[405] В результате количество колхозов сократилось с 236,9 тыс. в предвоенном 1940 г. до 123,7 тыс. на конец 1950 г., то есть практически вдвое[406]. Но эффект от этого был не просто нулевым, а скорее отрицательным — как, впрочем, от всех сельскохозяйственных инициатив Хрущёва. Укрупнение колхозов привело к росту убытков, что негативно отразилось на уровне жизни колхозников. В результате увеличения земельных фондов сельхозартелей нормы налогов для них возросли. Стали прогрессировать и затраты на инфраструктуру, что привело к росту себестоимости продукции. Возросла и миграция селян в города. Но Хрущёв, опьянённый доставшейся властью, пошёл дальше. В выступлении от 18 января 1951 г. он изложил своё видение урбанизации деревни. Присутствовавший на совещании корреспондент «Правды» попросил текст выступления для публикации в газете, и Хрущёв, вопреки мнению советников, дал согласие[407]. 4 марта 1951 г. в центральном издании КПСС на целом развороте вышла статья «О строительстве и благоустройстве в колхозах», в которой речь шла об агрогородах[408]. Вероятно, эту мысль Хрущёву навеяли крупные украинские колхозы. Вообще, это была даже не статья, а целая программа действий с пошаговой инструкцией. Да, прекрасные сельские города будущего выглядели заманчиво. Хрущёв понимал, что это должно понравиться крестьянам, за исключением, наверное, размеров приусадебных участков. Но он не учёл одного — денег в стране на такие преобразования не было, как и человеческих ресурсов. По сути, он предлагал следующую сделку с селом — мы вам предоставим хорошие условия жизни и труда, а вы нам обеспечите высокую производительность и большие урожаи. У Сталина же была другая установка — сначала высокая производительность, а уж потом, может быть, мы вам как-нибудь улучшим условия жизни.
У очередной инициативы Хрущёва было два недостатка. Во-первых, в предполагаемых агрогородах крестьяне отодвигались далеко от своих земельных угодий, и перебрасывать их на работу нужно было разве что на вертолётах. Вероятно, безудержной фантазии Хрущёва могло хватить на это, как и на строительство материально-технической базы коммунизма за 20 лет. Во-вторых, он, видимо, не учёл, что пока во главе СССР стоит Сталин, с которым данная утопия не согласовывалась. Поэтому уже на следующий день редакция «Правды» вынужденно оправдывалась и объясняла, что по недосмотру из текста выпало примечание, что «статья тов. Н.С. Хрущёва печатается в дискуссионном порядке». Никакого обсуждения в принципе не могло быть. Иосифу Виссарионовичу статья очень не понравилась. Хрущёв получил заслуженный нагоняй и 6 марта написал покаянное письмо вождю, в котором признавал, что был не прав, обещал исправиться и подготовить газетный материал с подробным разбором собственных ошибок.
Вот выдержка из этого любопытного документа: «Дорогой товарищ Сталин! Вы совершенно правильно указали на допущенные мною ошибки в опубликованном 4 марта с. г. выступлении «О строительстве и благоустройстве колхозов». После Ваших указаний я старался глубже продумать эти вопросы. Продумав я понял, что все выступление в целом, в своей основе является неправильным. Опубликовав неправильное выступление, я совершил грубую ошибку и тем самым нанес ущерб партии. Этого ущерба для партии можно было бы не допустить, если бы я посоветовался в Центральном Комитете. Этого я не сделал, хотя имел возможность обменяться мнениями в ЦК. Это я также считаю своей грубой ошибкой…»[409]
Но писать статью с самокритикой Хрущёву не пришлось. За него это сделали товарищи по партии в закрытом письме. То есть Никите Сергеевичу сказочно повезло. Письмо для узкого круга лиц — это всё-таки не камера Лубянки. Он, много лет вращавшийся в высших сферах, должен был понимать, что любые реформы в стране возможны, только если их инициатором является Иосиф Виссарионович. Сталин, умевший неплохо распознавать в людях эффективных управленцев, увидел непригодность «комиссара» в решении практических задач и немедленно отстранил его от руководства сельским хозяйством. В результате эта весьма непростая отрасль досталась технарю Маленкову, что и позволило Никите Сергеевичу в борьбе за власть упрекнуть соперника в развале сельского хозяйства страны. Но когда над ним не стало верховного правителя, его необузданная «агрострасть» развернулась в полную ширь, как в 1941 г. у Сталина неудовлетворённая когда-то военная.
Подготовка закрытого письма ЦК ВКП(б) «О задачах колхозного строительства в связи с укрупнением мелких колхозов»[410] велась под руководством Маленкова, который на XIX съезде партии в октябре 1952 г. тоже не преминул раскритиковать хрущёвский утопический мегапроект. Участие Маленкова в этой кампании подтверждают свидетельства Молотова и воспоминания Шепилова. Последний утверждал, что тон бумаги изначально был резким и политически заострённым, а заявления Хрущёва характеризовались как «левацкие». Всё это могло стоить Никите Сергеевичу карьеры, а то и жизни[411].
Но свою идею Хрущёв не бросил. Агрогородов он, конечно, не построил, однако укрупнил колхозы до такой степени, что эффективно управлять ими было практически невозможно. Не имея реальных результатов и пытаясь, очевидно, изжить свой комплекс необразованности, Хрущёв решил показать окружающим свою теоретическую подготовку и «смело» вступил в схоластический спор с мёртвым Сталиным. На сентябрьском Пленуме 1953 г. Хрущёв подверг критике тезис вождя из работы «Экономические проблемы социализма в СССР», опубликованной в октябре 1952 г. Суть высказывания была в том, что колхозная собственность уже начинает «тормозить развитие производительных сил», и главная задача состоит «в постепенном, но неуклонном превращении колхозной собственности в общенародную».
В постановлении Пленума ЦК «О мерах дальнейшего развития сельского хозяйства СССР» было прямо указано, что «сельскохозяйственная артель является наиболее целесообразной формой коллективного хозяйства на весь период социализма и перехода к коммунизму»[412]. Далее, перетягивая славу популярного у селян Маленкова, Хрущёв на пленуме фактически повторил его тезис: «Надо также покончить с предрассудком, будто рабочему и служащему зазорно иметь скот в личной собственности».[413]Правда, не пройдёт и пяти лет, как Хрущёв 20 августа 1958 г. подпишет постановление бюро ЦК КПСС по РСФСР «О запрещении содержания скота в личной собственности граждан, проживающих в городах и рабочих посёлках»[414].
В 1952 г. колхозы могли бы прирастить поголовье крупного рогатого скота на 1,5 млн голов, а увеличили всего на 500 тыс., отправив под нож 1 млн коров в счёт поставок государству. Ведь ни один председатель колхоза не хотел идти под суд. О масштабном кризисе в животноводстве красноречиво говорило и то, что в 1913 г. в Сибири производилось 75 тыс. т масла, а в 1952 г. всего 65 тыс. Для выполнения плана по поголовью скота колхозы были вынуждены держать до 1 января в полуголодном состоянии огромное количество животных. Если в декабре 1951 г. они сдали 323 тыс. голов, то уже в январе 1952 г. — 889 тыс., но изрядно отощавших. Данный абсурд имел место из-за бюрократической отчётности по календарному году и напоминал взятие укреплений противника во время войны любой ценой к праздничным датам из-за фетишизма бюрократической отчётности. Колхозы не занимались отбраковкой стада и сдачей мяса осенью, когда вес животных был максимальным, и было точно известно, на какое поголовье заготовлено кормов на зиму[415]. Далее, на место одного абсурда стал энергично насаждаться новый — хрущёвский, очевидно, греющий Никите Сергеевичу душу своим масштабом.
С избрания Никиты Сергеевича первым секретарём ЦК можно начать отсчёт его активной «реформаторской» деятельности. В декабре 1953 г. при Совете Министров СССР было создано отраслевое Бюро по сельскому хозяйству и заготовкам, которое он и возглавил, как будто доказывая покойному Сталину, что настоящему коммунисту любое дело по плечу. Вскоре на его стол легли две докладные записки. Первая — «Об увеличении производства зерна за счёт распашки новых земель» от 30 ноября 1953 г. — принадлежала перу первого заместителя председателя Совета Министров РСФСР и министру сельского хозяйства РСФСР Павлу Павловичу Лобанову. Автором второй — «Об увеличении производства зерна в колхозах путём распашки перелогов, залежей, целинных земель, малопродуктивных лугов и пастбищ под расширение посевных площадей зерновых культур», датированной 4 декабря 1953 г., был министр сельского хозяйства СССР Иван Александрович Бенедиктов. А 22 января 1954 г. Хрущёв направил в Президиум ЦК собственную записку «Пути решения зерновой проблемы», которая, по сути, повторяла все основные положения записки Бенедиктова и ряда других предложений, пришедших к нему как к главе отраслевого бюро. К записке прилагались проект постановления «Об увеличении производства зерна в 1954–1955 гг. за счёт освоения залежных и целинных земель», докладная записка Госплана, министерств сельского хозяйства, совхозов и заготовок по этому вопросу. Здесь были и соображения академика Трофима Денисовича Лысенко об урожайности зерновых культур на залежных и целинных землях и опубликованные в газетах статьи о практике по освоению таковых. Идея распахать целину поселилась в голове Хрущёва ещё во время сентябрьского 1953 г. пленума ЦК по сельскому хозяйству, на котором он был избран первым секретарём ЦК партии. Вероятно, тогда он не чувствовал себя достаточно сильным, чтобы протолкнуть поражающую грандиозностью замысла наконец-то не бериевскую или маленковскую инициативу, а свою родную — целину.