иск понять собеседника неверно.
Интерьер усадебного дома. Музей-заповедник А. П. Чехова «Мелихово». 1960 год[1571]
Почему ремарки Чехова так подробны и не всегда имеют отношение к происходящему на сцене? Как они реализуются в театре?
Чехов изменил функцию ремарки: она стала не просто руководством для актёров и режиссёра (какие предметы должны быть на сцене, как двигаются действующие лица, когда они смеются или плачут), а формой присутствия повествователя, точкой зрения. Можно сказать, что Чехов принёс в драматургию прозу, сделав ремарки частью чтения, а не только спектакля. Постановщику такие ремарки помогают создать правильную атмосферу, дают возможность расставить акценты, но, конечно, не требуют следовать им буквально, часто это просто невозможно.
Почему Чехов писал для МХТ? Что у него общего с этим театром?
Сотрудничество Чехова и МХТ началось с «Чайки». Чехов написал пьесу «вопреки всем правилам драматического искусства» и в 1896 году отдал её в петербургский Александринский театр. Спектакль скандально провалился. Через два года Владимир Немирович-Данченко уговорил Чехова дать пьесу молодой, никому не известной труппе в Москве (в неё среди прочих входили Станиславский и Всеволод Мейерхольд). Там «Чайку» ждал оглушительный успех. В этот момент и стало ясно, что Чехов и МХТ созданы друг для друга: драматург реформирует драму, театр ищет новые подходы к постановке, все участники остро переживают эпоху перемен и вместе работают над спектаклями. Вдобавок к этой судьбоносной истории Чехов женился на актрисе МХТ Ольге Книппер, для которой с тех пор писал главные женские роли.
Почему Станиславский считал, что Чехов не понял замысла собственной пьесы, а Чехов — что Станиславский испортил «Вишнёвый сад»?
Хотя труппа МХТ и понимала Чехова лучше, чем другие, она всё-таки не могла забраться драматургу в голову. Двойственность чеховских текстов, особенности его юмора, отсутствие всякой однозначности регулярно становились поводами для споров. Первый конфликт произошёл, когда Чехов принёс в театр «Три сестры». Актёры плакали, а драматург недоумевал, почему они рыдают над водевилем, — впрочем, «Три сестры» в рукописи хотя бы назывались драмой. «Вишнёвый сад» сильно отличался даже от предыдущих пьес. Неотвратимо наступающее будущее виделось Чехову скорее оптимистичным при всей грусти прощания с эпохой, а Станиславский считал, что Чехов написал «драму русской жизни»: «Это не комедия… это трагедия, какой бы исход к лучшей жизни Вы ни открывали в последнем акте. ‹…› …я боялся, что при вторичном чтении пьеса не захватит меня. Куда тут!! Я плакал, как женщина, хотел, но не мог сдержаться». Чехова злило, что Станиславский перехваливает пьесу и при этом ставит её торжественно и печально. Вероятнее всего, Станиславский просто не готов был сразу принять новую концепцию комедии, которую изобрёл Чехов.
Ольга Книппер-Чехова в роли Раневской. «Вишнёвый сад». МХТ[1572]
Суть конфликта хорошо уловил Мейерхольд, который к тому времени уже ушёл из МХТ. Он писал Чехову в письме: «Когда какой-нибудь автор гением своим вызывает к жизни свой театр, этот последний постигает секрет исполнения его пьес, находит ключ… Но если автор начинает совершенствовать технику и в творчестве своём поднимается в высоты, театр, как совокупность нескольких творцов, следовательно, творец более тяжеловесный, начинает терять этот ключ. ‹…› Так, мне кажется, растерялся Художественный театр, когда приступил к Вашему „Вишнёвому саду“. Ваша пьеса абстрактна, как симфония Чайковского. И режиссёр должен уловить её слухом прежде всего. ‹…› Когда читаешь пьесу, третий акт производит такое же впечатление, как тот звон в ушах больного в Вашем рассказе „Тиф“. Зуд какой-то. Веселье, в котором слышны звуки смерти».
Как пьесы Чехова повлияли на драматургию XX века?
В том же письме Мейерхольд писал: «Вы несравнимы в Вашем великом творчестве. Когда читаешь пьесы иностранных авторов, Вы стоите оригинальностью своей особняком. И в драме Западу придётся учиться у Вас». Он оказался прав. В XIX веке драматургия Чехова оказалась в мировом контексте «новой драмы» (не путать с «новой драмой», появившейся уже в XXI веке), которая вошла в историю тройкой имён: Август Стриндберг, Генрик Ибсен, Антон Чехов. Обновление драмы шло по пути от натурализма к символизму, а Чехов синтезировал эти крайние точки, завершив таким образом исторический поворот для всей мировой драматургии. Кроме того, пьесы Чехова считаются одним из истоков театра абсурда, который в Европе стал реакцией на перемены, вызванные Второй мировой войной. Абсурдистские пьесы демонстрировали распад причинно-следственных связей, потерянность человека в мире, лишённом привычной логики, невозможность коммуникации. Всё это уже было в пьесах Чехова, хотя и в более гуманном, менее радикальном виде. Учитывая, что Чехов не успел увидеть никаких потрясений двадцатого века, в своём угадывании развития мира на десятки лет вперёд он оказался настоящим визионером.
Почему Чехова полюбили на Западе?
Смена столетий в первые годы ощущалась в России и Европе похожим образом, поэтому герои Чехова с их переживаниями оказались близки и понятны европейцам. Как говорил Бернард Шоу в 1919 году, «эти глубоко русские пьесы изображали то, что было во всех усадьбах Европы». Но и когда уже не было никаких усадеб, «Вишнёвый сад» остался символом переходного периода, неизбежного прощания с прошлым и необходимостью вступить в будущее, пугающее неизвестностью. Язык и мир чеховских пьес не были какими-то специфически русскими — драматург создал почти универсальный текст. Как показал двадцатый век, эпохи перемен — будь то нулевые, двадцатые, сороковые, шестидесятые или девяностые — заставляют людей испытывать похожие чувства.
Фёдор Сологуб. «Мелкий бес»
О чём эта книга?
История умопомешательства гимназического преподавателя изящной словесности Ардальона Борисовича Передонова, описанная в подробностях почти медицинских — от навязчивых идей, эротомании, садизма через нарастание галлюцинаций к убийству и полному распаду личности. Главная линия выписана на фоне впечатляющей панорамы неназванного провинциального города с тяжёлыми картинами угрюмого быта, выразительными сценами общественной жизни и яркими портретами соотечественников. Истинный же смысл книги, по обычаю модернистской прозы, простирается далеко за рамки формальной фабулы: это роман о человеческих страстях, боли и наслаждении, поруганной и торжествующей красоте, демонах и оборотнях, заговорах и ядовитых травах.
Когда она написана?
«Мелкий бес» был задуман в самом начале 1890-х годов, когда Сологуб, как и его герой, служил учителем в гимназии Великих Лук; более того, в роман включены в несколько изменённом виде некоторые эпизоды из его преподавательской практики и карикатурные портреты коллег; существовал в действительности и прототип Передонова. Работа над текстом продолжалась до появления первых глав в печати (1905) и даже позже, до отдельного книжного издания (1907); дальнейшие изменения носили лишь косметический характер.
Как она написана?
Начинал Сологуб свои работы над крупными вещами всегда одинаково — с заполнения карточек размером чуть меньше библиографических (ровно так же — не зная этого — будет несколько десятилетий спустя писать Набоков). На карточках записывались отдельные эпизоды, фрагменты диалогов, некоторые удачные фразы, топонимы и афоризмы. Отдельное место в подготовительных материалах к «Мелкому бесу» занимают выписки из ботанических справочников с названиями и характеристиками растений. На рубеже веков была окончена первая, черновая редакция романа (на рукописи проставлена дата: 19 июня 1902 года).
Предварительная инструкция к чтению романа даётся в первом же его абзаце: нарисовав в нескольких кратких фразах благостную сцену из городской жизни, автор подытоживает её репликой: «Но всё это только казалось». В дальнейшем повествовании шаткость незыблемых внешне явлений и предметов будет устойчиво демонстрироваться от главы к главе, причём сущее будет туманиться не только в больном воображении Передонова, но и в здравом сознании читателя. При этом «Мелкий бес», как и любое значительное произведение, готов к диалогу с каждым: простодушный современник видел в нём острую сатиру на гимназическую косность и реакционную природу Министерства просвещения, искушённый декадент прочитывал там откровенную проповедь имморализма в ницшеанском изводе, а нынешний специалист по гендерным исследованиям легко обнаружит в тексте приметы эротической утопии — и все они будут абсолютно правы.
Фёдор Сологуб. 1910-е годы[1573]
Что на неё повлияло?
«Мелкий бес» завершает классическую русскую прозу, а его главный герой — нежизнеспособная помесь Печорина с Акакием Акакиевичем, так что говорить о точечных влияниях на него непросто. Исследователи весьма убедительно находят в тексте следы чтения Эмиля Золя, Жорис-Карла Гюисманса, Оскара Уайльда и других — но этот список принципиально открыт и явно может быть продолжен. В своё время в газетах активно муссировалось обнаруженное непримиримым к модернистам критиком Редько заимствование, сделанное Сологубом из — не второстепенного даже, а третьестепенного — писателя Викторьена дю Соссе. Сологуб комментировал это вполне невозмутимо: «Я когда что-нибудь воровал — никогда печатно не указывал источников. То есть не делал примечаний такого рода: украдено — у того-то. И забавно, что меня не могли уличить в плагиате. Только один раз уличили». При этом роман насквозь литературоцентричен: в нём, как в «Пиковой даме», оживают карты, как в «Братьях Карамазовых», кусаются мальчики, как в «Гамлете», соглядатая убивают за обоями — и так далее. Особняком стоит череда сюжетных и текстуальных перекличек с романом Достоевского «Бесы». Чтобы обезоружить потенциального зоила