Что было дальше?
Осенью 1880 года — через несколько месяцев после выхода книжного издания «Головлёвых» — Николай Куликов поставил по книге спектакль в частном московском театре Анны Бренко[1437]. Роль Иудушки исполнил Василий Андреев-Бурлак — один из самых ярких русских актёров последней трети XIX века. С тех пор щедринский роман неоднократно инсценировали: можно вспомнить постановки Евгения Весника и Николая Александровича (Малый театр, 1978), Льва Додина (МХАТ, 1984) и Кирилла Серебренникова (МХТ им. Чехова, 2005) и телеспектакль Юрия Маляцкого (ЛенТВ, 1969).
«Головлёвых» дважды экранизировали — в 1933 году (под названием «Иудушка Головлёв»; режиссёр Александр Ивановский) и в 2010-м (постановщица Александра Ерофеева).
Михаил Салтыков-Щедрин продолжил писать сказки и сочинил ещё два романа — «Убежище Монрепо» и «Пошехонскую старину». Он умер в 1889 году и был похоронен на Волковском кладбище рядом с Тургеневым.
В 1914 году, к 25-летию со дня смерти писателя, в «Русском богатстве» была опубликована глава «У пристани» — финал истории Головлёвых, который был написан на рубеже 1876/77-го и не устроил Салтыкова-Щедрина.
Влияние «Господ Головлёвых» на русскую литературу можно проследить вплоть до последних десятилетий. Такие знаковые тексты, как «Детство Тёмы» Николая Гарина-Михайловского (1892), «Мелкий бес» Фёдора Сологуба (1905), «Уездное» Евгения Замятина (1912), «Детство» Максима Горького (1913), «Ёлтышевы» Романа Сенчина (2009), написаны с учётом романа Салтыкова-Щедрина. При всей непохожести друг на друга они выдержаны в мрачных тонах и развивают темы и мотивы «Головлёвых»: распад старого быта, насилие в семье, утрата смысла жизни.
Это цельный роман или несколько эпизодов из жизни одной семьи?
Структура «Господ Головлёвых», в которой нет привычных глав или частей, а есть рассказы со своими собственными названиями, связана с особенностями написания и публикации книги. Выпуская «Семейный суд» и «По-родственному», автор ещё не подозревал, что история Головлёвых разрастётся до размеров романа-хроники. Когда Салтыков-Щедрин решил соединить рассказы в единый текст, он сохранил за каждым из них не только заглавие, но и что-то вроде ведущей темы — и главных героев. Так, например, «Семейный суд» главным образом посвящён Степану Владимировичу и его попыткам вернуться в семью Головлёвых. «Недозволенные семейные радости» — история беременности и родов экономки Евпраксеюшки, любовницы Порфирия Владимировича. «Расчёт» в значительной степени повествует о том, как сложилась судьба Анниньки и Любиньки. Такое устройство книги позволяет читателю следить за конкретными сюжетами и параллельно держать в уме историю целиком — роман кажется не столько дробным, сколько подробным.
Василий Максимов. Всё в прошлом. 1889 год[1438]
Насколько автобиографичны «Господа Головлёвы»?
Близко знавший Салтыкова-Щедрина врач Николай Белоголовый писал, что по этой книге можно составить довольно убедительное представление об отношениях внутри «дикой и нервной» семьи писателя. Как и у Головлёвых, в доме Салтыковых было принято деление на «постылых» детей и «любимчиков». Исследователи считают мать автора Ольгу Михайловну прямым прототипом Арины Петровны: властная, нетерпимая к непослушанию женщина, она вела дела примерно в том же стиле, что и героиня романа. В свою очередь, отец писателя Евграф Васильевич, по всей видимости, стал прообразом ни на что не влияющего Владимира Михайловича Головлёва, а его набожность и ханжество достались Порфирию Владимировичу.
Ещё один прототип этого героя — брат автора Дмитрий Евграфович, «злой демон» и любитель кляуз, с которым он несколько лет вёл тяжбу о наследстве. По воспоминаниям Авдотьи Панаевой, Салтыков-Щедрин называл брата Иудушкой ещё в 1863 году. 13 ноября 1875 года в несохранившемся письме юристу Алексею Унковскому Салтыков-Щедрин прямо признался, что вывел Дмитрия Евграфовича в образе лицемера Порфирия Владимировича. Щедриноведы считают, что писатель также спародировал путаную, пустопорожнюю речь своего брата, когда сочинял тирады Иудушки.
Почему Порфирия Владимировича называют Иудушкой?
«Иудушка», «кровопивушка» и «откровенный мальчик» — эти три прозвища ещё в детстве дал Порфирию его старший брат Степан. Всё дело в том, что с ранних лет он научился заискивать перед матерью и влиять на её решения. Арина Петровна с подозрением относилась к своему среднему сыну: она подозревала, что за его наигранной кротостью и лаской может скрываться расчётливая натура, — и оказалась права.
Очень показательно, что героя называют именно Иудушкой: Порфирий — не антигерой Нового Завета, много столетий будораживший умы писателей и художников, а всего лишь мелкий «пакостник, лгун и пустослов». Уменьшительный суффикс в его имени — это не только признак его ничтожности, но и продолжение речевой манеры этого персонажа, напоминание о нестерпимо умильном тоне, который принят у Головлёвых, где подают «поросёночка», просят «овсец» и ездят на «могилку».
Когда в первых отзывах на книгу Иудушку стали сравнивать с мольеровским Тартюфом, автор решил объясниться перед читателями — и поместил в рассказ «Семейный итог» размышление о том, чем французские лицемеры отличаются от русских. По словам автора, первые врут сознательно, рассчитывая извлечь из этого выгоду и поддерживая таким образом существующую модель общества. У русских нет никакой модели, которую они были бы готовы защищать, — и оттого их (и, в частности, Иудушкино) «беспредметное лганье способно возбудить докуку и омерзение».
Почему в «Господах Головлёвых» так много места уделено религии?
На протяжении всего романа автор отмечает, как приторная набожность Головлёвых сочетается с бесчеловечными поступками: религия, которая должна смирять гнев, становится чуть ли не обоснованием для жестокости. Арина Петровна отказывается пускать на порог сына и кормить его, утверждая: «И люди меня за это не осудят, и Бог не накажет». В свою очередь, Порфирий Владимирович ходит на все службы, постоянно цитирует Евангелие и не даёт нуждающемуся сыну денег, напоминая, что «у Иова, мой друг, Бог и всё взял, да он не роптал». Когда Евпраксеюшка мучительно рожает, Иудушка сначала отказывается прервать молитву, а после приказывает: «Пошлёте за батюшкой, вместе помолитесь, лампадочки у образов засветите… а после мы с батюшкой чайку попьём!»
Порфирий Владимирович уверен — окружив себя иконами и бездумно исполняя все обряды, он автоматически обрёл небесных заступников: «А чего мне страшиться? видишь, сколько у меня благодати кругом?» Салтыков-Щедрин доходит до затаённых причин головлёвской религиозности, не имеющих никакого отношения к вере и благочестию: Иудушка «молился не потому, что любил Бога и надеялся посредством молитвы войти в общение с Ним, а потому, что боялся чёрта и надеялся, что Бог избавит его от лукавого». Эта ложь и разрушает героя: в финальной главе он оказывается в одиночестве. Понимание истинного смысла таинств и центрального христианского сюжета — «неслыханная неправда, совершившая кровавый суд над Истиной» — настигнет Порфирия Владимировича только на последней неделе жизни, когда будет уже слишком поздно.
Как Салтыков-Щедрин создаёт такую беспросветную атмосферу?
«Господа Головлёвы» особенно убедительны в том, что касается пограничных состояний человеческой психики: автор выпукло описывает одичание, утрату интереса к жизни и тягу к саморазрушению — и способен заразить этими настроениями читателя. Салтыков-Щедрин добивается этого несколькими способами. Прежде всего, он часто употребляет слова «смерть», «гибель» и их производные: они встречаются в тексте по меньшей мере сто раз. Во-вторых, на близость смерти намекает сам вид поместья Головлёвых (оно напоминает Степану Владимировичу гроб) и погода (в последней главе романа писатель сравнивает снежный покров с саваном — белым одеянием, которым накрывают покойников). В-третьих, в романе есть несколько пугающих галлюцинаций: «зловеще-лучезарная» бесконечная пустота, преследующая Степана Владимировича, рой теней, окружающий Павла Владимировича, серые призраки головлёвского рода, которых видит Порфирий Владимирович незадолго до финала. Наконец, особенно мощный эффект производит структура глав. Как правило, история разворачивается от конца к началу: самый яркий пример — «Расчёт», в котором Аннинька сначала приезжает «умирать» к дяде в Головлёво, а уже потом мы узнаём, почему она не смогла добиться успеха в театре. Читатель всё время догоняет героев во времени и пространстве, попутно ловя себя на мысли о том, что их жизненный крах был неизбежен.
Есть ли в книге симпатичные автору герои?
«Господа Головлёвы» — роман о дурной бесконечности насилия, в котором жертвы не могут оправиться от полученных в детстве психологических травм и постепенно опускаются — или сами становятся мучителями. Прослеживая судьбы детей и внуков Арины Головлёвой, Салтыков-Щедрин отмечает их неспособность построить карьеру — будь то бюрократическая (Степан Владимирович) или актёрская (дочери покойной Анны Владимировны Любинька и Аннинька, которые становятся содержанками вороватого земского деятеля Люлькина и нечистого на руку купца Кукишева). Писатель также отмечает их тягу к саморазрушению (Павел Владимирович) и бездушие по отношению к близким, включая собственных детей (Порфирий Владимирович). Салтыков-Щедрин безжалостен и к бывшим крепостным: Улитушка (бывшая любовница Порфирия) и Евпраксеюшка (мать его ребёнка) научились у Головлёвых вести «войну придирок, поддразниваний, мелких уколов» и принялись изводить друг друга и хозяев.
Между тем в книге есть персонаж, которого авторское презрение как будто миновало. Это трактирщик Иван Михайлович, рассказавший бурмистру Арины Головлёвой Антону Васильеву о том, что полиция продала московский дом её сына Степана. Рассвирепевшая («А почему он меня вовремя не предупредил?») Арина Петровна отдаёт приказ забрить Ивана Михайловича в рекруты, но неизвестно — по крайней мере в рамках романа, — был ли он в конечном счёте исполнен. Мы знаем лишь, что «сердобольный трактирщик» довёз Степана Владимирыча до Головлёва, «взявши для него место и уплачивая за его харчи в продолжение всей дороги», и расстался с героем и читателем на подъезде к усадьбе.