В «достижениях» Хрущёва, о которых он гордо докладывал на XXII съезде КПСС, вместо заявленного обгона Америки по мясу и молоку было лишь одно — взрыв самой мощной в мире термоядерной «царь-бомбы» в 50 мегатонн (для сравнения, мощность атомной бомбы «Малыш», сброшенной на Хиросиму, по разным оценкам, составляла от 13 до 18 килотонн). При этом учёные кое-как остановили «горе-строителя коммунизма», когда он амбициозно заставлял сделать и взорвать бомбу в 100 мегатонн, опасную для существования не только человечества, но и планеты Земля.
К счастью для населения голубого шара, в 1996 г. в рамках ООН был подписан договор о всеобъемлющем запрещении испытании ядерного оружия не только в атмосфере, под водой и в космосе, но и под землёй. Увы, существует некая вероятность того, что последняя строка моего стихотворения «Конец спирали?», не приведи Господь, станет пророческой:
Далёкий предок в холоде пещерном
Хранил огонь трудом неимоверным,
Отбитый первобытною рукой
У каменной породы неживой.
Подруги, в муках извиваясь родовых,
Несли в века хранителей иных,
Выстанывался дивный мир с огнями…
Но вспыхнул горизонт. Земля споткнулась нами.
Только в начале 1990‑х гг. появился ряд постановлений, призванных обеспечить соцзащиту участников учений с применением ядерного оружия. Постановлением Верховного Совета за подписью Р.И. Хасбулатова от 21 сентября 1991 г. они были приравнены к ликвидаторам катастрофы на Чернобыльской АЭС. А 21 октября 1992 г. председатель правительства Е.Т. Гайдар подписал постановление о «Комитете ветеранов подразделений особого риска Российской Федерации».
В далёком 1957 г. ничто не предвещало ядерного апокалипсиса. Прошло целых четыре года с тех пор, как Хрущёв, убив создателя ядерных отраслей, оказавшегося «шпионом» Лаврентия Берию, стал мастером на все руки, от кукурузы до ракет. В июне того же года на Пленуме ЦК новый диктатор расправился с «антипартийной» группой В.М. Молотова, Г.М. Маленкова, Л.М. Кагановича «и примкнувшего к ним Шепилова». Казалось бы, он вполне мог наслаждаться единоличной властью.
Но Берия и с того света своими взрывоопасными сооружениями продолжал омрачать счастье Хрущёва. Среди уральских рек, кристальных озёр и великолепных лесов он взял и в 1948 г. соорудил секретный химкомбинат «Маяк». Место называлось ЗАТО Озёрск (Челябинск-40), что недалеко от городов Касли и Кыштыма. На «Маяке» производили плутоний-239, составляющий основу ядерного оружия.
Понятно, что в условиях развернувшейся гонки вооружений атомного сырья требовалось всё больше. При этом, разумеется, увеличивалось и количество неведомых Хрущёву радиоактивных отходов. Поэтому часть их преспокойно сбрасывалась прямо в реку Теча, а потом и в озеро Карачай, не имеющее стока. Справедливости ради отметим, что этот непорядок был, увы, и при Берии. Следить досконально ещё и за этим было некому. Новый реформатор первым делом ликвидировал бериевский спецкомитет, организовав Министерство среднего машиностроения. В этой структуре под давлением нетерпеливого «перегонятеля» Америки центральное место быстро занял план производства ядерного оружия любой ценой, в ущерб научным исследованиям и профилактическим работам.
Надежда Кутепова, правозащитница, эксперт по закрытым городам и правам жертв радиации рассказывает, что на берегу реки жило несколько тысяч человек, которые ничего не знали ни про секретный завод, ни про опасность радиации: «В 1949 году это была уже не просто вода, это были жидкие радиоактивные отходы. Верхняя деревня — Метлино — располагалась всего в семи километрах от места сброса. Моя коллега по правозащитной деятельности Любовь Ладейщикова, которая проживала в данной деревне, вспоминала, что дети были очень рады тому, что происходило с рекой: мертвые рыбы плавали вверх животами. Они ловили их и с удовольствием жарили на берегу.
Моя мама, которая в этот момент проходила практику в московской клинике № 6 для радиационных больных (эта клиника существует и сегодня), рассказывала мне, что рыба, которую привозили из Челябинской области, когда её клали на рентгенбумагу, мгновенно давала такой же снимок, как и рентгеновский. Можете представить, какой мощности было радиоактивное облучение. И всю эту воду люди использовали: пили, поливали огороды, стирали, поили скот, купали детей»[494].
Но наиболее опасные отходы «Маяк» хранил неподалёку от предприятия. Там было оборудовано, казалось бы, безопасное хранилище. Но из-за существенного падения уровня ответственности и производственной дисциплины без «строгого маршальского ока», вышедшую из строя систему охлаждения не ремонтировали долгое время. Жидкие отходы при этом нагревались, постепенно превращаясь в твёрдые взрывоопасные соли.
29 сентября 1957 г., в воскресенье в 16.22 по местному времени наступила трагическая развязка. Аварийная ёмкость, «устав» дожидаться ремонта охлаждения, взорвалась. Сделанная из нержавеющей стали, она находилась в отдельном бетонном каньоне диаметром 9 м и глубиной 7,4 м, толщина стен которого составляла около метра. Бетонная плита — перекрытие каньона весом в 160 т — была сорвана взрывом и отброшена на 25 м[495].
По счастливой случайности, в момент взрыва в выходной день жертв не было. Один из сотрудников дежурной смены В.И. Комаров вспоминал, что после взрыва, выйдя на улицу, он увидел, что на месте, где возвышался холм комплекса С-3, стоял высокий столб пыли белого цвета. На фоне заводской трубы он заметил летящую многотонную бетонную крышку, сорванную взрывом[496].
В ёмкости было 20 млн кюри радиоактивности (стронций-90, цезий-137 и т. д.), при этом 10 % было поднято в воздух на высоту до одного километра. Остальная часть отходов, выброшенных из хранилища, осталась на территории «Маяка». В зону поражения попали реакторные заводы, новый строящийся радиохимический комбинат, завод по производству радиоизотопов, пожарная часть, военные городки и лагерь заключённых[497].
2 млн кюри радиоактивности, подхваченные сильным юго-западным ветром, разнесло по лесам, озёрам, полям на площади более 20 тыс. км2 Челябинской, Свердловской и Тюменской областей. Радиоактивное облако достигло района г. Тюмени через 6–8 часов после аварии[498].
На территории самого «Маяка», где выпало 18 млн кюри радиоактивности, были приняты экстренные меры. С его территории даже вывели заключённых — гамма-поле от буханки хлеба в столовой составляло 50 микрорентген в секунду, а загрязнённость территории доходила до нескольких тысяч микрорентген в секунду. Тут, что называется, деваться было некуда. Сразу же была организована санобработка всего персонала.
В ближайшей казарме внутренних войск были выбиты стёкла. Солдаты и офицеры в первый момент выскочили на улицу; некоторые, считая, что началась война, побежали за оружием. Впрочем, паника быстро прекратилась, все вернулись в казармы, а спустя несколько минут после взрыва густое чёрно-серо-бурое облако нависло над их казармами и вскоре выпало радиоактивными хлопьями[499].
При аварии в первые же часы подверглись облучению 1007 военнослужащих, из них 63 солдата получили облучение от 10 до 50 рентген — их поставили на постоянное медицинское наблюдение, а 12 чел. получивших облучение свыше 50 рентген госпитализировали[500].
Вместо доскональных медицинских мер приказом по МВД СССР от 19 октября 1957 г. всему личному составу полка, попавшему под радиоактивное загрязнение, объявили благодарность, 85 военнослужащих наградили медалью «За отличную службу по охране общественного порядка». Ещё 58 чел. получили выплаты от 100 до 400 руб.[501].
Вот только до сих пор неизвестно, сколько из 1007 облучённых солдат выжили, сколько умерли через год или позже от лучевой болезни или онкологии. Да и сама цифра 1007 не вызывает никакого доверия. В 1990‑е гг. была рассекречена докладная записка министра внутренних дел СССР Н.П. Дудорова и главы Минсредмаша Е.П. Славского, согласно которой облучению подверглись 1638 военнослужащих[502], что на 60 % выше первоначальной информации, но и по этим данным остаются вопросы. Взрыв, к счастью, оказался не ядерным, а соответствующим грязной бомбе.
В какой-то мере «Маяку» повезло. Однако радиоактивных веществ в окружающую среду было выброшено столько, что эта авария в настоящее время оценивается специалистами как одна из крупнейших в мире. По современной международной классификации она имеет индекс «шесть» по семибалльной шкале и относится к тяжёлым[503]. Максимум дан катастрофам на Чернобыльской АЭС и на Фукусиме-1.
Если сам взрыв можно определить как преступную халатность руководителей предприятия, то отсутствие информации, замалчивание, секретность, запоздалая эвакуация — всё это подвергло смертельной опасности жизни 270 тыс. чел., оказавшихся в зоне радиоактивного заражения. Это уже преступление не работников комбината, а фактического главы партии и государства Хрущёва, у которого видимость дел всегда была на первом месте.
Сегодня сложно сказать, принимали или нет участие в ликвидации последствий аварии заключённые, получившие большую дозу радиации, или их всех распределили по другим лагерям, а к работам якобы были привлечены заключённые из соседних лагерей. Дезактивацией территории занимались также военнослужащие и сотрудники химкомбината, который по указанию опять же хрущёвского правительства ни на минуту не останавливал производство. До зимы 1957 г. и с весны следующего из пожарных автоцистерн мыли бетон и асфальт на дорогах и площадях, стены и крыши заводских цехов. И всё это для того, чтобы «Маяк» не переставал давать стране плутоний.