ном труде ради скорейшей победы и в щедрых военных заработках, создающих накопления для будущего благоденствия. Кто стал главным инициатором претворения в жизнь этих принципов — Сталин, Берия или Каганович — сказать трудно. Но на бериевских предприятиях атомно-ракетной отрасли, скромно именуемой Министерством среднего машиностроения, особая система стимулирования с выделением талонов на дорогие автомобили, мебель и даже квартиры существовала с послевоенных до «лжеперестроечных» времён, пока не началось разрушение СССР и всех машиностроительных отраслей. Особенно большие премиальные надбавки выплачивались за изобретения, рационализацию, внедрение новой техники, сверхплановую продукцию и перевыполнение индивидуальных норм.
С началом войны быстрее госпиталей в войсках и на многих крупных предприятиях была развернута система полевых учреждений Госбанка. Печатный станок для достижения победы работал так же ударно, как и военное производство. Часть заработков и сбережений съедали фантастические цены на оживших, фактически нэповских рынках, но большая часть копилась для светлого будущего, которое настало в мае 1945 г. Быстро отгремели праздничные салюты, высохли слёзы радости. Перед Сталиным и партией во весь рост встала новая задача: что делать с накоплениями в нищей, лежащей в руинах стране? Путей, собственно, было всего два: развернуть массовое жилищное строительство и выпуск товаров народного потребления, включая автомобили, бытовую технику, мебель и т. д., или срочно восстанавливать тяжёлую промышленность и развивать дальше военные предприятия, ударно работавшие в военные годы. Как мы знаем, был выбран второй путь. С накоплениями граждан поступили как всегда, не заморачиваясь, по-большевистски — их попросту реквизировали в рамках денежной реформы 1947 г., обменяв частично на облигации.
Большой размах в те годы получило близкое к рыночной экономике артельное движение. Конечно, удельный вес артелей в гипермилитаризованном производстве СССР с бесконечным количеством чугуна и стали составлял всего 6 % от общих объёмов. Однако из примерно 40 тыс. наименований всей учитываемой продукции 33 тыс. позиций товаров народного потребления на сумму свыше 31,2 млрд руб., изготавливались в артелях, в которых трудилось около 2 млн чел.[453]. При этом артели и кооперативы производили 40 % мебели, 70 % металлической посуды, треть одежды и почти все детские игрушки[454]. Многие из них занимались бытовым обслуживанием населения. В форме кооперативов существовали мастерские по ремонту одежды и обуви, химчистки, прачечные, парикмахерские, фотоателье, транспортные и др. организации. В предпринимательском секторе СССР в это время появилось около сотни конструкторских бюро, 22 экспериментальных лаборатории и даже два научно-исследовательских института[455]. Ленинградская артель «Прогресс-Радио» выпустила первые советские ламповые приёмники ещё в 1930 г., первые в СССР радиолы — в 1935 г., первые телевизоры — в 1939 г.
В блокадном Ленинграде артели выпускали автоматы ППС, у них был собственный станочный парк, сварочное и другое оборудование. Артели производили алюминиевую посуду, стиральные машины, сверлильные станки, прессы и многое другое. Но все эти рыночные новации, возродившиеся во второй половине 1930‑х гг. после громогласного разгрома НЭПа и окрепшие после войны, были уничтожены во имя коммунистической химеры антиподом Берии Хрущёвым, ничего не смыслящим в экономике и реальной психологии советских людей.
В результате 20 июля 1960 г. выходит совместное постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР «О промысловой кооперации», предписывающее передать все оставшиеся артели в ведение государства и упразднить Роспромсовет[456], хотя ничто не предвещало столь печального конца.
Если верить свидетельствам А.Е. Петрушева, В.Г. Лосева и Е.Э. Бейлиной — бывших руководящих работников промысловой кооперации, опрошенных уральским историком П.Г. Назаровым в 1990‑х гг., то с инициативой упразднения кооперации выступил вовсе не Хрущёв, а Анастас Микоян. На одном из совещаний о недостатках в работе промкооперации Микоян неожиданно встал и устало предложил: «А давайте совсем их ликвидируем», после чего решение и было принято без каких-либо обсуждений[457]. Ясно, что за очередным раскулачиванием стоял «бульдозер государства» Хрущёв, научившийся по-сталински прятаться от истории за новых ежовых при проталкивании непопулярных решений.
Историки А.А. Пасс и П.А. Рыжий считают, что на принятие столь неожиданного и радикального решения по промкооперации тогдашнее руководство страны толкнули, как ни странно это звучит, успехи кооператоров, чьи прибыли росли с каждым годом. Ни одна отрасль не работала с такой рентабельностью перед своим упразднением. Именно это и породило недовольство партноменклатуры, увидевшей в кооператорах вызов сытно кормившему их государству. На частном предпринимательстве в СССР был поставлен большой крест, а в Уголовном кодексе появилась соответствующая статья под номером 153 — «Частнопредпринимательская деятельность и коммерческое посредничество»: «Частнопредпринимательская деятельность с использованием государственных, кооперативных или иных общественных форм — наказывается лишением свободы на срок до пяти лет с конфискацией имущества или ссылкой на срок до пяти лет с конфискацией имущества. Коммерческое посредничество, осуществляемое частными лицами в виде промысла или в целях обогащения, наказывается лишением свободы на срок до трех лет с конфискацией имущества или ссылкой на срок до трех лет с конфискацией имущества»[458].
В результате вся коммерческая деятельность ушла в тень, но совсем не исчезла. Это было воспринято как вызов коммунистическому проекту, и Никита Сергеевич начал действовать сталинскими методами, которые совсем недавно критиковал с трибуны ХХ съезда партии. Как крайне ограниченный человек, догматик-марксист, он был убеждён, что социалистическое хозяйство — самое прогрессивное. Хотя сам с восторгом вспоминал изобилие товаров и низкие цены на продукты в годы НЭПа, но начётничество побеждало здравый смысл. Все негативные явления, в том числе преступления в экономической сфере, по его убеждениям, не имели под собой объективных предпосылок. Это не система виновата, а это люди плохие и несознательные. Накажем их, и всё в экономике будет прекрасно. Обретя ничем не ограниченную власть, запретив артели, Хрущёв стал делать единственное, в чём был «асом» — бороться с частной инициативой всеми возможными способами, не гнушаясь противозаконных.
Было ужесточено преследование «расхитителей социалистической собственности». По всей стране началась «ловля» предпринимателей, т. н. «цеховиков», многие из которых совсем недавно были душой артелей и кооперативов. В первую очередь Хрущёв призвал навести порядок в организациях заготовительной кооперации, создавать специальные органы сбытовой кооперации для скупки излишков сельскохозяйственной продукции у колхозников, дабы не дать им возможности торговать самим. Также намечалось ликвидировать все индивидуально-частные ремонтные мастерские, организовать государственную скупку всех вещей с постепенным закрытием рынков в крупных городах и промышленных центрах в течение 1961–1963 гг., запретить выдачу патентов на кустарное производство, установить единые цены на продовольственные и промышленные товары.
Установка была простой и понятной: «Надо выбросить из заготовительного аппарата тех, которые примазываются, жуликов, а жулики у нас есть. Надо создать контроль, чтобы была отчётность, чтобы не было соблазна для людей малоустойчивых в моральном отношении»[459]. «Прекрасная» инициатива — оставить города без рынков. Сложно себе представить, как мог в условиях дефицита выжить советский человек, у которого не было в торговле блата. Так был дан старт экономике дефицита, приведшего в конечном счёте страну к «талонам» и распаду.
Следует отметить ещё один факт — к концу 1950‑х гг. около ⅔ преступлений в СССР составляли преступления имущественные. Самыми распространёнными из них являлись кражи, удельный вес которых превышал 40 %. В их числе лидирующее положение занимало воровство личного имущества граждан (в том числе квартирное, карманное и пр.)[460]. Казалось бы, Хрущёв в своей борьбе с экономической преступностью всё делал правильно. Ведь преступлений уйма, большинство из них хищение как личного, так и государственного имущества. Стало быть, кампания оправдана. Однако всё встаёт на свои места, если задуматься о мотивах совершения данных преступлений. Основной причиной, как ни странно, было плохое материальное положение населения — оно в том числе влияло на выбор предметов кражи. В половине преступлений объектами являлись вещи: одежда, мебель и другие банальные предметы быта, зачастую недоступные советскому человеку. В 30 % случаев украденное использовалось ворами для личных нужд. Но увеличилось и количество краж государственного и общественного имущества: в 31 % случаев пострадавшими были магазины, в 25 % — промышленные предприятия, в 33 % — склады и базы, в 11 % — остальные[461].
В 1960–1961 гг. по инициативе Хрущёва с помощью многочисленных указов Верховного Совета и постановлений Совета Министров СССР, касающихся экономической деятельности («О запрещении содержания личного скота (лошадей, волов) в личной собственности граждан»; «О мерах улучшения комиссионно-скупочной торговли в РСФСР»; «О мерах улучшения комиссионной и колхозной торговли сельскохозяйственными продуктами»; «Об упорядочивании перевозок продуктов сельского хозяйства, строительных и кровельных материалов частными лицами»; «О мерах усиления борьбы с хищениями социалистической собственности и злоупотреблениями в торговле»; «О единовременном учете трудоспособного населения, уклоняющегося от общественно-полезного труда и живущего за счет нетрудовых доходов») была проведена программа жесточайшего подавления любой негосударственной активности в экономической сфере.