По воспоминаниям ликвидаторов, средств защиты не хватало, некоторым приходилось вместо противогазов работать в лёгких респираторах, которые очень быстро выходили из строя. Населению велели усиленно мыть полы в домах. Эвакуация началась очень поздно, через шесть дней. Переселить решили несколько деревень двух районов Челябинской области, которые сильнее всего пострадали от радиоактивного заражения. В общей сложности эвакуировали около десяти тысяч человек. Дома и всё, что принадлежало жителям (в том числе скот), были уничтожены, причём разрушали дома и расстреливали несчастных животных на глазах у хозяев. Челябинск-40, к счастью, не попал в зону радиоактивных осадков, его расселять не стали.
Как и во время Тоцких учений, ради сохранения секретности в больницах пациентам ставили другие, не вызывающие подозрений диагнозы: рак или вегетососудистую дистонию второй степени. Пострадавшие ликвидаторы давали подписки о неразглашении. Тем не менее в материале «Российской газеты», вышедшем к 60‑летию этого печального события, утверждается, что «вскоре после аварии сотрудники полузакрытых научных учреждений по приказу сверху организовали и много десятилетий вели медицинское обследование местных жителей вдоль берегов реки Течи и на территории Восточно-Уральского радиоактивного следа. Их наблюдения и засекреченные отчёты — это собрание сочинений в шести томах под общим шифром «Мираж», о котором коллеги-ученые и большие начальники узнали лишь после того, как наделали непоправимых ошибок в Чернобыле…»[504]
Во времена Хрущёва газеты ничего не писали о случившемся. Единственная убаюкивающая пострадавших заметка появилась лишь через неделю, 6 октября в газете «Челябинский рабочий», где говорилось: «Многие челябинцы наблюдали особое свечение звездного неба. Это довольно редкое в наших широтах свечение имело все признаки полярного сияния. Интенсивное красное, временами переходящее в слабо-розовое и светло-голубое свечение вначале охватывало значительную часть юго-западной и северо-восточной поверхности небосклона». Народ бессовестно обманывали. Явление, выданное за северное сияние, оказалось облаком радиоактивной пыли и дыма, которое действительно мерцало разными цветами. Больше новостей, связанных с катастрофой на «Маяке», не было[505].
Вывод таков: причина этого взрыва в том, что при Хрущёве очень быстро стали отмирать железная бериевская дисциплина и ответственность. По горячим следам не лечили тысячи ликвидаторов, прошедших через опасную зону. Они не были поставлены на учёт, болели и умирали, разъехавшись по просторам СССР, ведомого коммунистической партией во главе с Хрущёвым «от победы к победе» в светлое будущее — к коммунизму.
Были аварии и менее значительные: многие удалось скрыть, а высокую смертность — засекретить. Одна из них произошла 24 октября 1960 г. на космодроме «Байконур». Там из-за падения дисциплины и нарушения техники безопасности имел место взрыв топлива при испытании межконтинентальной баллистической ракеты Р-16: из-за неснятого электропитания произошёл преждевременный запуск двигателя, струёй огня разрушивший баки горючего. В результате пламя охватило всю площадку и унесло жизни, по разным оценкам, от 74 до 126 чел., включая главнокомандующего Ракетных войск стратегического назначения (РВСН) маршала М.И. Неделина. В газете «Известия» же сообщили, что Неделин погиб «при исполнении служебных обязанностей в результате авиакатастрофы»[506].
Пожалуй, апогеем хрущёвского правления стало вспыхнувшее летом 1962 г. восстание в Новочеркасске. Ещё никогда с момента «воцарения» Никиты Сергеевича противоречия между народом и власть имущими не были так остры. Сообщения об антиправительственных листовках и оскорбительных высказываниях в адрес лично Хрущёва, а также призывы к бунтам и забастовкам в начале июня 1962 г. достигли слуха верховного правителя, «разнеженного» похвалами высоких партийцев.
По данным КГБ, обстановка накалилась после того, как 17 мая 1962 г. вышло постановление правительства о повышении с 1 июня розничных цен на мясо и колбасу на 30 %, масло — на 25 %. Такая мера была объяснена якобы «просьбами трудящихся», что являлось грубой ложью. Протесты и расклеивание листовок имели место в Москве, Ленинграде, Донецке, Днепропетровске, Горьком, Тамбове, Тбилиси, Новосибирске, Челябинске, Загорске, Выборге и других городах.
Так что новочеркасский бунт возник не на пустом месте. Дело не только в том, что рабочие были недовольны повышением цен, отсутствием продуктов в магазинах и снижением расценок на предприятиях — это были лишь поводы. Причины находились гораздо глубже. Ещё до Новочеркасска и повышения цен в 1961 г. и в первой половине 1962 г. крупные стихийные народные выступления прошли в Краснодаре, Муроме, Александрове и Бийске.
Начал проявляться настоящий системный кризис, который правящая верхушка СССР смогла преодолеть только через два года отставкой Хрущёва и брежневским курсом на «стабилизацию». Конечно, всё, что произошло в Новочеркасске, было засекречено. Ещё бы, известие о столь масштабных волнениях могло бы избавить народ от ощущения бесперспективности любого выступления против режима и вдохновить недовольных на политические требования. Хотя как знать? И они вполне могли бояться возврата к сталинизму. Несмотря на привычную ложь хрущёвских бравурных докладов, воспоминания о репрессиях были ещё свежи в памяти народа.
И до Новочеркасска при подавлении волнений в СССР бывала стрельба, кровопролитие и жестокое «правосудие». К тому же новочеркасский бунт не был самым массовым, например, волнения в Грузии в «антисталинском» 1956 г. были гораздо масштабнее. Но именно Новочеркасск стал символом сопротивления. В этом южном городе сошлись недовольный народ и обнаглевшая власть, там в первый и последний раз в подавлении беспорядков принимали непосредственное участие высшие партийные чиновники. В Новочеркасск вылетела чуть ли не половина членов Президиума ЦК КПСС: Фрол Козлов, Анастас Микоян, Андрей Кириленко, Леонид Ильичёв и Дмитрий Полянский, а также секретарь ЦК Александр Шелепин, зампредседателя КГБ Петр Ивашутин и отозванный с учений командующий Северо-Кавказским военным округом Иса Плиев. За старшего был Козлов, считавшийся на тот момент вторым человеком в государстве и наиболее вероятным преемником Хрущёва.
Получилось, что ответственность за расстрел легла непосредственно на высшее руководство страны, а не на местные власти, военных, КГБ или милицию. Разумеется, письменного приказа об открытии огня не было. Как принималось это решение, мы тоже не знаем. Всё было сделано в лучших большевистских традициях с заметанием следов и размыванием ответственности. Однако кое-какие свидетельства остались. Есть, например, воспоминания Микояна:
«Прибыв в Новочеркасск и выяснив обстановку, я понял, что претензии рабочих были вполне справедливы и недовольство оправданно. Как раз вышло постановление о повышении цен на мясо и масло, а дурак-директор одновременно повысил нормы, на недовольство рабочих реагировал по-хамски, не желая с ними даже разговаривать. Действовал, как будто провокатор какой-то, оттого что не хватало ума и уважения к рабочим… Пока я ходил говорить с забастовщиками и выступал по радио, он названивал в Москву и сеял панику, требуя разрешения на применение оружия, и через Хрущёва получил санкцию на это «в случае крайней необходимости». «Крайность» определял, конечно, Козлов.
Несколько человек было убито. Козлов распорядился даже подать два эшелона для массовой ссылки людей в Сибирь. Позорный факт! Прямо в духе Ежова — Берия. Я это решительно отменил, и он не посмел возражать.
Почему Хрущёв разрешил применить оружие? Он был крайне напуган тем, что, как сообщил КГБ, забастовщики послали своих людей в соседние промышленные центры <…> Такая паника и такое преступление для Хрущёва не типичны, виновен Козлов, который его так дезинформировал, что добился хотя и условного, но разрешения»[507].
Ничего не скажешь, откровенно — Хрущёв отдал приказ стрелять, но сделал это он под влиянием Козлова, а Микоян был добрый и совершенно ни при чём. Только надо заметить, что этот текст был опубликован, когда ни Хрущёва, ни Козлова уже не было в живых. Да и обманывает Анастас Иванович — ни к каким забастовщиками он не ходил. Уже после расстрела по местному радио прокрутили речи Козлова и Микояна, где те возложили всю ответственность за случившееся на «уголовно-хулиганствующие элементы», а ввод войск был объяснён «просьбами трудящихся» навести порядок. Вероятно, убивали трудящихся тоже по их многочисленным просьбам.
Трагедии вообще можно было избежать, если бы не трусость и высокомерие господ, привыкших к рабской покорности населения, не желавших и не умевших разговаривать с народом. Кстати, уже в постсоветское время была предпринята попытка осудить виновных в расстреле. Главная военная прокуратура РФ в 1992 г. возбудила по факту новочеркасского расстрела уголовное дело против Хрущёва, Козлова, Микояна и ещё восьми человек. Тогда вина была возложена, прежде всего, на Козлова. «Выполняя незаконное распоряжение Ф.Р. Козлова, не установленные следствием должностные лица отдали приказ открыть огонь на поражение», — говорилось в материалах уголовного дела, которое было прекращено в связи со смертью фигурантов[508].
Но не все были сторонниками столь жестокой расправы. В частности, заместитель командующего Северо-Кавказским военным округом генерал-лейтенант Матвей Шапошников отказался бросить против безоружных демонстрантов танки. Он поплатился карьерой, как ни странно, не за сам факт отказа, а за неоднократные попытки предать гласности события в Новочеркасске. Произошла «опала» через четыре года после описываемых событий.