То, что переживает Иван Ильич на пороге смерти, можно сравнить с мгновенным просветлением в дзен-буддизме: вещи внезапно открываются ему своей истинной стороной, прошедшая жизнь обнаруживает своё подлинное значение. «С ним сделалось то, что бывало с ним в вагоне железной дороги, когда думаешь, что едешь вперёд, а едешь назад и вдруг узнаёшь настоящее направление». То, что казалось в предшествующей жизни приятным и приличным, теперь переживается как фальшивое и ложное, а «настоящее направление» ощущается лишь в отблесках воспоминаний из детства — и заставляет умирающего Ивана Ильича впервые в жизни испытать жалость к жене и сыну, который со слезами на глазах припадает к его руке. «Он хотел сказать еще „прости“, но сказал „пропусти“, и, не в силах уже будучи поправиться, махнул рукою, зная, что поймёт тот, кому надо».
Видит ли Толстой высший смысл в страхе смерти?
«С тех пор как люди стали думать, они признали, что ничто столь не содействует нравственной жизни людей, как памятование о смерти», — пишет Толстой в «Круге чтения». О «пограничных ситуациях», которые вырывают человека из сферы обыденности и возвращают его к подлинному бытию, много будут говорить философы-экзистенциалисты, в частности Карл Ясперс; все эти ситуации — будь то внезапная болезнь, душевное потрясение или акт самопожертвования — объединяет острое переживание конечности жизни. Это переживание создаёт новую шкалу ценностей, которая позволяет перестроить жизнь, найти в ней нечто, что не будет уничтожено страданиями и смертью, — хотя пограничная ситуация не всегда оставляет время для такого духовного переворота.
И вместе с тем Толстой пишет о страхе смерти как о состоянии, которое должно быть преодолено. В своих поздних сочинениях Толстой описывает этот страх как проявление себялюбия, человеческого эго, которое занято только собой. В трактате «О жизни» он пишет: «Страх смерти происходит только от страха потерять благо жизни с её плотской смертью. Если же бы человек мог полагать своё благо в благе других существ, т. е. любил бы их больше себя, то смерть не представлялась бы ему тем прекращением блага и жизни, каким она представляется человеку, живущему только для себя». Именно это понимание жизни открывается на пороге смерти Ивану Ильичу: жизнь для других, любовь и сострадание к близким и есть то, что открывается перед уходом. «Да, всё было не то, — сказал он себе, — но это ничего. Можно, можно сделать „то“».
Финальную сцену «Ивана Ильича» можно трактовать и другим образом: Иван Ильич постигает не только истинное содержание жизни, но и значение смерти. Он принимает смерть и тем самым освобождается от страха, а в каком-то смысле и от самой смерти: кто не боится умирать, тот и не сможет умереть. «Он признаёт, что смерть не является наказанием и относится к порядку устройства мира, — пишет венгерский литературовед Золтан Хайнади. — Это закон, которому подчинены все люди: ни один человек не является бессмертным. Признав это, он сразу освобождается от трепета и страха смерти, он становится свободным. Значит, свобода находится не в начале, а в конце».
Антон Чехов. «Степь»
О чём эта книга?
Девятилетний Егорушка едет поступать в гимназию. Компанию ему составляют дядюшка Иван Иваныч Кузьмичов и священник отец Христофор, а затем мужики, везущие шерсть обозом. По дороге Егорушка встречает еврейское семейство, красавицу графиню, застаёт страшную грозу и бурю, заболевает. Наконец, приезжает в город, где будет учиться, и начинает взрослую жизнь.
Когда она написана?
В конце 1887 года Алексей Плещеев предложил Чехову сотрудничать с журналом «Северный вестник» на очень выгодных условиях: он обязывался опубликовать всё, что будет написано, вне зависимости от объёма произведения, и платил весьма щедрый гонорар — 500 рублей аванса и столько же по выходе номера из печати. Предложение было тем более лестным, что Чехов впервые получил возможность публикации в «толстом», сугубо литературном журнале.
Именно «Степь» Чехов предложил «Вестнику» по двум причинам. Во-первых, ещё в 1886 году патриарх русской словесности Дмитрий Григорович написал ему письмо, в котором настоятельно советовал отказаться от малой формы и юмористических рассказов, попробовать написать что-то большое: «Бросьте срочную работу. Я не знаю Ваших средств; если у Вас их мало, голодайте лучше, как мы в своё время голодали, поберегите Ваши впечатления для труда обдуманного, обделанного, писанного не в один присест, но писанного в счастливые часы внутреннего настроения». В течение следующих двух лет Чехов тщетно пытается написать крупное произведение — даже садится за роман, который так никогда и не закончит. «Вестник» наконец предоставил ему возможность для «обдуманного труда»: выплатил аванс, не торопил со сдачей текста в редакцию.
Другим импульсом к написанию «Степи» было путешествие в родной Таганрог. Чехов предпринял его поздней весной — летом 1887 года. Британский литературовед Дональд Рейфилд в своей фундаментальной биографии писателя прямо пишет, что ехал он за новыми впечатлениями и сюжетами. Они и легли в основу «Степи».
Работа над повестью заняла месяц. По чеховским меркам это долго: пьесу «Иванов» за год до того он написал за десять дней, а вообще на протяжении всей своей предыдущей литературной карьеры не тратил на рассказ более одного дня.
Антон Чехов. 1888 год[1468]
Как она написана?
В «Степи» практически нет сюжета в привычном понимании — с завязкой, развязкой и перипетиями. Скорее это ряд импрессионистских зарисовок и сценок, объединённых сюжетной рамкой — путешествием Егорушки. Каждый эпизод легко мог бы стать самостоятельным рассказом, если бы не важная их особенность — фрагментарность. Почти все эпизоды либо обрываются, либо оставляют впечатление недосказанности: мы так и не узнаём, отчего о графине Драницкой говорят шёпотом, зачем она ищет Варламова и какие отношения связывают её с её спутником Казимиром Михайловичем; что происходит в еврейском семействе, почему младший брат хозяина постоялого двора в прошлом году развлекал народ на ярмарке, показывая сценки, а теперь настолько озлоблен и постоянно срывается на постояльцев и почему он сжёг шесть тысяч рублей в печке.
Примечателен и способ, которым Чехов сцепляет «главки» повести. Они возникают как будто сами собой: например, посреди разговора ключевых персонажей, скучающих мужиков, появляется совершенно посторонний герой — одуревший от счастья охотник-молодожён, который не может усидеть дома, потому что жена уехала к родным. Эта фрагментарность, случайность эпизодов, неочевидность связей между ними создаёт главную особенность повести — эффект движения. События связаны между собой не логикой, не историей. Это просто картины, которые по ходу поездки сменяются перед глазами путника. Поэтому пейзажи, в отличие от собственно историй, Чехов описывает подробно, в малейших деталях. И для Егорушки, и для самого автора туча, бегущая по небу, дерево или речка абсолютно равны по значению ссоре, разговору или пылкому объяснению.
Что на неё повлияло?
Наиболее очевидно повлияла на «Степь» проза Тургенева — в равной степени «Записки охотника» (тоже цикл коротких историй, объединённых фигурой рассказчика) и стихотворения в прозе: из них Чехов берёт подробнейшие пейзажные зарисовки, которые используются, чтобы показать психологическое состояние героя.
В то же время и Чехов, и многие его современники отмечали влияние на «Степь» гоголевских украинских повестей. Ещё только планируя написать повесть по впечатлениям от путешествия в Таганрог, Чехов обещал, что это будут «мои „Вечера на хуторе…“». Помимо южной, украинской фактуры, Чехов берёт у Гоголя и эффект раздробленности, ярче всего проявленный в «Мёртвых душах». Только там возникающие и исчезающие предметы, герои, детали, не играющие никакой роли в развитии сюжета, создают сюрреалистический, фантазийный эффект, а в «Степи» они придают повествованию меланхолическую отрешённость.
Кроме литературных произведений на стиль повести повлияли музыка и живопись. Конкретно — самые близкие Чехову и в личном, и в творческом плане композитор и художник: Чайковский и Левитан (который через несколько лет поссорится с Чеховым в пух и прах, когда тот опишет интимную жизнь художника в рассказе «Попрыгунья»). Из романтического симфонизма Чайковского Чехов берёт ритмику текста. Из пейзажей Левитана — меланхоличные описания природы.
Исаак Левитан. Степь. 1899–1900 годы. На «Степь» повлияли и левитановские пейзажи[1469]
Как она была опубликована?
К моменту, когда Алексей Плещеев предложил Чехову сотрудничать с «Северным вестником», журнал существовал уже три года и имел репутацию официального органа народников. В нём публиковались Николай Михайловский, Глеб Успенский, Константин Станюкович, Владимир Короленко. Правда, уже в момент публикации «Степи» их начало теснить новое поколение — декаденты: театральные обзоры писал Аким Волынский; в том же мартовском номере было опубликовано несколько стихотворений Дмитрия Мережковского. «Степь» была опубликована как раз в момент смены курса журнала — именно по этой причине сотрудничество Чехова с редакцией оказалось кратким. После ухода Плещеева в 1890 году его отношения с «Вестником» окончательно закончились, а отношения Чехова с лагерем декадентов будут весьма напряжёнными. Бунин в «Автобиографических заметках» вспоминал его характерную шпильку: «Жулики они, а не декаденты. Вы им не верьте. И ноги у них вовсе не „бледные“, а такие же, как у всех, волосатые».
Как её приняли?
Считается, что «Степь» была принята с единодушным одобрением. Как правило, в доказательство этого утверждения приводят фразу из письма Чехову брата Александра: «Первым прочёл Суворин и забыл выпить чашку чаю». Но в действительности реакция была вовсе не такой однозначной.