страшное оружие. Завораживающее и страшное. Советское инженерное искусство в своем самом эффективном и жестоком проявлении было достойно такого же восхищения, как и «калашников».
Харри взвесил пистолет на ладони.
Харри знал, что он тяжелый, хотя казался легким. Легким, ведь решение уже было принято. Он выдохнул. Демон на свободе.
— Привет, — сказал Столе, закрывая за собой дверь в Котельную. — Ты один?
— Да, — ответил Бьёрн, сидевший на стуле и не отводивший взгляда от телефона.
Столе уселся на стул.
— Где…
— У Харри какие-то дела. А Катрины не было, когда я пришел.
— Похоже, у тебя выдался непростой денек.
Бьёрн слабо улыбнулся:
— У вас тоже, доктор Эуне.
Столе провел рукой по голове:
— Н-да. Я только что стоял посреди классной комнаты, обнимал дочь и рыдал, а все ее одноклассники на нас глазели. Аврора утверждает, что воспоминания об этом моменте будут преследовать ее всю жизнь. Я пытался объяснить ей, что большинство детей, к счастью, с рождения наделены силой выносить гнет безграничной любви родителей, поэтому с дарвинистской точки зрения она должна пережить и это. А все потому, что она ночевала у Эмилии, а в классе у них две Эмилии, и я позвонил маме не той Эмилии.
— Тебе не сообщили, что сегодняшнее собрание отложено? Обнаружили труп. Девочки.
— Да-да, я знаю. Это было ужасно, как я понял.
— Конечно.
— Тебе интересно, почему отец был наказан таким способом? Почему он должен потерять ее дважды, почему одного раза недостаточно?
— Ну да.
— Ответ прост: убийца считает самого себя божественным мстителем, Бьёрн.
— Вот как? — произнес Бьёрн, посмотрев на психолога пустыми глазами.
— Знаешь цитату из Библии? «Господь есть Бог ревнитель и мститель; мститель Господь и страшен в гневе: мстит Господь врагам Своим и не пощадит противников Своих». Правда, так звучит перевод тридцатых годов, но ты ведь знаешь это место?
— Я простой парень из Эстре-Тотена, который был конфирмован и…
— Я размышлял и именно поэтому пришел сейчас сюда. — Столе наклонился вперед: — Убийца — мститель, и Харри прав, он убивает из любви, а не из ненависти, корысти или садистского наслаждения. Кто-то отнял у него то, что он любил, а теперь он отбирает у жертв то, что они любят больше всего на свете. Например, их жизнь. Или то, что они ценят больше своей жизни: их детей.
Бьёрн кивнул:
— Руар Мидтстюэн с удовольствием отдал бы ту жизнь, какую он сейчас ведет, за то, чтобы вернуть дочь, да.
— Значит, нам надо искать того, кто потерял что-то очень дорогое. Мститель любви. Потому что это… — Столе Эуне сжал в кулак правую руку, — это единственный мотив, который в данной ситуации может быть таким сильным, Бьёрн. Ты меня слушаешь?
Бьёрн кивнул:
— Думаю, да. Но теперь я должен позвонить Мидтстюэну.
— Давай я выйду, и ты сможешь спокойно поговорить с ним.
Бьёрн дождался, когда Столе выйдет из кабинета, потом набрал номер, на который смотрел так долго, что, казалось, он отпечатался у него на сетчатке глаз. Он глубоко дышал, считая гудки в трубке и размышляя над тем, сколько ждать, прежде чем положить трубку.
Внезапно он услышал в трубке голос коллеги:
— Бьёрн, это ты?
— Да. Значит, мой номер есть в твоей записной книжке?
— Да, конечно.
— Ну да. Ага. Слушай, так вышло, что мне надо тебе кое-что рассказать.
Пауза.
Бьёрн сглотнул:
— Речь идет о твоей дочери, она…
— Бьёрн, — прервал его собеседник. — Перед тем, как ты продолжишь. Не знаю, что там случилось, но слышу по твоему голосу, что дело серьезное. А я не могу больше принимать сообщения о Фии по телефону, в тот раз было точно так же. Никто не решился посмотреть мне в глаза, все только звонили. Так легче вроде. Но не мог бы ты быть так добр и приехать сюда? Просто сказать все, глядя мне в глаза? Бьёрн?
— Конечно, — удивленно произнес Бьёрн Хольм. Он никогда не слышал, чтобы Руар Мидтстюэн раньше так открыто и честно говорил о своей слабости. — Ты где?
— Сегодня ровно девять месяцев с того дня, поэтому я совершенно случайно еду сейчас на место, где ее убили. Положу цветочки, подумаю…
— Объясни, где находится это место, и я немедленно приеду.
Катрина Братт отчаялась найти парковку. Найти номер телефона и адрес в Интернете было гораздо проще. Но Катрина позвонила четыре раза, и ни разу ей не ответил ни человек, ни автоответчик, поэтому она реквизировала автомобиль и поехала на улицу Индустригата в районе Майорстуа. На улице с односторонним движением находились магазин бакалейных товаров, пара галерей, как минимум один ресторан, багетная мастерская, но не было ни одного свободного парковочного места.
Катрина решилась, заехала передними колесами на тротуар на два метра, выключила двигатель, оставила на переднем стекле записку, где написала, что она из полиции, хотя прекрасно знала, что эта бумажка ничего не значит для парковщиков Дорожного управления, которые, по словам Харри, были единственным звеном, отделяющим цивилизацию от полного хаоса.
Она направилась в ту же сторону, с которой приехала, — к истерии модного шопинга на улице Бугстадвейен. Остановилась напротив двора на улице Жозефины, где пару раз во время учебы в Полицейской академии оказывалась на вечеринках. Так называемых вечеринках. На том, что они называли вечеринками. Не то чтобы ей это не нравилось. Здание принадлежало Полицейскому управлению Осло, которое сдавало несколько квартир студентам академии. Катрина нашла нужное имя в списке жильцов у звонков, нажала кнопку и стала ждать, разглядывая незамысловатый фасад четырехэтажного дома. Снова нажала. Стала ждать.