о не быть методов «обходного» уничтожения наиболее авторитетных противников в ситуации, когда общественное мнение лучше не будоражить расстрелами.
Мы уже вспоминали, как очень кстати умирали сподвижники Сталина на самом старте его борьбы за власть. Немало его «друзей» и уровнем пониже скончались при странных обстоятельствах. Среди них любимый сын и секретарь Льва Троцкого Лев Седов, умерший в парижской больнице после элементарной операции по удалению аппендицита, а также его дочь Зинаида Волкова, покончившая жизнь самоубийством. Не менее загадочны смерти родного брата Надежды Аллилуевой 44‑летнего военного комиссара автобронетанкового управления Красной армии Павла Аллилуева, полпреда СССР в Китае Ивана Орельского с супругой, «пропажа» в 1940 г. жены царицынского друга Сталина, маршала Кулика и т. д. После войны произошел «несчастный случай» с председателем еврейского антифашистского комитета Соломоном Михоэлсом, в больнице умер маршал бронетанковых войск Павел Рыбалко, нелицеприятно высказывавшийся при генералах и Сталине в адрес спецслужб. Поэтому рассмотрим историю гибели Николая Ватутина более пристально и удивимся «случайному» стечению роковых обстоятельств.
Об успешном и заслуженном старте в 34 года в высшем воинском эшелоне свидетельствует его блистательная характеристика при направлении на учёбу в Академию Генштаба.
Поскольку в армии, в том числе и в связи с начавшейся чисткой старых кадров, остро чувствовался кадровый голод, нужна была молодёжь, Ватутину подвернулась возможность продолжить военное образование в Академии Генштаба. В результате прекрасной успеваемости приказом наркома Ворошилова ему досрочно было зачтено полное обучение. Ватутин был направлен в Киев на должность заместителя начальника штаба округа, который вскоре и возглавил. До июля 1937 г. Георгий Константинович Жуков был командиром кавалерийской дивизии, а затем командовал кавалерийскими корпусами по соседству ‒ в Западном особом военном округе в Белоруссии. Но сблизила их, несомненно, совместно проведённая операция по присоединению Бессарабии и Северной Буковины к СССР в июне — июле 1940 г. войсками образованного для этой цели Южного фронта (командующий ‒ генерал армии Г.К. Жуков, начальник штаба ‒ генерал-лейтенант Н.Ф. Ватутин). Ватутин с солидным образованием и богатым опытом практической штабной работы был для Жукова «палочкой-выручалочкой». Похоже, что Георгий Константинович ценил его талант и не ревновал к успеху.
Ещё раньше, в сентябре 1939 г., во время Польского похода судьба свела Николая Фёдоровича с Семёном Тимошенко, который на тот момент возглавлял войска Украинского фронта, временно образованного на основе Киевского особого военного округа. Он также имел возможность по достоинству оценить военный талант начальника штаба Николая Ватутина.
Вряд ли можно считать случайностью, что все три главных участника операций по присоединению территорий в скором времени оказались на самых высоких руководящих должностях. По хронологии это выглядело так: Семён Тимошенко назначен на должность народного комиссара обороны СССР 7 мая 1940 г., Николай Ватутин возглавил оперативное управление Генерального штаба 26 июля 1940 г., Георгий Жуков стал начальником Генерального штаба 14 января 1941 г. Он заменил на этом посту отработавшего всего полгода одного из главных виновников, наряду с Семёном Тимошенко, позорной по соотношению потерь финской кампании, маршала Кирилла Мерецкова. Но «спусковым крючком» немилости Мерецкова, стало собственное и, конечно же, «ошибочное мнение» будущего зэка и маршала. Вот что пишет по этому вопросу начальник Информотдела Разведуправления Генштаба подполковник В.А. Новобранец: «Теперь уже стало известно, за что был снят Мерецков. На совещании Главного военного совета совместно с членами Политбюро он заявил, что война с Германией неизбежна, что нужно переводить на военное положение армию и страну. Нужно укрепление границ. Его посчитали «паникёром войны» и отстранили от должности начальника Генерального штаба, назначив вместо него генерала Жукова…»[530]
Сам Георгий Константинович писал в своих мемуарах: «Надо откровенно сказать, ни у наркома, ни у меня не было необходимого опыта в подготовке вооруженных сил к такой войне, которая развернулась в 1941 году, а, как известно, опытные военные кадры были истреблены в 1937–1939 годах»[531]. Но опытный генштабист, а таким после расстрела маршала Егорова в 1939 г. оставался только маршал Шапошников, Сталину к началу войны нужен не был. У него был свой «план» начала войны. Заявление ТАСС от 13 июня 1941 г. о том, что в ближайшее время войны не будет, Директива № 1, приказы о покраске самолётов, обычно со снятым вооружением, арест в канун войны генералов-авиаторов, ремонт взлётно-посадочных полос, летние отпуска и т. д. — все это звенья одного «плана», ведомого лишь вождю. Имея огромное, но засекреченное в ту пору преимущество в танках, самолётах и прочем вооружении, войну Гитлера с Англией фактически на двух фронтах — в Атлантике и в Африке, а также будучи обороняющейся стороной, Сталин вряд ли сомневался в своём огромном превосходстве над Гитлером. Во всяком случае, шанс победить был велик. Но заставить Гитлера сделать первый шаг в удобное для Сталина время было очень непросто. В письме к Муссолини от 21 июня 1941 г. фюрер назвал этот шаг самым трудным в своей жизни[532].
Как это не странно звучит, но если бы не удалось заставить Гитлера начать войну в 1941 г., то вполне возможно, не Америка, а Германия стала бы первой ядерной державой, так же как она стала первой в мире обладательницей баллистических ракет «Фау‑2». Лучшие в мире на тот момент физики (Вернер фон Браун и нобелевский лауреат (1932 г.) Вернер Карл Гейзенберг) со своими внушительными командами работали до 1945 г. в Германии. В целом в Европе нобелевских лауреатов по физике было более 20 человек, а в США — всего 8.
Форсируя начало войны и провоцируя немцев на нападение любой ценой в 1941 г., в максимально невыгодный для Гитлера момент, Сталин тем самым брал в помощники вчерашних врагов — Англию и Америку, а главное отбирал у Гитлера возможность создания ядерной бомбы в условиях тяжелейшей войны! При таком раскладе он выступал спасителем не только страны, но и мира. Хотя, зная весь сталинский путь, можно предположить, что его главным стимулом было всё же личное место в истории, а сдерживание Гитлера могло осознаваться больше на интуитивном уровне. И хотя поначалу радиевые исследования начали вести ещё при Ленине в 1918 г., впервые о реальной возможности создания ядерного оружия Сталин узнал из докладной записки Лаврентия Берии № 1790/б СС от 06.10.1942 г., когда война уже была в самом разгаре.
Осуществив преступную Директиву № 1 и другие аналогичные мероприятия, Сталин, очевидно, посчитал, что троица генералов «от сохи» выполнила задачу прикрытия кровопролитного плана, заставившего Гитлера сделать первому неотвратимый шаг начала войны в удобное для нас время. Но, получив непредвиденно быстрое продвижение немцев к Москве, Сталин решил немедленно вернуть на должность начальника Генерального штаба суперквалифицированного бывшего полковника царской армии Бориса Михайловича Шапошникова, а его заместителем оставить также бывшего царского штабиста генерала Александра Михайловича Василевского. Николай Ватутин 30 июня 1941 г., к его радости, был переведён в войска на должность начальника штаба Северо-Западного фронта (командующий — генерал-полковник Ф.И. Кузнецов). В тот же день он во главе группы генералов и офицеров направился автотранспортом в Псков, где располагался штаб фронта. Северо-Западному фронту предстояли в ближайшем будущем тяжёлые испытания: обеспечить целостность фронта между Ленинградом и Москвой, содействовать обороне этих главнейших городов Советского Союза, фактически разрываясь в «войне на два фланга».
О высочайшей квалификации Ватутина свидетельствует тот факт, что вскоре главные стратеги — маршал Борис Шапошников и генерал Александр Василевский, испытывая острую нехватку квалифицированных специалистов, из всех фронтовых командиров вновь выбрали Ватутина для работы в Генеральном штабе. Перевод Николая Ватутина в Москву состоялся в мае 1942 г. Но в ходе реорганизации Генерального штаба Ватутин, как это ни странно, был назначен на должность заместителя начальника Генштаба по Дальнему Востоку, хотя на хорошо известном ему Северо-Западном направлении события в его отсутствие стали развиваться по наихудшему сценарию. Очевидно, возглавить восточное направление было некому. Хотя прекрасной кандидатурой мог бы стать Герой Советского Союза генерал армии Григорий Михайлович Штерн, как пять своих пальцев знавший этот район благодаря победным боевым действиям на озере Хасан и реке Халхин-Гол в 1938–1939 гг. Но в должности начальника Главного управления противовоздушной обороны в октябре 1941 г. Штерн вместе с другими Героями Советского Союза, элитой авиации, был расстрелян. Незавидной была и судьба маршала Блюхера, отслужившего на Востоке около 10 лет.
Будучи в момент нападения немцев наиболее грамотным штабистом и стратегом в сталинском окружении, Николай Ватутин, не зная до конца стратегические планы Сталина, ужасался, в какую жуткую игру по заманиванию Гитлера «на наживку» в виде первого эшелона наших войск по воле случая он оказался вовлечён. Именно поэтому он всеми силами рвался из Генерального штаба на фронт к более конкретному и определённому делу. По воспоминаниям Василевского, летом 1942 г. прямо на заседании Ставки Верховного Главнокомандующего, где обсуждалось тяжелейшее положение на Воронежском фронте, Ватутин обратился непосредственно к Главнокомандующему с личной инициативой отправки его именно на этот фронт, вместо терпящего неудачи командующего фронтом Филиппа Ивановича Голикова:
«Вдруг встает Николай Фёдорович и говорит:
— Товарищ Сталин! Назначьте меня командующим Воронежским фронтом.