Однако, даже несмотря на полное огосударствление промкооперации и репрессии в среде кооператоров, и при Сталине, и при Хрущёве рисковые предприниматели пробивались к свету, как живые ростки сквозь мёртвый асфальт. В ходе хрущёвской кампании против разного рода экономической преступности все подобные инициативы были загублены, а по законам 1961–1962 гг. было казнено около 8000 чел.[462] Вот что писали газеты того времени, делая явный акцент на еврейской жажде деятельности и лучшей жизни: «…На Тушинской красильной фабрике окопались дельцы, совместно действующие с трикотажниками. Здесь был организован полностью «левый» красильный цех и широко сбывалась «левая» продукция. Кто им помогал во всем? Кто они? Начальник отдела Министерства торговли РСФСР Флиорент Исай, управляющий центральной базой «Мосгалантерея» М. Рацимор и его заместители — Израилов, Иосиф Клемперт и другие». (Труд. 1964. 24 янв.). «[В Перми] Левитин, заместитель председателя райисполкома, а затем и председатель его, — организатор крупного хищения и матерый взяточник…» (Известия Советов депутатов трудящихся. 1965. Май)». …И. Генн был посредником в деле поставок за взятки внефондовой трикотажной пряжи. Он проделывал это вкупе с другими дельцами и снабжал трикотажно-ткацкие фабрики во Львове и Омске… Тем же занимался и Гринберг, доставлявший сырье в Горловку, где был открыт «левый» трикотажный цех… За взятки же начальник Росглавстрой-сбытснаба отправлял оборудование в Ивановскую область, где также был организован цех «левых» трикотажных изделий… В Западно-Сибирском совнархозе разрешали отгрузку в чужие районы фондовой пряжи в то время, как план своих предприятий не выполнялся» (Экономическая газета. 1963. 3 июня)[463].
В запрещённых Хрущёвым артелях собственность по закону вроде бы являлась коллективной, но чаще всего они держались на уме и энергии конкретного предпринимателя, негласного хозяина, а официально — председателя артели[464]. Многие из них, в одночасье оказавшись «вне закона», попробовали уйти в тень, где их подстерегал, сажая и даже расстреливая, безжалостный карательный аппарат, доставшийся Хрущёву со сталинских времён.
Выстрелами в Берию (а ранее — в царского премьер-министра Петра Столыпина и многолетнего председателя ленинско-сталинского правительства Алексея Рыкова, развивавшего НЭП и проповедовавшего кооперацию частных крестьянских хозяйств), был уничтожен шанс на радикальное преобразование России. В результате китайский и югославский опыт, если воспользоваться строчкой из стихотворения родственника Петра Столыпина — Михаила Лермонтова — остался похож на «парус одинокий в тумане моря голубом».
Весьма «грамотно» проявил себя Хрущёв и в промышленности, став одновременно «отцом» уравниловки и главного принципа материального стимулирования: чем дороже, тем лучше. Номенклатурное сталинское планирование выпуска продукции и его себестоимости, где достичь 100 % выполнения было весьма сложно, потеснили стоимостные валовые показатели, которые из справочных превратились в основные. Такая подмена номенклатурного планирования на стоимостное при тупом сохранении нерыночного ценообразования, усиленная показателем липовой прибыли, с образованием фондов развития производства и социальной сферы, а также фонда материального стимулирования, фактически уничтожила всякую хозяйственную мораль и эффективное производство. С хрущёвских времён абсурдный принцип — чем дороже, тем красивее отчётность и весомее премия — стал главенствующим.
В бытность Алексея Косыгина премьер-министром, в 1960‑е гг., широко обсуждался вопрос возврата к бериевско-сталинскому номенклатурному планированию и стимулированию его выполнения. Идеологом этого нерыночного подхода был академик Виктор Глушков (1923–1982), создавший первую в Советском Союзе персональную ЭВМ — «МИР-1». По мнению Глушкова, главной проблемой плановой экономики была неспособность справиться с огромным потоком экономической информации. Решение данной проблемы он видел через полную компьютеризацию всех сфер экономики, формирование единой компьютерной сети, которая охватила бы все ведомства и производства Советского Союза. Своё решение он изложил Косыгину и предложил создать Общегосударственную автоматизированную систему (ОГАС) — по сути, компьютерную сеть, фактически прообраз Интернета в масштабах СССР. Однако реализация этого замысла требовала огромного количества времени и многомиллионных вложений. Глушков запросил на эту программу четыре пятилетки и финансирование уровня атомных и космических программ.
Мероприятие было мало того, что сверхдорогое, но и с неясным финалом. Зато оно подстегнуло бы развитие вычислительной техники. 1960‑е гг. — это недолгий период, когда наши компьютеры не уступали американским образцам. А многолетний чемпион мира по шахматам, д.т.н., профессор Михаил Ботвинник весьма «эффективно обучал» компьютер игре в шахматы, опережая весь мир в области искусственного интеллекта. Но благое начинание упёрлось, как всегда, в деньги, которые мощным потоком уходили на хрущёвские забавы, а на развитие кибернетики средств не нашлось.
Вернуть возросшую экономику к номенклатурному планированию было вряд ли реально. Ведь известно, что сложность управления растёт в геометрической прогрессии в сравнении с номенклатурой изделий. Но это — тема отдельного разговора. Самодовлеющий фетишизм стоимостных показателей выражался ещё и в том, что по валовым показателям отчитывались вслед за предприятиями и главки, и министерства, и страна в целом, а за показатель реализации — партийные органы. Так что все были «при деле» и что есть сил давили на директоров. Поэтому директорская должность в эпоху «развитого социализма» долгие годы считалась «инфарктной».
При отсутствии рынка и объективного формирования средневзвешенных конкурентных цен различных производителей все предприятия (а с ними и министерства, и отраслевые отделы обкомов, и ЦК партии) при Хрущёве в погоне за стоимостными показателями стали использовать неоправданно дорогие комплектующие, нередко привозя их с других концов огромной страны, то есть раздувать себестоимость и, соответственно, цены. Данный подход, связанный с освоением средств, стал отчётным показателем и в строительстве. В этой лживо-статистической пропагандистской лихорадке под гипнозом дутых цифр пребывали Никита Хрущёв, а позже, по инерции, и благодушный Леонид Брежнев, тешащие себя красивыми показателями и орденами при пустых прилавках и всё большем отставании от стран с рыночной экономикой. Разумеется, личные материальные стимулы ни для Хрущёва, ни для любого из членов Политбюро не имели никакого значения, а вот дурить мир и «сохранять лицо» в глазах народа от низов и до мало понимающих в экономике коллег из ЦК КПСС было крайне желательно. Пропаганда, как и при Сталине, была всему голова. Но уж лучше так, чем сталинский ГУЛАГ.
Как мы ранее писали, на всех производствах в годы войны использовалось капиталистическое — «НЭПовское» материальное стимулирование. И только Хрущёву пришло в голову строить «чистый коммунизм» без артелей, личных подсобных хозяйств, которые, по сути, приближались к фермерству. Он же, согласно коммунистическим догматам, начал усиленно стирать разницу между физическим и умственным, квалифицированным и простым трудом, но не внедрением автоматизации и высокой культуры производства, а примитивнейшей уравниловкой в оплате, подрывая и уничтожая наследие Берии в области стимулирования труда.
Некоторым преступным деяниям Хрущёва, с точки зрения интересов страны, можно хотя бы придать видимость законности. Но казнь предпринимателей финансово-валютного бизнеса Яна Рокотова, Владислава Файбишенко и Дмитрия Яковлева, расстрелянных за деяние, по которому действующим законодательством был предусмотрен максимальный срок 8 лет, является неслыханным преступлением. Ян Рокотов совместно с друзьями организовал сложную систему посредников для скупки иностранной валюты и зарубежных товаров у иностранных туристов для последующей перепродажи. Хрущёву был нужен громкий показательный процесс на фоне развёрнутой кампании по борьбе с фарцовщиками и теневыми дельцами, которых он фактически раскулачил, отобрав без выкупа всю производственную собственность.
Исполнение любой статьи в УК, особенно расстрельной, введённой задним числом, в российской (за исключением сталинского времени) и мировой практике немыслимо, ведь закон не может иметь обратной силы! Гражданин должен быть судим по статье, действующей на момент совершения преступления. В данном случае Хрущёв лично заставил правоохранительную систему действовать не по закону, а по его указке. При вынесении приговора не было учтено даже то обстоятельство, что Ян Рокотов ещё юношей при Сталине отсидел ни за что немалый срок и после смерти вождя был полностью реабилитирован. Дело этих предпринимателей пересматривалось под давлением Хрущёва три раза, продемонстрировав всему миру «независимость» советской судебной системы! Когда «бандиты» уже отбывали свои законные 8 лет, пересмотрев дело, а заодно и уголовное право, всем троим дали по 15 лет, а в третий раз после аналогичной «законной», как и казнь Берии, процедуры их приговорили к расстрелу и убили в Бутырской тюрьме[465].
Любопытно, что в США русскими эмигрантами-предпринимателями была увековечена память их казнённых коллег из России. Фамилиями «Rokotov & Feinberg»[466] названа крупная фирма по производству джинсов. Более того, в 2017 г. отчеканен памятный коллекционный жетон. В 2018 г. на телеканале «Россия Культура» вышел фильм «Свинцовая оттепель 61‑го. Дело валютчиков», в котором показана одна из многих позорных страниц жизни Хрущёва — фанатика построения коммунизма в СССР.
И только там, где речь шла о золоте, коммунистический бред Никиты Сергеевича отступал. Артели золотодобытчиков — «пережиток капитализма» — всё же работали