[293], профессор Академии военных наук О.Б. Мозохин[294], историк Н.В. Петров[295] и многие другие.
В то же время все независимые свидетели эпохи (за исключением тех, чья карьера оказалась в цепких руках Хрущёва) придерживаются альтернативной точки зрения на обстоятельства убийства Лаврентия Берии. В частности, современник Берии, выпускник Института красной профессуры, имеющий возможность общаться с живыми свидетелями тех дней, чеченец по национальности, А.Г. Авторханов[296] (1908–1997). После арестов, пяти лет тюрьмы, лжерасстрела и побега в Германию в 1942 г., где сделал блестящую научную карьеру историка и публициста, став доктором политических наук (Dr. rer. pol.) Авторханов уверен, что Берия был казнён в момент его якобы ареста.
Дочь Сталина Светлана Аллилуева[297] имела возможность хоть и не очень открыто, но всё же встречаться с некоторыми из «небожителей», общаться с их жёнами и детьми, которые наверняка проговаривались о судьбе ненавидимого ею маршала. Поэтому её утверждение является самым весомым в огромном хоре лжи замаранных соучастием или занимаемой должностью «невольников бесчестья» (выражение «невольник чести» принадлежит М.Ю. Лермонтову). Казалось бы, эта ненависть должна была мотивировать её признать законность возмездия, тем более что это как бы несколько обеляет её отца, якобы сплошь и рядом окружённого диверсантами и врагами. Но истина, как мы видим, для неё дороже. На той же позиции и сын Берии — Серго[298], а также последние из «высоких свидетелей» тех дней — бывший главный государственный санитарный врач СССР, генерал, академик АМН СССР Пётр Николаевич Бургасов[299] (1915–2006) и один из охранников Берии (в будущем ставший полковником КГБ) Иван Алексеевич Малиновский[300]. Последнему на момент указанного интервью «Российской газете» было 97 лет. Версии об обстоятельствах и месте гибели маршала либо не высказываются, либо серьёзно разнятся. К примеру, если Серго Берия склонен предполагать, что его отца убили при штурме их дома, то Иван Малиновский уверяет, что на момент приезда солдат Берия из дома уже выехал.
Из современных научных работников версии убийства маршала придерживается, в частности д.ф.н. и к.и.н. Борис Вадимович Соколов[301]: он также считает, что Берия был казнён до суда, однако предполагает, что произошло это в августе — сентябре 1953 г.
Огромное количество неясностей порождает недоступность, а скорее всего, отсутствие оригиналов документов и противоречащие друг другу мемуары участников и современников тех событий. Из-за этого появилось огромное количество своеобразных гипотез и слухов, вплоть до совершенно абсурдных версий, вроде бегства выжившего Берии в Латинскую Америку или организации им, совместно с Хрущёвым, встречного заговора против главы правительства Маленкова.
Поэтому до сего дня остаются загадкой обстоятельства убийства Лаврентия Берии. Если он был убит во время лжеареста, что наиболее вероятно, то у кого могла подняться рука на совершенно нескомпрометированного второго (если не первого) человека в государстве, совсем недавно прославляемого за создание ядерного оружия и выступающего на Мавзолее в связи со смертью Сталина?
На этот вопрос ещё в 1970‑х гг. пытались дать ответ А.Г. Авторханов и польско-американский исследователь Т. Виттлин[302] (1909–1998). Так, например, Виттлин в своей монографии о Берии «Комиссар: жизнь и смерть Лаврентия Павловича Берии» (англ. — «Commissar: The Life and Death of Lavrenty Pavlovich Beria») пишет: «Трудно сказать определенно, был ли он расстрелян Москаленко или Хрущёвым, задушен Микояном или Молотовым при помощи тех трех генералов, которые схватили его за горло, как об этом тоже говорилось. Также трудно сказать, был ли он арестован на пути в Большой театр 27 июня, или он был арестован после приёма в польском посольстве, или он был арестован на заседании Президиума ЦК… Поскольку Хрущёв пустил в ход несколько версий о смерти Берия и каждая последующая разнится от предыдущей, трудно верить любой из них»[303].
В свою очередь, А.Г. Авторханов, основываясь на рассказах самого Хрущёва, также излагает несколько версий событий: «Исполнителем этого приговора (в той же соседней комнате) в рассказах Хрущёва выступает один раз генерал Москаленко, другой раз Микоян, а в третий раз даже сам Хрущёв. Хрущёв подчеркнуто добавлял: наше дальнейшее расследование дела Берия полностью подтвердило, что мы правильно расстреляли его»[304]. Очень жаль, что автор не называет собеседников Хрущёва, от которых он сам почерпнул информацию.
Дело в том, что рассказчики кремлёвских тайн были, очевидно, долгое время живы, а на страже секретов стояли, вплоть до своей смерти, участник убийства маршала генпрокурор Роман Андреевич Руденко и генсекретарь ЦК КПСС «добрый» Леонид Ильич Брежнев, фамилия которого также мелькает в мемуарах Москаленко и Судоплатова в связи с убийством маршала. Но как бы то ни было, Брежнев никогда не касался этой темы, вероятно, не желая связывать свой «светлый образ» с хрущёвской ложью, полагая, что когда-нибудь всплывёт правда. Но способствовать разоблачению заговора было не в его интересах, так как и он сдавал экзамен на верность Хрущёву, клеветал в адрес опального маршала и участвовал в сохранении лживой версии.
Поэтому заслуженный генерал НКВД, организатор разведки в том числе ядерных секретов, кавалер ордена Ленина, ордена Красной Звезды, ордена Красного Знамени Павел Судоплатов продолжал досиживать 15‑летний срок уже и в его пору.
Реабилитировали его только после смерти КПСС, очевидно, чтобы не показывать нутро её лживого правосудия. Но, сделав один шаг, реабилитировав «пособника преступлений Лаврентия Берии», новая власть остановилась на полпути, и приговор маршала остался без внимания и без изменения даже во времена президента Ельцина. Поэтому данная страница нашей истории, связанная с убийством маршала и по сути с военным переворотом, несмотря на скудость источников, продолжает волновать российских и зарубежных исследователей.
В частности, на момент написания своих трудов и Виттлин, и Авторханов имели в своём распоряжении в качестве источников прессу, публиковавшиеся советским правительством постановления, мемуары и воспоминания. Но доступ к огромному количеству документов (в том числе под грифом «совершенно секретно») из «приоткрытых» ныне архивов, как и следовало ожидать, ровным счётом ничего не добавил. Преступление, как правило, следов не оставляет.
Если бы убийство Лаврентия Берии было войсковой операцией, как полагает его сын Серго, со штурмом особняка в центре города, то вслед за военными данное событие стало бы известно соседям и всей Москве. Кроме того, Берия наверняка заранее мог получить информацию и о поставленной задаче, и о приближении техники к своему особняку. Да и кто бы отважился выполнять абсолютно преступный приказ по уничтожению члена Политбюро ЦК КПСС, первого заместителя председателя СМ и маршала после широко известного в военных кругах Нюрнбергского процесса, в котором ссылка на преступный приказ не являлась индульгенцией от виселицы.
На этот и другие вопросы мы постараемся ответить в данной главе.
Если даже арест и суд имели бы место, то они не могли быть ни честными, ни законными. Разберём аргументы по пунктам.
1. Арест производился без санкции Генерального прокурора. Геннадий Сафонов не мог поставить свою законную подпись в связи с тем, что Берия являлся депутатом Верховного Совета СССР, требовалось согласие Президиума Верховного Совета.
2. За такую «несмелость», несовместимую с дальнейшим беззаконием, Сафонов был спешно заменён на хрущёвского ставленника Романа Руденко, вызванного с Украины, который и поставил свою подпись «задним числом». Руденко прибыл в Москву 29 июня и в тот же день был утверждён Генеральным прокурором СССР на заседании Политбюро ЦК КПСС и соответствующим указом Президиума Верховного Совета СССР. Однако ордер на арест, подписанный задним числом, никак не становится законным.
3. Обвинение, выдвинутое против Берии в день его ареста, зафиксировано в Указе Президиума Верховного Совета СССР «О преступных антигосударственных действиях Л.П. Берия», подписанном председателем Президиума Верховного Совета Климентом Ворошиловым и секретарём Николаем Пеговым: «Ввиду того, что за последнее время вскрыты преступные антигосударственные действия Л.П. Берия, направленные на подрыв Советского государства в интересах иностранного капитала, Президиум Верховного Совете СССР, рассмотрев сообщение Совета Министров СССР по этому вопросу, постановляет…»
Обратим внимание на словосочетания «в последнее время» и «антигосударственные действия». Явно имеются в виду предложения и нововведения Берии в период после смерти Сталина, а это значит — в период коллективного руководства, когда все проекты, готовившиеся по инициативе и под руководством Берии, принимались единогласно и не вызывали особых прений в Политбюро. Споры были, пожалуй, лишь с Молотовым и только по поводу строительства социализма и раздела Германии. Но компромисс был найден. Большинство членов Политбюро продолжало мыслить по сталинскому трафарету, и Берия вынужден был уступить. Но для всех стало ясно, что он готов отказаться от марксистско-ленинских коммунистических догм. Это значило прийти к тому, что спустя несколько десятилетий сделал главный китайский реформатор Дэн Сяопин, давший, прежде всего, экономическую свободу множеству предпринимателей, разрешивший выход крестьян из колхозов и т. д. Возможно, эта антикоммунистическая «ересь» упала на весы «антибериевского» настроя Политбюро, которое за много лет работы со Сталиным превратилось в борцов с инакомыслием, врагами народа и энергично исполняло сталинские решения и поручения. По-настоящему самостоятельное поле деятельности вначале в масштабах Закавказья и Грузии, а затем в военных отраслях промышленности и в ядерном проекте было только у Лаврентия Берии. Какое-то время серьёзным проектом строительства метрополитена был занят хозяин Москвы, а затем нарком путей сообщения Лазарь Каганович. Хрущёв же на протяжении всех лет работы был занят, прежде всего, репрессиями. Берия, единственный из всех членов Политбюро, благодаря разведке и пытливости ума, прекрасно представлял сильные и слабые стороны и западной, и советской экономики. Кроме того, руководство военной промышленностью, разработкой ядерного оружия и организация его производства приучили маршала жить и работать в максимально напряжённом ритме, заставляя ускоряться и Маленкова. Да и остальным членам Политбюро вряд ли был по нраву навязанный Берией темп работы. Это обстоятельство, конечно, также являлось дополнительным раздражителем.