О глубинных качествах Берии можно судить в годы руководства им оборонной промышленностью во время войны и особенно в течение семи последующих лет при создании ядерного щита, за который он, имея абсолютную свободу действий, отвечал головой. Невероятные темпы роста военного производства, а также ядерный триумф были достигнуты им без репрессий. За время руководства Спецкомитетом Берией были просмотрены и утверждены тысячи документов. Причём по большинству из них взвешивались различные точки зрения и выбирались оптимальные решения. Все, кто тесно работал с ним в эти годы, включая будущего многолетнего министра среднего машиностроения Е.П. Славского, президента АН СССР И.В. Курчатова, академиков Ю.Б. Харитона, А.Д. Сахарова, С.П. Капицу и др., восхищались его работоспособностью и сочетанием строгости и человеческой заботы не только о членах Спецкомитета, но и об их родственниках. Многие работали не за страх, а за совесть, стимулируемые не только весомыми премиями (в том числе в виде машин, квартир и дач), но и грандиозностью решаемых задач. В результате в разорённой войной стране были созданы сверхсложные атомные реакторы и новые отрасли промышленности. Наш триумф в этой области можно сравнить, пожалуй, с неожиданным для всего мира полётом в космос Юрия Гагарина, славу от которого присвоил себе целиком Хрущёв.
Никто при этом не сказал доброго слова в адрес оболганного «шпиона», вывезшего в 1945 г. из-под носа американцев крупных немецких учёных-ядерщиков и ракетчиков во главе с нобелевским лауреатом Густавом Герцем. В результате в советском атомном проекте участвовало 324 немецких специалиста, 108 из которых прибыли из Германии, 216 — из числа военнопленных.
Немецкие учёные работали в СССР в том числе ради идеи — ядерного паритета с Америкой. Благодаря неустанному вниманию Лаврентия Берии и его аппарата, они были обеспечены всем необходимым как для спокойной работы, так и для быта, что подтверждается большим количеством их мемуаров и воспоминаний. Группы учёных под руководством Манфреда фон Арденне, Густава Герца, Роберта Дёппеля и Николауса Риля помогли Берии выиграть драгоценный год в начатой Америкой ядерной гонке, уже уничтожившей японские города.
По поручению Берии из Германии в СССР в 1945 г. также были вывезены предприятия и учреждения немецкой атомной промышленности, занявшие «7 эшелонов — 380 вагонов…». Большую службу сослужили найденные НКВД и доставленные из Германии фрагменты первых в мире баллистических ракет «Фау‑2». Но главное, это, конечно, созданные Лаврентием Берией научные коллективы, построенные предприятия и большей частью засекреченные, весьма благоустроенные для того времени города, далёкие по своему облику от кварталов примитивных хрущёвок.
Разумеется, живущие в ГДР физики из карьерных соображений во времена Хрущёва обязаны были повторять дежурные «мантры» в адрес «злого» Берии. Но никто не назвал ни одного факта их преследований и наказаний, не говоря об арестах.
Более того, Берия категорически запретил нашим служащим разводить политическую агитацию. Даже прошлая принадлежность к нацистской партии не имела никакого значения и не отражалась на отношении к учёному или конструктору со стороны руководства. Разумеется, это была мудрая установка циничного по отношению к любым партиям, ориентированного исключительно на дело Лаврентия Берии.
Высокая зарплата немецких учёных и отличное снабжение в секретных «коммунистических городах» позволяли им отправлять посылки на Родину, а также вести переписку. При этом к адресатам просачивалась ненароком и секретная информация, позволяющая хитрой западной разведке делать из писем выводы о стадии наших разработок. И только после первого, досрочного испытания бомбы Запад понял, что утечка «секретной» информации была бериевской игрой.
После успешного испытания участники проекта были представлены к высоким правительственным наградам. Многим, в том числе и немцам, были вручены машины и дачи. Впоследствии, с разрешения советских властей, большинство немцев, получив компенсацию за недвижимость, покинуло СССР.
Берия, далёкий от догматического восприятия коммунистических идей, благодаря многолетнему руководству разведкой и решению сложнейших практических задач, прекрасно знал, как устроены эффективная западная экономика и система управления государством. Поэтому газетными статьями и пухлыми томами бородатых «классиков» его было не обмануть. Неслучайно в ходе послесталинских реформ, когда он получил возможность реализовывать свои собственные, выстраданные взгляды, то предложил несоциалистический путь развития единой и нейтральной Германии. При этом из чрезвычайно затратной «витрины социализма» она могла бы стать крупнейшим партнёром СССР.
Что касается советских республик, то Берии, при поддержке Маленкова, удалось провести через Политбюро и запустить невиданный для СССР процесс создания национальных партийных комитетов, национальных правительств, а также органов внутренних дел, возглавляемых местными кадрами. При этом школьники и студенты должны были получить свободу выбора языка обучения. Делопроизводство в госучреждениях также должно было вестись преимущественно на национальных языках. Особенно неблагополучно в этом плане обстояло дело на Западной Украине, где более десяти лет Хрущёв олицетворял полицейское государство, истребившее только в 1944–1946 гг. более 165 тыс. чел. с обеих противоборствующих сторон. Добил ситуацию в 1946 г. голод, «усмиривший» огромными жертвами «кипение национального котла». При этом меры по его предотвращению Сталиным фактически не принимались. Во всяком случае, золотой запас на эти неотложные нужды не тратился, а продолжал копиться. В 1953 г. он был рекордным для СССР и превышал 2 тыс. т. Если учесть, что в послевоенные годы добывалось в среднем около 100 т в год, то в 1946–1947 гг. резерв мог составлять около 700—1000 т. В любом случае была возможность закупить зерно и не допустить бедствия. Наверняка не отказали бы в помощи и вчерашние союзники, чью тушёнку и прочие продукты ещё недавно солдаты уважительно называли «вторым фронтом».
Хрущёв в это время хоть и взывал о помощи, но задание по сдаче зерна государству, то есть по отъёму его у голодающего населения, старательно выполнял. По минимальным цифрам, принадлежащим В.В. Кондрашину, сверхнормативная убыль УССР в этот момент составила порядка 408 тыс. чел. По украинским данным, в результате голода погибло около 800 тыс. чел. Зато для укрепления руководства, а может, опасаясь за жизнь Хрущёва, не защищённого кремлёвскими стенами, Сталин почти на год назначил Кагановича первым секретарём компартии Украины. Хрущёв при этом остался председателем Совета Министров, деля ответственность за огромные жертвы со своим первым учителем.
В дни так называемого «коллективного руководства», понимая сложнейшую ситуацию на Украине, особенно Западной, Лаврентию Берии удалось, в первую очередь, провести через Политбюро решение о реформах управления в республике, с широчайшим привлечением на все высшие посты местного населения, естественно, в совершенстве владеющего украинским языком. Разумеется, и этот его новаторский шаг был воспринят недавним «отцом» Украины Хрущёвым как очередная пощёчина от ненавистного маршала.
Хрущёву, с его примитивным опытом исполнения сталинских директив и бесконечной круговертью репрессий, абсолютно незнакомому с западной экономикой и демократией, как и большинству членов Политбюро, были непонятны и вызывали раздражение как эти, так и внешнеполитические предложения маршала — мирный договор с Японией, сотрудничество с Югославией и другими странами. Вряд ли кто-то в правительстве, кроме Маленкова, понимал, что из расширения самостоятельности республик, основанной на национальных кадрах, с неизбежностью вытекало бы разнообразие хозяйственных механизмов — сочетание плана и рынка, колхозов, кооперативов и фермерства. Члены Политбюро, конечно, знали, что не председатель правительства Маленков является генератором раздражающих новаций. Этот факт подтверждают и современные исследователи, например, А.С. Кочетова и Н.А. Кудряшов.
Вопрос о Германии сыграл роль своеобразного теста для членов Политбюро на их способность воспринимать радикальные преобразования. В результате Политбюро согласилось только с консервативной формулировкой Молотова, горячо поддержанной Хрущёвым, не форсировать строительство социализма в ГДР, а бериевско-маленковское предложение «не строить социализм в Германии и оставить её единой» было отвергнуто. В результате этот процесс был отсрочен почти на 40 лет. Поэтому Берия, при поддержке Маленкова, разумно обошёл обсуждение вопроса о судьбе социализма в СССР, а предложил в качестве первого шага дать большую самостоятельность республикам, надеясь, что они на деле докажут, при какой системе собственности и демократии результаты будут весомее. В русле плавного перехода к рынку без деклараций и диспутов предлагалось расширение прав министерств и предприятий. Последние должны были получить возможность распоряжаться сверхплановой продукцией, излишками материалов, ненужным оборудованием и т. д. Есть все основания предполагать, что главный китайский реформатор Дэн Сяопин, соединивший наиболее эффективные черты обеих систем, позаимствовал опыт у Лаврентия Павловича. Как и Берия, он официально не позиционировал себя как первый человек в партийной и государственной иерархии. Но вполне возможно, что, учтя трагический опыт Берии, вооружённые силы были в непосредственном подчинении главного китайского реформатора. Скрепой союза «свободных республик» у нас вместо полицейского государства могли стать богатейшие природные ресурсы России и взаимовыгодная кооперация предприятий. Это был бы коренной, а не косметический демонтаж сталинизма, державшего союз «братских республик» во многом на страхе и насилии.
Об отношении Берии к преступлениям минувшей эпохи свидетельствует перечень его первоочередных дел. Будучи одновременно заместителем председателя правительства и министром внутренних дел, он немедленно прекратил нашумевшее «дело врачей», дело Еврейского антифашистского комитета и многие другие, а также выпустил на свободу почти половину заключённых, среди которых было много женщин и стариков. Это важнейшее для страны решение было оформлено как постановление Президиума Верховного Совета СССР и в народе известно, как «ворошиловская», а не «бериевская» амнистия, что свидетельствует об отсутствии у Берии стремления к дешёвому и быстрому популизму. Формальный статус заместителя главы правительства его вполне устраивал. За пять лет тяжелейшей работы по руководству промышленностью во время войны и за семь лет, отданных неимоверной гонке по созданию атомного, а затем и водородного оружия, он привык к высочайшей организованности, чуждой расхлябанности и партийной болтовне. Интересы государственного дела диктовали высокий темп работы, нежелательный для всех остальных сталинских порученцев, жаждущих со смертью диктатора передышки и более спокойной работы. Тем более что большинство из членов Политбюро подходило к пенсионному возрасту, а Ворошилов и вовсе перешагнул рубеж в 70 лет. О высоком реальном положении Лаврентия Берии в иерархии высшей советской элиты свидетельствует то, что кандидатуру председателя правительства предлагал именно он.