Одновременно с такой «либерализацией» шла реорганизация министерств, сопровождавшаяся сокращением штатов, под которое сразу попало более 100 тыс. чел., основную часть которых предполагалось направить на производство. Многие чиновники при этом были понижены в должностях и лишились не только огромных зарплат, но и привилегий, в частности, тех самых денежных «конвертов». В принципе, Маленков сориентировался быстро и, чтобы не настраивать против себя весь бюрократический аппарат, секретными постановлениями Совета Министров СССР от 26 мая и 13 июня повысил размеры «конвертов», однако далеко не для всех должностей, а только руководителям союзных министерств и областных, городских и районных исполкомов.
Теперь их ежемесячные доходы складывались следующим образом: министра — 5000 руб. зарплаты и 9000 руб. «конверт», замминистра — соответственно 4000 и 5000, членов коллегии — 3000 и 3000, начальника главка — 3000 и 2500; председателя облисполкома — 4000 и 5000, зампреда — 1600 и 5000, заведующего отделом или группой — 1400 и 2500; председателя горисполкома административного центра области — 1900 и 2500; председателя райисполкома — 1800 и 2100 руб. Чтобы была понятна величина жалованья и размер «конверта», приведём следующие цифры. В 1953 г. среднемесячная зарплата рабочего составляла 928 руб., служащего — 652 руб., инженера — 1230 руб., работника министерства — 1100 руб.[378].
Очевидно, Маленков на начальном этапе реформ думал, что Хрущёв помогает ему проводить линию Сталина последних лет и курс Берии на решительное ограничение партийных препятствий. Подняв «конвертное» довольствие своим, «министерским», он совместно с секретарём ЦК Хрущёвым сократил, а то и вовсе отменил «конверты» для сотрудников партийных аппаратов всех уровней. Но при этом была допущена совершенно непростительная ошибка — голосование по главным кадровым вопросам не было передано в Совет Министров либо депутатскому корпусу Верховного Совета, в котором было множество хозяйственников, а осталось у обиженного и основательно униженного ЦК.
Руководители производств от наркомов до директоров заводов, как правило, являлись коммунистами, посему дополнительное партийное руководство жизнью страны, в их понимании, должно было сойти на нет. Но второй шаг в ослаблении комиссарской роли партии и превращении её не в главный отдел кадров руководителей, а лишь в идеологический, не последовал. В этом была главная политтехнологическая ошибка могучего тандема Берии и Маленкова, подхватившего власть на короткое время. Таким образом, кардинального и первоочередного шага по демонтажу сталинизма, в сочетании с ограничением срока правления высших руководителей, они не сделали.
В итоге после уничтожения Берии Хрущёв мгновенно перехватил инициативу и вскоре на сентябрьском пленуме буквально повторил тезисы Маленкова о реформах в сельском хозяйстве. На том же пленуме он «водрузил на себя» не предусмотренный партийным уставом пост первого секретаря ЦК и должность в специально созданном бюро при Совете Министров. Почему именно заурядный в общем-то управленец Хрущёв оказался смышлёней и проворней всех?
Об огромной мотивации, связанной с кровавыми украинским и московским следами, мы уже говорили, равно как и о «покушении» на партийное благополучие сначала Сталина, а затем тандема Берии и Маленкова. Однако есть ещё один фактор, кардинально отличающий Хрущёва от других членов Политбюро — как «старожилов» Молотова, Кагановича и пр., так и «молодёжи» — деятельного Берии и исполнительного Маленкова.
Этим главным отличием является исключительный опыт Хрущёва в аппаратной работе и достаточное количество свободного от неторопливых партийных дел времени, позволяющего сосредоточиться на формировании заговора. Начиная с 1920‑х гг., проведённых «под крылом» у Кагановича, Хрущёв не отвлекался от партийной работы ни на какие крупные дела, не говоря уже о каких-либо проектах всесоюзного значения.
Ему не доводилось быть ни наркомом, ни его заместителем, ни директором предприятия, ни руководителем какой-нибудь стройки. Даже попытка Сталина привлечь его к сельскому хозяйству быстро разочаровала вождя. Экономические «успехи» хрущёвских регионов были несравнимы с бериевскими в Грузии.
Партийная работа и аппаратная борьба в 1930‑е гг. была сверхнапряжённой: чистки в Москве и на Украине, репрессии, депортации. Здесь в том числе присутствовала и теснейшая работа с карательными органами. В этой бездушной схватке Никита Сергеевич закалился и стал мастерски плести интриги и избегать ответственности. Не отнять у Хрущёва и живого народного языка, а также крепко-накрепко усвоенных партийных штампов. Его выступления сопровождались мощной жестикуляцией и выбросом буквально звериной энергии, ещё больше заряжающей его и без того крикливую эмоциональную речь при довольно высоком голосе.
В результате победы Хрущёва власть в СССР надолго захватили не люди дела, а приверженцы лозунгов, малограмотные лжеидеологи, политработники Брежнев, Суслов, Черненко и т. д. Недалеко от них по отсутствию опыта государственной работы ушли и главные перестройщики-разрушители СССР Горбачёв и Ельцин. Такие крупнейшие руководители и потенциальные реформаторы как Берия, Маленков, Косыгин, а ранее Рыков, Столыпин и Витте оказались убиты, изгнаны или со «связанными партией руками».
У огромной массы партийных работников страны, коих после смерти Сталина «оживил» и возглавил Хрущёв, естественно, была другая точка зрения на своё будущее, а значит, на кормилицу-партию. Они начали остервенелую борьбу за самосохранение и право вмешательства во все процессы по линии министерств и исполкомов, вплоть до утверждения хозяйственных кадров. Ответственность за результаты деятельности в первую очередь лежала на тех, кого они назначали и контролировали. Лидером борьбы за безбедное существование партийцев и стал Никита Сергеевич.
Традиционно неконституционным, в отличие от Верховного Совета, высшим органом власти в стране было Политбюро, переименованное ещё в 1952 г. в Президиум ЦК КПСС. Избиралось оно многочисленными секретарями обкомов партии, которые вовсе не собирались оставаться без влияния, денег и привилегий. А потому и дружно голосовали за своих благодетелей — в 1920‑х гг. за Сталина, а в 1950‑х гг. — за Хрущёва. Таким образом, к 1960‑м гг. Никита Сергеевич прочно сидел «на троне», несмотря на все свои безумные экономические прожекты. Но стоило ему выступить за ограничение срока секретарства «подданных», как его многочисленные грехи стали смертельными для карьеры. Но до этого было фактически 11 лет хрущёвской диктатуры.
Отстранение от власти Маленкова в 1955 г. проходило по сталинским «лекалам», опробованным в политических процессах 1930‑х гг. Обошлось, правда, без троцкистско-зиновьевского террористического центра, «злодейского» жупела Берии и расстрелов.
Кампания против Маленкова развивалась с такой скоростью, что Георгий Максимилианович просто не успевал реагировать на многочисленные уколы. 31 декабря 1954 г. главный редактор газеты «Правда» Шепилов направил в Президиум ЦК записку о том, что среди части экономистов, преподавателей вузов и пропагандистов бытуют «глубоко ошибочные и политически вредные взгляды по вопросам развития социалистической экономики». Уже 15 января 1955 г. эта записка была одобрена Президиумом ЦК, принявшим решение разослать её всем членам и кандидатам в члены ЦК, «усилив в ней критику и осуждение позиций Г.М. Маленкова» в отношении приоритетного развития отраслей лёгкой, текстильной и пищевой промышленности. 24 января в той же газете была опубликована статья Шепилова «Генеральная линия партии и вульгаризаторы марксизма»[379].
«За последнее время среди отдельных экономистов и преподавателей наших вузов начали формироваться глубоко чуждые марксистско-ленинской политической экономии и генеральной линии Коммунистической партии взгляды по некоторым коренным вопросам развития социалистической экономики»[380], — так начиналась статья. После такого замаха вменяемый читатель газеты ожидал покушения на «священных коров» коммунизма — колхозы, основы социализма, переход к рыночным отношениям и т. д. Нетрудно догадаться, что главным «ревизионистом» марксизма вскоре объявили Маленкова. Хрущёв и его подручные хорошо усвоили главный политтехнологический приём своего учителя, объявлявшего всех противников ревизионистами, действующими вразрез с линией партии и вопреки великому учению. На подавляющее большинство колхозников и рабочих «мантра» из высоких слов действовала помимо сознания, маскируя суть дела. А тот факт, что многие в 1950‑х гг. продолжали жить впроголодь и ходить в рванье, оставался за скобками.
Возникает закономерный вопрос: почему атаку начал именно Шепилов? Во-первых, как и 20 лет назад, шельмование должно было начаться с главной партийной газеты. Во-вторых, у Шепилова был должок перед Хрущёвым, и он чувствовал, что пора реабилитироваться. Дело было в том, что ранее Шепилов получил выговор за номер «Правды» от 10 марта 1953 г.[381] сначала лично от Маленкова, а потом и от Президиума ЦК, официально оформившего его. Им была допущена произвольная вёрстка речей руководителей партии и правительства на траурном митинге — текст речи Маленкова занял почти всю первую полосу и был напечатан крупнее, в то время как речи Берии и Молотова были расположены на второй полосе. «Надо было печатать одинаково», — сказал Маленков. Помимо этого, опять без ведома ЦК, Шепилов разместил на третьей полосе снимок, на котором были изображены Сталин, Мао Цзэдун и Маленков во время подписания 14 февраля 1950 г. советско-китайского Договора о дружбе, союзе и взаимной помощи, который вызвал возмущение Маленкова: «Такого снимка вообще не было! Это произвольный монтаж из общего снимка, сделанного при подписании договора о союзе с Китайской Народной Республикой. И выглядит этот монтаж как провокация»