Политтехнология стальной эпохи. Маршал Берия и политрук Хрущев — страница 56 из 95

в деле развития тяжёлой промышленности мы всегда следовали и будем следовать указаниям великого Ленина и верного продолжателя его дела И.В. Сталина. Линия на преимущественное развитие тяжёлой индустрии, которую партия отстояла в ожесточённой борьбе с классовыми врагами и их агентурой, оправдана всем ходом социалистического строительства в нашей стране»[392]. Не прошло, что называется, и года, а Хрущёв стал делать ровно противоположное тому, что недавно одобрял, солидаризируясь с Маленковым. Разумеется, всё это делалось по самым низким мотивам «съедания» конкурента, которые принято высокопарно именовать политической борьбой. Нужно было показать народу, что Маленков, не говоря уже о Берии, работал по старинке, в то время как страна остро нуждалась в хрущёвских новациях. Самой грандиозной из них стала поднятая, но вскоре «унесённая ветром» целина. Другие крикливо проводимые, но полностью провальные реформы на долгие годы затормозили развитие сельского хозяйства и промышленности СССР.

§ 6. Жуков спасает Хрущёва от гнева гибнущего Политбюро

Историческим эпизодом борьбы за власть стало развенчание Хрущёвым культа личности Сталина на ХХ съезде КПСС в феврале 1956 г. До сих пор непонятно, почему это ставится ему в личную заслугу. О культе личности, как я уже отметил, Берия и Маленков начали говорить сразу после смерти Сталина, но единственным, кто что-то делал для исправления сталинского режима, был Лаврентий Павлович. Люди реально освобождались и реабилитировались, была взята линия на «никогда больше». Хрущёв просто перехватил инициативу. Нет сомнения, что если бы Берия был жив, партийный съезд собрался бы раньше, и с докладом о культе личности Сталина выступил бы он или Маленков.

Однако наивно думать, что Хрущёв искренне разоблачал преступления Сталина. Стоило только в партии усилиться просталинским настроениям, как он заговорил совсем по-другому. Во время приёма в китайском посольстве в честь главы Госсовета КНР Чжоу Эньлая 17 января 1957 г. Хрущёв заявил, что Сталин «неотделим от великого звания коммуниста <…> Сталин мужественно и непримиримо защищал дело марксизма-ленинизма. <…> Но, даже совершая ошибки, допуская нарушения законности, Сталин был глубоко убеждён, что он делает это в интересах защиты завоеваний революции, дела социализма. В основном же, в главном, — а основное и главное для марксистов-ленинцев это защита интересов рабочего класса, дела социализма, борьба с врагами марксизма-ленинизма, — в основном и главном, как говорится, дай бог, чтобы каждый коммунист умел так бороться, как боролся Сталин»[393]. Эта речь была опубликована в газете «Правда» и сильно взбодрила поклонников сталинского культа, предупреждавших, что критика «отца всех народов» запустит весьма нежелательные процессы в социалистическом лагере. О том, что это заявление Хрущёва не было лишь данью вежливости Чжоу Эньлаю, недовольному кампанией против Сталина, свидетельствовало выступление Никиты Сергеевича в болгарском посольстве в Москве 18 февраля 1957 г., где он заявил следующее: «Сталин, с которым мы работали, был выдающимся революционером. Идя по ленинскому пути, партия разгромила врагов социализма, сплотила весь наш народ и создала могучее социалистическое государство. Советский народ в тяжёлой борьбе разгромил гитлеровский фашизм и спас народы от угрозы фашистского порабощения. Эта великая победа была достигнута под руководством нашей партии и её Центрального Комитета, во главе которого стоял товарищ Сталин. Сталин преданно служил интересам рабочего класса, делу марксизма-ленинизма, и мы Сталина врагам не отдадим»[394].

А ведь после доклада прошёл всего год! Сталин уже не злодей, а пример коммунистам. Политический оборотень Хрущёв, видимо, уже был не рад последствиям своего громкого выступления. В мемуарах он писал: «Решаясь на приход оттепели и идя на нее сознательно, руководство СССР, в том числе и я, одновременно побаивались её: как бы из-за нее не наступило половодье, которое захлестнет нас и с которым нам будет трудно справиться <…> Мы боялись потерять управление страной, сдерживали рост настроений, неугодных с точки зрения руководства, не то пошел бы такой вал, который бы все снес на своём пути»[395]. Пусть местоимение «мы» не вводит вас в заблуждение: Хрущёв просто боялся потерять власть. Расстреляв Берию, отстранив от руководства страной Маленкова и оказавшись на политическом олимпе, он понял, что положение его шатко. В это время в стране поползли слухи о том, что скоро его назначат министром сельского хозяйства, а пост первого секретаря будет занят другим человеком или вообще ликвидирован. И опять борьба за выживаемость на краю карьерной пропасти взбодрила его и придала сил для противостояния «антипартийной» группе Маленкова, Молотова, Кагановича и примкнувшего к ним Шепилова, уже фактически сместивших его.

Карьера Хрущёва летом 1957 г. висела на волоске. Ему не принадлежала инициатива созыва заседания Президиума ЦК в рамках предстоящего Пленума. Это «антипартийная группа» выступила с критикой и обвинениями в адрес Хрущёва на Пленуме и, требуя его смещения, предложила перенести вопрос о нём на заседание Президиума, где у них было арифметическое большинство. Положение первого секретаря на заседании 18–21 июня 1957 г. было весьма шатким.

Что происходило на Президиуме, очень точно передаёт стенограмма, опубликованная спустя 40 лет после этого события, означавшего безоговорочную победу партаппарата, вновь захватившего власть на долгие десятилетия. Да, именно старые кадры первыми пошли в наступление. «Если мы их не уберём сейчас, — заявил в приватном разговоре с Сабуровым Маленков, — тогда они уберут нас»[396]. Но восставшее большинство членов Политбюро проиграло на пленуме секретарскому корпусу.

Во-первых, благодарные члены ЦК прекрасно помнили, кто несколько лет назад вернул им драгоценные конверты. Во-вторых, многие из них были назначенцами самого Хрущёва, а в-третьих, Никита Сергеевич имел возможность опереться на силовые структуры, спаянные с ним после уничтожения Берии. Этот фактор был, пожалуй, одним из главных. На заседании Президиума ЦК КПСС председательствовал Булганин, ещё два года назад полностью поддерживавший Хрущёва в борьбе с Берией и Маленковым. Маленков, Молотов, Каганович и другие члены Президиума предъявили первому секретарю многочисленные претензии. Его обвинили в нарушении принципа коллективности руководства, грубости и нетерпимости по отношению к отдельным членам Президиума. Многие высказывали мнение, что в партии и стране растёт культ личности первого секретаря. В вину ему поставили подавление инициативы и самостоятельности советских органов и передачи их функций партийным. Указали на проблемы в сельском хозяйстве, отметили его непоследовательность во внешней политике. Заговорили даже о том, чтобы вообще отменить пост первого секретаря. О том, какие кипели страсти, свидетельствует то, что речь Маленкова прерывалась фразами, замечаниями, отдельными репликами с мест 115 раз, Кагановича — 17, Булганина — 129, а объёмное выступление Молотова («идейного вдохновителя» оппозиции) — 313 раз[397].

Сильно огорчил Хрущёва его верный союзник Шепилов, который к «антипартийной группе», конечно, не имел никакого отношения, но поддержал освобождение его от должности первого секретаря ЦК КПСС. Вот как описывает своё выступление сам Шепилов: «Я выступил действительно резко. Начал я так: советский народ и наша партия заплатили большой кровью за культ личности. И вот прошло время, и мы снова оказались перед фактом нового, формирующегося культа. Хрущёв надел валенки Сталина и начал в них топать, осваивать их, и так далее.

Он — знаток всех вопросов, он докладчик на пленумах и прочее по всем вопросам, промышленность ли, сельское ли хозяйство, международные дела, идеология — всё решает он. Причём неграмотно, неправильно.

Вот тут Хрущёв бросил мне реплику: сколько лет вы учились? Я отвечаю: я очень дорого народу стоил. Я закончил десятилетку, четыре курса университета, аграрный институт…

Я ещё сказал, что полностью разделяю линию партии, у меня нет никаких расхождений с ней, но целый ряд мероприятий, вопросов, международных и внутренних, которые есть, — по ним я говорил с Никитой Сергеевичем, пытался убеждать, ничего не вышло, ничего не воспринимается, а дела идут всё хуже и хуже.

И я начал перебирать один вопрос за другим. Может быть, чересчур темпераментно»[398].

В итоге большинство членов Президиума ЦК — председатель Совета Министров Булганин, председатель Президиума Верховного Совета СССР Ворошилов, первые заместители председателя Совета Министров Молотов, Каганович, Первухин, Сабуров и заместитель председателя Маленков — семью голосами против четырёх — приняли решение о смещении Хрущёва с занимаемого поста и с этим предложением вышли на пленум. Не поддержали такое решение четверо — сам Хрущёв, Кириченко, Микоян и Суслов. Казалось бы, на первом секретаре можно было ставить крест, но Никита Сергеевич так просто сдаваться не собирался. Он дал команду своему другу, Ивану Александровичу Серову, с 1954 г. занимавшему пост председателя КГБ, совместно с Жуковым доставить в Москву самолётами военно-транспортной авиации своих сторонников, членов ЦК. Прибывшие в столицу товарищи сформировали группу, которая потребовала пустить их на заседание Президиума. Под их давлением вопрос о первом секретаре был снят, а также удовлетворено их требование собрать Пленум ЦК.

Заседание, открывшееся 22 июня 1957 г., началось с выступления Суслова, сторонника Хрущёва, который объяснил разногласия в партии разным отношением к политическому курсу, проводи