За те 18 лет, пока генеральным секретарём КПСС был Леонид Брежнев, в РСФСР было расстреляно около 7000 человек — примерно столько же, сколько за последние три года хрущёвской власти. То есть по «свинцу» Хрущёв был кровожадней не только Брежнева более чем в шесть раз, но и Сталина — Берии в предвоенные два года (за 1939–1940 гг. были приговорены к высшей мере по делам органов НКВД 4201 человек[522]). «Самое время» Хрущёву было объявлять строительство коммунизма под «фанфары» пистолетной пальбы по предпринимателям и другим гражданам. Страшные преступления сталинских времён, как видим, его не тяготили. Будучи неистовым коммунистом, он не помышлял об искуплении своих грехов — казней москвичей и украинцев в годы массовых репрессий. Знать бы ему, полуграмотному «нехристю», что в «жуткие» царские времена, за 25 лет — с 1876 по 1900 г. и с 1901 по 1904 г. число казнённых составило 419 и 67 чел. соответственно, то есть примерно по 17 человек в год по всей Российской империи[523]. Это было в 156 раз меньше, чем в хрущёвские годы, и в 25 раз меньше, чем в брежневские. И даже в царско-столыпинские годы — с 1906 по 1911 г., во время разгула революционного террора, количество казней было соизмеримо с брежневским временем. Да и убивали отнюдь не за тягу к предпринимательству, а террористов. Но это всё не волновало истовых коммунистов, да и картину расстрелов, превосходящую по количеству бериевско-сталинскую предвоенную «оттепель», они вряд ли знали.
Настороженность членов ЦК по отношению к Хрущёву провоцировала отнюдь не его кровожадность, а создание в 1962 г. единого «Комитета партийно-государственного контроля ЦК КПСС и Совета министров СССР», получившего право производить расследования, налагать на виновных взыскания и штрафы, передавать дела в прокуратуру и суд как на партийных, так и советских функционеров. Более того, в марте 1963 г. Комитет получил право контролировать Министерство обороны СССР, КГБ СССР и все республиканские МВД.
Хрущёв, как и тяжелобольной Сталин, замахнувшийся даже на неприкосновенных членов своего Политбюро, не замечал нависшей над ним опасности и продолжал свои эксперименты. По его инициативе ноябрьский Пленум 1962 г. (19–23 ноября) принял решение, оформленное Постановлением «О развитии экономики СССР и перестройке партийного руководства народным хозяйством»[524], предусматривавшее разделение всех парторганизаций на промышленные и сельские. Это внесло страшную дезорганизацию в управление экономикой.
Последней хрущёвской авантюрой в аграрной сфере была программа «химизации». Этой теме был посвящён специальный Пленум ЦК, открывшийся 9 декабря 1963 г. В своём докладе Хрущёв, наметив планы развития химической промышленности на 7 лет, предлагал добиться темпов её роста на 17–19 % в год и увеличить валовую продукцию вдвое к 1970 г. Если в 1963 г. минеральных удобрений производилось 20 млн т, то к 1970 г. их планировалось уже 70–80 млн, то есть производство планировалось увеличить в 3–4 раза[525]. Вроде бы всё логично — мало удобряем почву, потому и урожаи низкие, но почему именно 80 млн т? Да в колхозах просто не было ни хранилищ для такого количества удобрений, ни машин, чтобы вносить их в почву. Нераспакованные мешки с удобрениями валялись под открытым небом, высыхали под солнцем, мокли под дождём, отравляя землю. А ведь вначале Никита Сергеевич замахивался на 100 млн т, но группа учёных химиков и агрохимиков попросила Хрущёва уменьшить планы и выделить больше средств на постройку хранилищ и улучшение использования удобрений.
Весь 1964 г. Хрущёв собирал в ЦК КПСС одно совещание за другим, и все по сельскому хозяйству. Но лучше от этого не становилось. Летом, вернувшись из поездки в Данию и Швецию, он подготовил и разослал членам Президиума ЦК новый доклад о перестройке всего руководства отраслью, концепцию которой планировалось утвердить на пленуме ЦК КПСС в ноябре того же года. В частности, Хрущёв предложил создать в Москве двенадцать Государственных комитетов для руководства отраслями сельского хозяйства: Госкомитет по животноводству, птицеводству, производству зерна, техническим культурам, а также по химизации, мелиорации, механизации и т. д. В каждом из них предполагалось задействовать не менее 500–600 экспертов в данной отрасли. Записку с таким предложением Никита Сергеевич направил не только в Президиум ЦК, но и во все обкомы партии. В августе её начали обсуждать на местах и ужаснулись: проект не только вводил двоевластие, но и полностью разрушал руководство. Если ранее секретари обкомов по сельскому хозяйству полностью зависели от своего начальства в Москве, то теперь у них появлялось ещё по двенадцать разных начальников.
Первые секретари обкомов — опора Хрущёва — схватились за головы и возроптали. Они устали от реформ и бестолкового руководства. Они видели, в каком состоянии оказались в результате сумасбродных преобразований сельское хозяйство и страна в целом. Но не только секретари обкомов были настроены против Хрущёва. После отставки маршала Жукова и сокращения армии глава государства не мог рассчитывать и на поддержку военных. Мало того, он не мог положиться, как в 1957 г., на поддержку спецслужб, ибо сам уволил своего друга Ивана Серова в 1963 г. с должности председателя КГБ, а потом и начальника ГРУ. Формальным поводом послужил скандал с разоблачением двойного агента Пеньковского, но, как считал сам Серов, против него действовали враги в партаппарате, уже готовившие замену Хрущёва Брежневым.
Существует огромный массив литературы, в которой участники событий делятся своими воспоминаниями, где всё выстроено в хронологическом порядке и неоднократно проанализировано. Можно отметить, что в конце своего «волюнтаристского» правления, после бесконечных метаний от целины к мясу, от мяса к кукурузе, от химизации к новой индустриализации, от ссоры с Китаем до замирения с Америкой, после пребывания на грани ядерной войны, глава партии и правительства пришёл ровно к тому, с чего начинал «съеденный» более 10 лет назад якобы за немарксистское соотношение товаров групп «А» и «Б» Маленков. 26 сентября 1964 г., за несколько дней до отъезда на отдых в свою крымскую резиденцию, Хрущёв выступил на расширенном заседании Президиума ЦК и Совета Министров СССР, где рассматривался доклад первого заместителя председателя Госплана СССР Алексея Адамовича Горегляда «О перспективном плане развития народного хозяйства СССР на 1966–1970 гг.». Хрущёв в прениях по докладу впервые с 1953 г. повторил основные положения знаменитого доклада Маленкова о необходимости ускоренного развития производства средств потребления и повышения уровня жизни и благосостояния советских граждан. Никита Сергеевич возобновил курс на вытеснение партии из управления аграрным сектором, предложив создать специализированные управления. В партийном аппарате все знали, что Хрущёв готовит значительные кадровые преобразования.
Впрочем, это было коренное свойство советской партийной системы. Как только кого-то из руководителей начинали вытеснять с вершин власти, так в его голове сразу появлялись здравые мысли, и, защищаясь, он произносил умные речи, которые все понимали. Так было в 1930‑е гг. при Сталине, когда он уничтожал ленинскую гвардию, а те давали такой точный политический и экономический анализ созданного государственного устройства, что из сегодняшнего далека невольно хочется их спросить: а где ж вы были раньше, почему всего этого не видели? И «антипартийная группа» перед своим разгромом ставила на вид Хрущёву его авантюризм, неуправляемость, нарастающий культ личности и, как следствие, необдуманную политику и преобразования. Новые заговорщики предъявили на октябрьском 1964 г. Пленуме ЦК Хрущёву то же самое. И только будучи отстранённым от власти, он в своих воспоминаниях признался, что не во всём был прав.
Хрущёв улетел в Крым 30 сентября 1964 г., оставив «на хозяйстве» в правительстве Д.С. Полянского, а в партии Н.В. Подгорного и Л.И. Брежнева, которым поручил ведение Президиума ЦК. Заговор вступил в завершающую фазу. До Никиты Сергеевича доходили слухи, что в аппарате ЦК вовсю идёт работа по подготовке смены правителя. Постоянно зондировались умонастроения местной партийной номенклатуры относительно возможного смещения его со всех постов. Но он этим донесениям не особо верил и отправился отдыхать, сказав напоследок, что после своего возвращения из отпуска он «разобьёт «центропробку», которая закупоривает нас и мешает двигаться вперёд»[526].
11 октября 1964 г. в кремлёвском кабинете Д.С. Полянского после его разговора с Хрущёвым, при котором последний по привычке ругался и грозил всякими карами, собрались все члены Президиума ЦК. Отсутствовали только трое: Л.И. Брежнев, Н.В. Подгорный и А.П. Кириленко. Первый был с рабочим визитом в Берлине, второй с рабочей поездкой в Кишинёве, а третий отдыхал в Минводах. Узнав, что двое последних уже вылетели в Москву, все присутствующие попросили хозяина кабинета срочно звонить Брежневу, который не выходил на связь. Наконец поздним вечером, когда до него дозвонились, Полянский произнёс всего одну фразу, ставшую паролем заговорщиков: «В Москве хорошая погода», — и Брежнев срочно вылетел в столицу[527].
12 октября под председательством Брежнева собрался Президиум ЦК. Формальным поводом для этого заседания стало обсуждение ряда вопросов, связанных с новым пятилетним планом, но, безусловно, главным вопросом повестки было согласование действий по отставке Хрущёва со всех занимаемых им постов. Собравшиеся решили, что присутствие Никиты Сергеевича на Пленуме просто необходимо. Как развивались события дальше, кто звонил Хрущёву, как заказывали самолёт, прекрасно описано у Юрия Аксютина в книге «Хрущёвская «оттепель» и общественные настроения в СССР в 1953–1964 гг.». поэтому напомню лишь вкратце.