Особенно же драматическими оказались переломы в поэтике авторов, начинавших ещё в 1980-е, таких как Григорий Дашевский, Александр Скидан, Сергей Завьялов, Виталий Пуханов. Новая культурная ситуация направила их работу в неожиданные стороны. Поиском нового языка они занимались наравне с более молодым поколением «Вавилона» и начавшими печататься в эти же годы ещё более старшими авторами, такими как Владимир Гандельсман. В 2000-е к этим поискам присоединились авторы «нового эпоса». О том, как произошла эта поколенческая перестройка, мы ещё поговорим в следующей лекции, а основным сюжетом этой будет поколение постконцептуалистов и стратегия поэтического разнообразия, предложенная объединением «Вавилон» (кажется, 1990–2000-е были единственным временем в истории русской поэзии, когда разговор продуктивнее начать с младших авторов, а затем перейти к старшим).
Одновременно с новыми возможностями письма стала очевидна и несостоятельность литературной социологии, регулировавшей советский литературный процесс. С одной стороны, большинство толстых журналов сумело, преодолев трудности, приспособиться к новым условиям: потеряв стотысячные и миллионные тиражи времён перестройки, «Новый мир», «Знамя», «Октябрь» и другие издания сохранили статус престижных экспертных площадок, а их основными участниками стали авторы, вышедшие из советской неподцензурной литературы, и их ученики. Отчасти это решало вопрос о местах для публикации, но только отчасти — потому что, с другой стороны, эстетические взгляды редакций тех же «Нового мира» и «Знамени», пусть и достаточно либеральные, сформировались в перестройку и ещё раньше, в эпоху застоя, и с экспериментами 20–30-летних поэтов были далеко не всегда совместимы. Не замедлили появиться новые издания — от «Ариона», на протяжении как минимум десятилетия остававшегося под руководством Алексея Алёхина самым авторитетным поэтическим журналом, до альманахов литературного клуба «Авторник», существовавшего с 1996 по 2006 год: здесь выступали и авторы клуба «Поэзия», и молодое поколение «Вавилона», и ветераны неофициальной поэзии, такие как Станислав Красовицкий и Генрих Сапгир.
Кроме того, в 1990-е вернулась культура неформальных, конкурирующих и дружащих друг с другом площадок, салонов, наследовавших клубу «Поэзия». Так, в 1993 году Руслан Элинин и Елена Пахомова основали салон «Классики XXI века», где выступали и опытные, и молодые авторы. В Петербурге поэтические чтения постоянно проходили в арт-галерее «Борей», в Фонтанном доме (где работала литературная студия под руководством Алексея Машевского), в лектории на Литейном проспекте. Уже в 2000-е в Москве возникла культуртрегерская группа «Культурная инициатива», руководители которой — поэты Данил Файзов и Юрий Цветков — организовали несколько знаковых циклов поэтических вечеров. Самым успешным стал цикл «Полюса», проходивший, как и многие другие вечера, в клубах «ОГИ», «ПирОГИ на Никольской», Bilingua, «Улица О. Г. И.». В «Полюсах» выступали обычно два автора, диаметрально противоположные по поэтике: скажем, Лев Рубинштейн и Олеся Николаева, Геннадий Айги и Сергей Гандлевский, Мария Степанова и Елена Фанайлова, Кирилл Медведев и Шиш Брянский. Уже тот факт, что за полтора десятка лет было проведено почти 170 таких вечеров, показывает, насколько широк был стилистический охват новой поэзии. Но заодно он и высвечивает проблему, о которой много дебатировали в те годы: сколько может быть одновременно поэтов, настоящих поэтов? Один — или много? Шесть — или шестьсот? Пуристы настаивали на минимальных числах. Прогрессивисты, такие как Дмитрий Кузьмин, — на максимальном разнообразии, но не на неразборчивости. «Мы пытаемся оправдать развитие поэтических техник как адекватное структуре современного мира движение» — как формулировала в одном интервью поэтесса и филолог Дарья Суховей.
Возникшие в 1990–2000-е независимые издательства — «Новое литературное обозрение», «ОГИ», «АРГО-РИСК», Издательство Руслана Элинина, Издательство Ивана Лимбаха, «Пушкинский фонд», «Арион», «Воймега» — в целом покрывали всё поэтическое поле: выбирать было из чего. Появились и такие институции, как независимые премии, которые профессиональные литераторы воспринимают в первую очередь как способ разметки литературного поля (недаром часто говорят, что в премии «короткий список» ценнее, чем собственно объявление лауреата). По-настоящему заметных премий было немного, некоторые оказались очень короткоживущими. Скажем, единственным лауреатом премии Мандельштама остался Виталий Пуханов. С другой стороны, премии «Дебют» и «Поэт» обозначили два полюса: разговор о начинающих авторах и признание «живых классиков»; впрочем, если через «Дебют» действительно прошли почти все значимые дебютанты 2000-х, то премия «Поэт» уделяла внимание в основном неоклассической и постакмеистической линиям, а также воздавала почести шестидесятникам: за годы своего существования она прошла мимо таких поэтов, как Геннадий Айги, Елизавета Мнацаканова, Всеволод Некрасов, Алексей Цветков, — зато наградила Кушнера, Евтушенко и Юлия Кима. С другой стороны, уже в 1991-м была после небольшого перерыва возрождена неформальная премия Андрея Белого — и с 1997 года присуждалась регулярно, охватывая в поэтической номинации опять-таки практически весь спектр актуальных стилистик: от герметичных «учёных» стихов Михаила Ерёмина до неофольклорных баллад Марии Степановой, от новых стихов поэта «Московского времени» Алексея Цветкова до ультрарадикальной квир-лирики Ярослава Могутина.
Виталий Кальпиди{340}
Важнейшей тенденцией стала децентрализация. В 1990-е и 2000-е Москва и Петербург ещё оставались «культурными столицами», но регионы за их пределами встраивались в общую повестку на равных, и возникло несколько очень ярких поэтических школ, хотя их границы и состав до сих пор нельзя считать устоявшимися. Уральская поэтическая школа (в которую обычно не включают самого известного уральского поэта 1990-х — Бориса Рыжего) развивалась во многом благодаря культуртрегерским усилиям таких поэтов, как Виталий Кальпиди, Андрей Санников, Евгений Туренко, Юрий Казарин, Александр Петрушкин; пытаясь определить её эстетическую особость, говорили о её верности мифопоэтическим корням словесности, о чувстве региональной культурной общности — которая, впрочем, могла порождать отдельные явления, как бы школы внутри школ. Главный пример — сформировавшаяся в 2000-е нижнетагильская школа, главой которой был Евгений Туренко (1950–2014), руководитель литературной студии «Миръ». Речь шла в первую очередь о Нижнем Тагиле как «точке силы» на поэтической карте, притом в эту школу входили весьма разные по поэтике авторы, от Екатерины Симоновой до Алексея Сальникова и Елены Баянгуловой. Скажем, Екатерина Симонова (р. 1977) начинала с импрессионистических, тонко оркестрованных стихотворений: «словно листаешь страницы книги: / зима весна лето снова зима / пропущенная страница / женщина расчёсывает волосы у окна // ангелы качаются на ветке / как позолоченные голубки / на заднем фоне должна быть лютня / но почему-то молчит», но затем пришла к конфессиональному, слегка ироничному верлибру; Елена Сунцова (1976–2024), впоследствии переехавшая в США и основавшая одно из лучших русскоязычных поэтических издательств 2010-х — Ailuros Publishing, иногда погружалась в стихию звуковой игры, ведя диалог с поздними стихами Натальи Горбаневской, а иногда работала с импрессионистской поэтикой, близкой к симоновской, но более формульной:
Тот сон, в котором я бегу
в объятья верному врагу,
он мне напоминает
тот свет, оправдывавший быт,
что в белой комнате стоит,
и пыль в луче играет.
И снова видеть этот сон —
как с неба падающий звон,
как долго жить без солнца
и верить в смелые лучи,
которых не было почти,
но пыл их остаётся.
В свою очередь, младшие представители школы — такие как Руслан Комадей (р. 1990) и Вита Корнева (р. 1988) — вели диалог уже с поэтикой своих сверстников, дебютировавших в 2000-е и учитывавших опыт метареалистов, «Вавилона» и американской «языковой поэзии».
Не менее важной точкой на поэтической карте в 2000-е стал Нижний Новгород, феномен «нижегородской волны», центральной культуртрегерской фигурой которой стал поэт и филолог Евгений Прощин (р. 1976; публиковал стихи под псевдонимом Егор Кирсанов). И вновь уместнее говорить не о какой-то эстетической общности, задаваемой географией, а о сообществе очень разных поэтов — от Евгении Риц, виртуозно работающей с многозначностью слов и микроскопическими изменениями в душевном состоянии человека («На простой вопрос подбираю шестой ответ, / И каждая борозда подходит к своему ключу, / А не выпитая с лица и ресниц вода / Устремляется к своему ключу, / И ключицы распахнуты без стыда, / И личинка спадает, / И я лечу, — / Господи, но куда?..»), до Евгении Сусловой, исследующей в первую очередь язык, и не только человеческий (о её текстах мы ещё будем говорить в следующих лекциях). Во Владивостоке заметными явлениями были клуб и альманах «Серая лошадь», которыми руководили поэты Вячеслав Крыжановский и Алексей Денисов, и альманах «Рубеж», задуманный как правопреемник одноимённого издания харбинской эмиграции 1930-х. Важные имена появлялись в Ярославле (Александр Беляков), Рязани (Алексей Колчев), Самаре (Александр Уланов, Галина Ермошина, Виталий Лехциер, Сергей Лейбград) и Новосибирске (Виктор Iванiв).
И конечно, новая поэзия на русском была непредставима без поэтов из других стран. Русскоязычный литературный процесс активно развивался в Украине: здесь стоит выделить харьковский журнал «©оюз Писателей», основанный в 2000 году Константином Беляевым, и киевский журнал «Шо», которым руководил один из крупнейших русскоязычных поэтов Украины Александр Кабанов. Среди украинских поэтов, писавших по-русски, нужно назвать Бориса Херсонского, Анастасию Афанасьеву, Павла Гольдина, Максима Бородина. В Беларуси работали такие авторы, как Дмитрий Строцев и Таня Скарынкина; в Узбекистане в начале 1990-х возникла Ферганская поэтическая школа, последовательно отстаивавшая свой вариант модернист