Например, Заполярная железная дорога длиной в 1300 км от поселка Игарка в низовьях Енисея до Северного Урала, включая Норильск, а в отдалённой перспективе и Чукотку. На прокладке путей успело проработать до 120 тыс. заключённых, а вложено в неё было 4 млрд руб. бюджетных средств. И это при полунищем житье в бараках основной массы населения, что не было только последствиями войны. Просто бедный народ более управляем и готов работать в тяжелейших условиях практически за еду и одежду. Более обеспеченных людей было бы тяжелей загонять в шахты и рудники, а также на фабрики и заводы с преобладанием ручного труда. При неповиновении «краник» снабжения легко регулируется, да и стимулы для учёбы и продвижения, в том числе на номенклатурные высоты, много весомей, чем при обеспеченной жизни. Поэтому огромные средства с лёгкостью направлялись не на послевоенное улучшение жизни поколения победителей, а на грандиозные проекты.
С одобрения Сталина строительство велось спешно, с финансированием затрат по факту без проектно-сметной документации, определения общей стоимости и хотя бы примерных сроков окупаемости. Такой подход был оправдан при форсированном создании ядерной бомбы, но в дорогостоящих мирных проектах он просто немыслим. Аналогичной была ситуация с железнодорожным тоннелем Сахалин — Большая земля, с Главным Туркменским каналом и т. п. Ясно, что при таком «планировании» выброшенных на ветер огромных средств академик Вознесенский был неимоверным раздражителем для вождя. Реальной была опасность, что после кончины «великого строителя» Вознесенский станет критиком его разорительных проектов и приоритетов развития страны. Так что его дискредитация и уничтожение показались Сталину, по-видимому, оптимальным решением. Очевидно, что слишком много лишнего знали молодые ленинградцы и о своих убитых предшественниках — Зиновьеве и его «банде», Кирове, а возможно, и об их шефе Жданове. Так что уж лучше, как говорится, «концы в воду».
Поначалу вряд ли кто-то из «доброжелателей» предполагал, что «воспитательный» процесс недавних любимцев вождя закончится не смещением их и отправкой в дальние регионы, а казнями по сценарию уже подзабытых 1930‑х гг. В 1950 г., кроме ленинградцев, были расстреляны заслуженный маршал авиации, консультант Сталина на переговорах «Большой тройки» в Тегеране и Ялте, кавалер множества орденов — Сергей Худяков, а также Григорий Кулик, приятель Сталина по Гражданской войне, маршал артиллерии (правда, разжалованный) и ещё около двадцати генералов — орденоносных участников войны. Заключительным аккордом в реквиеме сталинских жертв стали 13 членов Еврейского антифашистского комитета, расстрелянных в 1952 г. после тайного убийства их руководителя Михоэлса. Это была «благодарность» за сбор немалых денег с мирового еврейства во время войны на нужды армии. Как и возрождённая Церковь, это создавало СССР имидж достойного партнёра Запада, заслуживающего ленд-лиза и прочей помощи.
Хрущёв, по свидетельству талантливого разведчика, генерала НКВД Павла Судоплатова, уже имел богатый опыт индивидуального террора, а именно — уничтожения видного украинского националиста Александра Шумского, авторитетнейшего греко-католического епископа Теодора Ромжи, а также, согласно нашим изысканиям, весьма вероятно, и генерала армии Николая Ватутина. Кстати, сам Судоплатов чудом спасся от расстрела, благодаря талантливо инсценированному сумасшествию и голодовке, которая поставила его между жизнью и смертью. Но это настолько притупило чувствительность, что позволило, не закричав, выдержать две спинномозговые пункции.
Сталинские примеры, без сомнения, попадали на подготовленную почву и вдохновляли Хрущёва на убийство чрезвычайно опасного противника. Хрущёв ясно сознавал, что раненый зверь опасен вдвойне. Иное дело убитый. В нашем случае незаконно арестованный маршал был весьма опасен. До конца не ясно, в какую сторону могло качнуться Политбюро, ЦК, да и генералитет во главе с Георгием Жуковым. Противозаконный арест без предъявленного обвинения и подписи Генерального прокурора выглядел как возврат к самым мрачным методам сталинской эпохи. Где гарантия, что при таком подходе кто-то другой в следующий раз не станет жертвой аналогичного произвола? Зато немедленное убийство вместо ареста пробуждало не до конца забытый инстинкт жгучего страха и резко снижало вероятность «бунта» и неблагоприятного для Хрущёва политического сценария. Победителей, как говорится, не судят!
Неслучайно очевидцы той поры — Серго Берия, дочь Сталина Светлана Аллилуева, чьи мемуары признаны О.В. Хлевнюком наиболее правдивыми, а также профессор-эмигрант А.Г. Авторханов и молодой в ту пору охранник И.А. Малиновский, выросший с годами до полковника КГБ, — нисколько не сомневались, что имел место не арест, а банальное убийство. Из современных исследователей гипотезы бессудного уничтожения маршала придерживается известный историк и публицист Б.В. Соколов, написавший по данной теме ряд книг.
Эпизод совершенно беззаконного ареста Берии отражён в мемуарах Хрущёва, Молотова, Жукова и Москаленко. Причём эти воспоминания существенно противоречат не только друг другу, но и самим себе, написанным в разное время. Объяснить этот разнобой можно либо тем, что ложь со временем забывается, либо тем, что все они, кроме Хрущёва, хотели показать умеющим читать между строк, что всё, связанное с втоптанным в грязь именем Берии, — выдумка и гнусная ложь. Поэтому нет единого сценария ареста и заключения опального маршала в бункер. Зато активное участие в заговоре военных — неопровержимый факт. Ввод в Москву танков позволяет утверждать, что данное событие — не что иное, как военный переворот с целью захвата власти в пользу Хрущёва. Напомню, что на тот момент «обиженный» Никита Сергеевич не был ни первым секретарём ЦК КПСС, ни членом правительства, ни даже главой Москвы. Зато в его «багаже» были страх разоблачения собственного лидерства в репрессиях 1937–1938 гг., депортациях 1940–1941 гг., войне с Западной Украиной и «очистительном» голоде 1946 г. Также его отличали демоническая напористость, бесконечная жажда власти и общий карьерный интерес с «декоративным» министром обороны Николаем Булганиным и командующим ПВО МВО Кириллом Москаленко. Хрущёв, уничтожив Лаврентия Берию, смог в мгновение ока захватить власть, а вторым шагом свернуть чуждые для него начатые реформы. МВО с демонстрацией танков сыграл первостепенную роль в усмирении даже помыслов всех несогласных с хрущёвским произволом. В том же 1953 г. были заменены командующий дивизией имени Дзержинского и командиры рангом поменьше. Почти все заместители Лаврентия Берии и друзья, в том числе давно перешедший на работу в ЦК партии Всеволод Меркулов, дождались суда и были казнены 23 декабря того же года с соблюдением всех формальностей. Ситуация же с «расстрелом» Берии в корне отличается от убийства его сподвижников.
Чтобы не посвящать в тайну его «вторичного убийства» расстрельную команду, её попросту не пригласили. Убийство по приговору взял на себя, подписав соответствующий документ, Павел Батицкий. При этом присутствовали всего двое свидетелей, уже получивших за свою преданность новые посты: Генеральный прокурор Роман Руденко и командующий Московским округом генерал армии Кирилл Москаленко.
Думаю, излишне пояснять, что могло заставить столь высокое собрание (двух будущих маршалов и Генерального прокурора) «развлекаться» убийством беззащитного узника. Ни до, ни после в истории России и СССР до такого бесчестия, как роль палачей, никто из высоких чинов никогда не опускался, пусть даже и на бумаге. При этом хранители тайны не рискнули даже привлечь врача-агента, которых было немало, чтобы засвидетельствовать смерть. Нет, конечно, и акта кремации, нужных фотографий, отпечатков пальцев и подлинных подписей, оригинальных, а не скопированных протоколов допроса. В монографии приведены результаты почерковедческой и автороведческой экспертизы последних лет, доказывающих, что письма Берии из бункера — это фальшивки, написанные группой лиц, очевидно, во главе с генералом-драматургом Меркуловым, унесшим навсегда эту важную тайну, не выходя из тюрьмы.
После переворота вся Москва и область вместе с членами Политбюро, Министерством обороны и правительством «заботливо охранялась» преданными Хрущёву войсками. Поэтому, оставаясь всего лишь одним из секретарей ЦК партии, Хрущёв имел возможность не форсировать события и присвоить себе звание первого секретаря через два с лишним месяца, в сентябре 1953 г. Тогда же он ввёл себя в состав Президиума правительства, создав Бюро по сельскому хозяйству. Излишне говорить, что самостоятельность Маленкова на этом закончилась. Но Хрущёв не торопился. Только через 5 лет, в 1958 г., легко сместив с высокой должности своего «зиц-премьера» Николая Булганина, предварительно отправив на пенсию в 1957 г. министра обороны Георгия Жукова, он занял сталинское место в партии и государстве.
В этой тихо проведённой рискованной комбинации по окончательному закреплению своей власти Хрущёв с блеском использовал «иезуитский» сталинский опыт 1935–1936 гг. В пору подготовки к уничтожению ленинского Политбюро бдительность военных во главе с Тухачевским была усыплена «заботой» вождя о повышении их статуса. Пятерым наиболее влиятельным военачальникам было присвоено престижнейшее звание маршала. Тем самым Сталин давал понять и всем остальным военным, что главные люди дела — армия. Манёвр его прекрасно удался, и через два года ничего не подозревающие главные военачальники страны были арестованы, а вскоре расстреляны. Аналогично поступил и Хрущёв. За четыре месяца до отправки министра обороны Жукова на пенсию, в депрессию и инфаркт Хрущёв возвысил его до высочайшего политического уровня — члена Политбюро, где восседал и его предшественник, недавно ставший председателем правительства Булганин. Правда, в случае с Жуковым это была награда за его решительную поддержку в борьбе с «антипартийной группой». Только вот плата оказалась фальшивой как для Жукова, так и для Булганина. Но менее опасный «маршал-премьер» всё же отправился не на пенсию, а руководить совнархозом Ставропольского края, потеряв, правда, звание маршала и членство в высоких партийных инстанциях. Став абсолютным властителем огромной страны, Хрущёв вслед за Сталиным начал «обустраивать» себе красивое место в учебниках истории.