мому после ХХ съезда, а не претензиями к первому секретарю. Жуков вообще в своём выступлении Молотова, Кагановича и Маленкова назвал «главными виновниками арестов и расстрелов партийных и советских кадров», утверждая, что у него имеются расстрельные списки с визами этих товарищей. Один только Каганович возразил, указывая на избирательность фамилий, обращаясь к Хрущёву с вопросом: «А Вы разве не подписывали бумаги о расстреле по Украине?»[399], на что тот ничего не ответил. Жуков явно перегнул палку, настоятельно требуя уголовного преследования тех, кто оставил свои подписи на списках. Расследование непременно привело бы к самому «новому королю».
Далёкий от дворцовых интриг и политтехнологий «пахарь» войны Жуков не просчитал последствий своего опрометчивого заявления насчёт проведения расследования. Для многих, и в первую очередь для Хрущёва, оно прогремело как раскат грома надвигающейся грозы. Не забыл Хрущёв и заявление Георгия Константиновича, сделанное в дни ареста Берии, о том, что ни один танк не двинется без его, Жукова, команды. После этого часы четырежды Героя Советского Союза маршала Жукова на посту министра обороны, да и вообще в армии, были сочтены.
Пленум, сценарий которого был скроен по сталинским лекалам, шёл своим чередом. Подавляющее большинство, послушное Хрущёву, набросилось на «антипартийную группу». «Обвиняемые» могли только оправдываться. Их выступления прерывались грубыми репликами. Вспомнили в качестве образца ленинскую внутрипартийную борьбу 1920‑х гг. Снова вытащили на свет священный постулат о «единстве партии», а Будённый призвал искать последователей «антипартийной группы» на местах.
Отличился и будущий генсек, «дорогой» Леонид Ильич Брежнев, начав свою речь словами: «Перед нами всё глубже и полнее раскрывается картина чудовищного заговора против партии»[400]. В конце пленума, как и полагалось ещё со сталинских времён, почти все «обвиняемые», памятуя о судьбе казнённого ими Берии, признавали допущенные ошибки и, унижаясь, просили чуть не слёзно простить их. Наивно думать, что это сталинисты боролись с антисталинистами. Нет, это одна партийная группировка пыталась уничтожить другую.
В итоге Хрущёв одержал полную победу. Тоталитарная партия обрела нового вождя. Молотов, Каганович, Маленков переоценили собственную популярность. Да и дважды выручившему Хрущёва маршалу Жукову оставалось пребывать в армии всего лишь четыре месяца. Сталинская гвардия совершила ту же ошибку, что и ленинская. Они недооценили силу бездушного партийного аппарата, пробивную мощь безликой толпы секретарей обкомов, а главное, тех, кем в большей мере «прикормлен» силовой блок армии и КГБ. Не мог Никита Сергеевич позволить армии стать влиятельной политической силой во главе с самым прославленным героем войны.
К тому же Жуков, вслед за Берией и Маленковым, после ХХ съезда проводил линию по ослаблению влияния опостылевшей партии в Вооружённых силах. Это выразилось в приказе № 0090 «О состоянии воинской дисциплины в армии», содержащем требование пресекать критику командиров на партийных конференциях. На октябрьском Пленуме 1957 г., посвящённом «улучшению партийно-политической работы в Советской Армии и Военно-Морском Флоте»[401], Жуков был осуждён за курс Минобороны на ослабление влияния КПСС в армии. Его обвинили в том, что он вёл линию на отрыв армии от партии, на ослабление партийных организаций и фактическую ликвидацию политорганов Советской армии, на выход армии из-под контроля ЦК КПСС, превращение Вооружённых сил в вотчину самого министра.
Выступающие один за другим говорили о создании в армии культа Жукова, насаждавшегося при содействии подхалимов и угодников. Припоминали ему военные неудачи, говорили о потере чувства скромности. В доказательство приводилось поручение Жукова купить и в целях личной рекламы выставить в Центральном музее Вооружённых сил картину, где на фоне горящего Берлина и Бранденбургских ворот вздыбленный конь топчет знамёна побеждённых, а верхом величественно восседает Жуков. Подчеркивалось сходство этой картины с известной иконой «Георгий Победоносец». Кроме этого, обвиняли министра в самоуправстве: «т. Жуков Г.К. не оправдал оказанного ему Партией доверия. Он оказался политически несостоятельным деятелем, склонным к авантюризму как в понимании важнейших задач внешней политики Советского Союза, так и в руководстве Министерством обороны»[402]. Практически все делали акцент на его стремлении к неограниченной власти. Опять всё делалось в лучших традициях сталинизма.
Но я сказал: «Родион Яковлевич, вряд ли нужно так поступать <…> Малиновский посмотрел на меня с каким-то удивлением. В его взгляде читалось удивление потому, что то, что сказал Жуков и не отрицал Москаленко, — подсудное дело. Заговор! А я сказал тогда членам Президиума ЦК: «Давайте не будем сейчас следовать государственному принципу, хотя следовало бы провести следствие и судить Москаленко. Надо принять во внимание ту роль, которую он сыграл при аресте Берии, когда мы прибегли к его помощи, и он честно выполнил все, что ему поручили. Поэтому давайте простим ему данный эпизод»[403]. Не внять совету министра обороны Родиона Малиновского и оставить в должности и неприкосновенности потенциального заговорщика можно только в том случае, когда он слишком много знает, в этом случае — о главной хрущёвской тайне — убийстве Лаврентия Павловича.
Сам Жуков на пленуме выступал дважды. Если в первый раз он пытался противостоять обвинениям, то во второй уже каялся и смиренно принимал свою участь: «Настоящий пленум для меня был большой партийной школой. К моему глубокому сожалению, я только здесь ощутимо осознал значение тех ошибок, которые были допущены мною в руководстве Вооружёнными Силами, особенно за последнее время, тех политических ошибок, которые были мною допущены как членом Президиума, как членом ЦК… Я признаю свои ошибки, я их в процессе Пленума глубоко осознал и даю слово Центральному Комитету партии полностью устранить имеющиеся у меня недостатки»[404]. Полного сил Маршала Победы, четырежды Героя СССР, вывели из Президиума ЦК, сняли с поста министра обороны и в 1958 г. отправили на пенсию, не предоставив работы даже в группе инспекторов, как всем остальным маршалам того времени. Так Хрущёв расплатился за поддержку со своим верным сторонником. Как водится, после отставки маршала на него набросились все его недоброжелатели, коих было великое множество. Началась настоящая травля полководца, в мгновение ока его боевые заслуги были перечёркнуты.
До конца 1957 г. из состава Президиума ЦК КПСС были выведены и освобождены от высших должностей Маленков, Каганович, Молотов, Ворошилов, Жуков, Шепилов, Сабуров и Первухин. Их места заняли выходцы из партаппарата, Секретариата ЦК, руководители крупных партийных комитетов, обязанные своим выдвижением лично Хрущёву. После отставки Жукова Никита Сергеевич стал возвращать влияние партии на армию, а потом провел её сокращение. 8 декабря 1959 г. Хрущёв обратился в Президиум ЦК с предложением в ближайшие два года почти на треть сократить личный состав Вооружённых сил СССР. 15 января 1960 г. Верховный Совет СССР принял Закон «О новом значительном сокращении Вооружённых Сил СССР», который предусматривал увольнение из армии и флота до конца 1962 г. более 1 млн 200 тыс. чел. и доведения общей численности военнослужащих до 3 млн 300 тыс.
Против такого повального сокращения выступили многие выдающиеся полководцы. В знак протеста в отставку подали три Маршала Советского Союза: два первых заместителя министра обороны — начальник Генштаба Василий Данилович Соколовский и главком Вооружённых сил ОВД Иван Степанович Конев, а также командующий Белорусским военным округом Семён Константинович Тимошенко. Но своим уходом они фактически преподнесли Хрущёву подарок. «Раненый, но недобитый» маршал Жуков и прославленные герои войны на высоких военных должностях невольно представляли некую угрозу для безграничной власти Хрущёва. Правда, опасность была, скорее всего, гипотетическая. Все они оказались сломлены годами сталинского правления и, пожалуй, панически боялись Кремля — места, где 30 лет восседал тот, кто казнил и миловал, невзирая на маршальские звёзды и государственные награды.
Глава 4Коммунизм за 20 лет вместо «китайского чуда»
§ 1. «Генеральный агроном» СССР бьёт по агрогородам, целине, кукурузе, мясу, МТС, ЛПХ и народу
Продвигать некоторые свои сельскохозяйственные идеи Хрущёв страстно пытался задолго до установления единоличной власти, подобно тому, как молодой Сталин в 1920‑х гг. горел желанием покомандовать армией. Итог «хобби» обоих был одинаков: сталинские прихоти разбивались о здравый смысл Ленина, Троцкого и Свердлова, а хрущёвские художества перечёркивал уже набравшийся немалого опыта Сталин. Наиболее скандальной реформой Хрущёва были агрогорода.
В 1949 г. Сталин снова перевёл его на работу в Москву, и с 16 декабря Хрущёв опять стал первым секретарём Московского областного (МК) и городского (МГК) комитетов партии, а также секретарём ЦК ВКП(б). Иосиф Виссарионович готовил очередную перестановку кадров в высшем руководстве страны, и Никита Сергеевич был нужен ему в столице. В то же время в Политбюро ЦК на Хрущёва было возложено курирование сельского хозяйства, которым в Совмине ранее занимался Маленков, отстранённый от руководства промышленностью из-за авиационного дела. Сталин полагал, что у Хрущёва после Украины хватит компетенции, чтобы заниматься всем сельским хозяйством СССР. Но очень скоро главный «кадровик» страны убедился в своей ошибке.
Работу Никита Сергеевич начал с укрупнения подмосковных колхозов. Соответствующее постановление ЦК ВКП(б) «Об укрупнении мелких колхозов и задачах партийных организаций в этом деле» вышло 30 мая 1950 г.