И наконец, третий документ — «Докладная записка начальника Управления контрразведки НКО «Смерш» 1‑го Украинского фронта Н.А. Осетрова секретарю ЦК КП(б) У Н.С. Хрущёву об обстоятельствах нападения украинских националистов на командующего войсками 1‑го Украинского фронта Н.Ф. Ватутина»: «Расследованием обстоятельств, при которых было совершено нападение на Командующего фронтом генерала армии т. Ватутина, установлено:
29 февраля 1944 г. примерно в 19.00 в населенном пункте Милятын Острогского района бандгруппа численностью в 100–200 человек обстреляла машину командующего Первым Украинским фронтом генерала армии т. Ватутина и машины его сопровождавшие, вследствие чего тяжело ранен в ногу генерал армии т. Ватутин.
29 февраля 1944 г., закончив работу в штабе 13‑й армии, в 16.30 т. Ватутин выехал в район расположения штаба 60‑й армии в г. Славута.
Перед отъездом генерала армии т. Ватутина и других командующий 13‑й армией Пухов предложил ехать в Славуту через Новоград-Волынский.
Член Военного Совета армии Козлов предложил ехать также через Новоград-Волынский или же по маршруту: Ровно — Гоща — Милятын (по которому ехал т. Ватутин в 13‑ю армию), с чем т. Ватутин и согласился.
Несмотря на позднее время и наличие по маршруту Гоща — Милятын — Славута вооруженных банд, что Военному Совету 13‑й армии было известно из сообщений Отдела «Смерш» той же армии, генерал-лейтенант Пухов и генерал-майор Козлов для сопровождения командующего фронтом т. Ватутина не направили дополнительной охраны и не предложили бронированных средств передвижения.
Полковник Семиков, зная, что часть охраны Военного Совета фронта направлена по другому маршруту, также не предложил Военному Совету 13‑й армии усилить имевшуюся охрану.
Кроме этого, Военный Совет 13‑й армии о передвижении командующего фронтом из г. Ровно в г. Славута не поставил в известность отдел контрразведки «Смерш».
В результате беспечности в охране командующего фронтом т. Ватутина, его и вместе с ним следовавшие машины, не подозревая о наличии вооруженной банды, въехали в с. Милятын, где и был произведен обстрел и ранение т. Ватутина.
Необходимо отметить, что Военный Совет фронта также систематически был информирован о наличии активно действующих бандгрупп на участке 13‑й армии, и члены Военного Совета фронта лично были предупреждены о принятии мер предосторожности при поездках в части 13‑й армии.
Следует отметить, что сопровождавшая командующего личная охрана и шофера вели себя достойно и мужественно, за исключением Моноселидзе, шофёра члена Военного Совета т. Крайнюкова, который во время обстрела проявил трусость, угнал машину, и сам участия в отражении нападения не принимал.
Моноселидзе задержан и в отношении его ведётся следствие.
Для ликвидации банды отделом контрразведки «Смерш» 60‑й армии в село Милятын в ночь с 29 февраля на 1 марта с. г. была выслана оперативная группа в количестве 60 человек, но к моменту приезда опергруппы банда из села Милятын ушла, и подавляющее большинство населения этого села также отсутствовало[548].
Далее следует довольно подробный отчёт о мерах, принятых по уничтожению бандформирований в данном районе, и попутно о поиске участников покушения на командующего. Спрашивается, что же мешало спецслужбам либо до прибытия командующего провести эту операцию, либо даже совместить её с днём приезда? Видно, что в докладной записке Осетров указывает 100–200 бандитов, не решаясь озвучить совсем невероятную цифру в 350 чел., придуманную старшим по рангу после Ватутина политработником Крайнюковым. Осетров также возлагает вину за случившееся на военных, в частности, на генерал-лейтенанта Пухова и генерал-майора Козлова, изменивших маршрут, не обеспечив должное сопровождение командующего фронтом и не оповестив органы «Смерш» об изменении маршрута.
Хотя все «расследователи» работали по горячим следам ЧП, никто не удосужился поговорить с самим потерпевшим и охраной. Кто, как не Ватутин, доподлинно знал всю информацию по характеру боя, выбору маршрута и наличии с ними Хрущёва? Похоже, что с Ватутина взяли расписку о неразглашении информации, так как детали его поездки и ранения никогда не всплывали в рассказах его близких — жены, дочери и внука-историка. Можно предположить, что таким образом была засекречена поездка члена Политбюро, первого секретаря компартии Украины — Хрущёва, чтобы «злые языки» не выстраивали «версии» о том, что Никита Сергеевич сначала отправил Ватутина под выстрел, а потом через явно преступное лечение у себя в особняке — на тот свет. В эту, на первый взгляд не самую вероятную, картину вписывается и уже упомянутый факт из мемуаров Георгия Жукова о том, что он советовал Ватутину отправить вместо себя заместителей. Таким веским аргументом в пользу поездки могло стать желание Хрущёва посетить войска — пообщаться с командующими армий, политработниками, а главное — сопроводить Ватутина в подготовленную западню и отчитаться в Кремль об успешном ходе операции.
Вольно или невольно наиболее правдиво изобразил ситуацию на «поле боя» заместитель начальника управления контрразведки «Смерш» 1‑го Украинского фронта А.М. Белянов. По его сведениям, все машины после начала стрельбы развернулись, и только автомобиль командующего не тронулся с места. Следовательно, Николай Фёдорович должен был выскочить из машины, чтобы пересесть в другую. А это самый благоприятный момент для выстрела для снайпера или кого-либо из группы сопровождения. Но причина остановки автомобиля командующего в акте не названа. Если это обычная неисправность, то должны быть виновные, готовившие машину в дальний путь. Нельзя не заметить, насколько картина «боя» из справки «Смерш» отличается от явной выдумки Крайнюкова, который и после смерти Ватутина, очевидно, ненавидел того, кого предал.
Сквозь общую ложь и недосказанность просочилось ещё одно весьма важное несоответствие воспоминаний «комиссара» фронта и документов «Смерш». Согласно Крайнюкову, «машина с охраной, въехавшая было в село Милятын, быстро дала задний ход». Если передовая машина выскочила из села, то командующий и подавно в него не въехал. Бой, по воспоминаниям, протекал в поле: «Из-за строений показались бандиты, рассыпавшиеся по заснеженному полю». Значит снайпер, тем более в позднее время и при плохой видимости в его версии практически исключён. Тогда как начальник фронтового «Смерш» Осетров, не согласуясь по таким «мелочам» с Крайнюковым, пишет, что «…машины, не подозревая о наличии вооруженной банды, въехали в с. Милятын, где и был «произведен обстрел и ранение т. Ватутина». Аналогично и заместитель начальника «Смерш» Украинского фронта Белянов отмечает: «Примерно в 19.00 29/11—1944 года, в населенном пункте Милятын, машины Военного Совета фронта подверглись нападению вооруженной банды 300–350 человек…»
Как видим, смершевцев хватило, чтобы заметить только несуразную численность противника, а место столкновения они показали, очевидно, правдиво, со слов охраны. Для того чтобы выстрелить в командующего из окна дома или с чердака, не нужно быть суперснайпером. Совершенно очевидно, что для успешной атаки машин, въехавших в село вечером, не нужно ни 300 чел., ни 100–200, ни даже 30–40, а достаточно 5–7 чел., чтобы из укрытий уничтожить всю немудрёную колонну и при этом не перестрелять друг друга.
Проанализировав крупицы правды, которые пробиваются через приведённые свидетельства, можно сделать однозначный вывод, что была дана команда не допрашивать досконально охрану, не беседовать с Ватутиным, не сопоставлять факты, то есть не проводить глубокое расследование. И это притом что Крайнюков, как видно из его мемуаров, сразу сообщил о происшествии самому Сталину по телефону, а в дальнейшем, по результатам медицинского обследования Ватутина, направил и «письменное донесение». Далее по переписке Хрущёва мы видим, что Сталин при всей своей занятости постоянно «держал руку на затухающем пульсе больного». Спрашивается, если Сталин лично получал информацию о ходе «лечения» Ватутина, то где «шпионы и предатели», допустившие гибель без пяти минут маршала, где доскональное разбирательство? Уже одно это свидетельствует, что ранение, переросшее в убийство, было, по всей вероятности, заказным.
Продолжим анализировать другие косвенные данные, подтверждающие гипотезу о профессионально организованных ранении и «лечении» командующего фронтом. Кроме того, что не последовало тщательного дознания и наказания виновных в обеспечении охраны командующего и выборе маршрута, ни на чьей карьере и наградах, кроме самого Ватутина, данное ЧП не отразилось. Примечательно, что за три года войны у Крайнюкова было 4 ордена, а за год с небольшим (до июня 1945), его грудь украсило целых 6 орденов, и сама его карьера вскоре резко пошла вверх. Из них 3 ордена, включая орден Красного Знамени, он получил в 1944 г., смертельном для его начальника. Всего же грудь «великого политработника» украсило 13 орденов. О явном покровительстве своему подельнику Хрущёва косвенно свидетельствует тот факт, что «за подвиги» уже в мирное время из его рук Крайнюков получил ещё 4 ордена.
Не был обижен наградами и другой участник операции — командующий 13‑й армии генерал Николай Пухов. Уже в 1944 г., вместо выводов о ненадлежащей охране командующего фронтом, его грудь украсили 3 ордена. Да и сам Хрущёв в этом же году снова стал «хозяином» Украины и без участия в боях был награждён вторым орденом Ленина.
В то же время Николай Фёдорович ни при Сталине, ни при Хрущёве не получил ни одной посмертной награды. Память о нём и его гибели в годы их правления откровенно предали забвению. Это ли не свидетельствует о том, что трагедия не была случайностью?
В разных изданиях мемуаров Жукова описание событий отличается на такую «малость», как наличие в тот злополучный вечер в небольшой колонне машин Никиты Хрущёва. Только защищая члена Политбюро, Ватутин мог выскочить из машины и схватиться вместе с солдатами охраны за оружие, прикрывая разворот транспорта Хрущёва, чья жизнь была более весома на сталинско-номенклатурных весах. Такой важный эпизод, как наличие члена Политбюро в поездке, Георгий Константинович перепутать, конечно, не мог, но мог исключить под давлением всесильной цензуры.