[479]), так и первостепенные. Игра с судьбой и азартная игра параллельны в «Маскараде» Лермонтова, где Арбенин на вопрос: «Вы человек иль демон?» — отвечает: «Я? — Игрок!» (то есть ни то ни другое, а нечто пограничное). Неоконченная повесть Лермонтова «Штосс» повествует о той же игре, в которую играют в «Пиковой даме»: с её главным героем, художником Лугиным, играет таинственный старик, призрак, заманивающий в ловушку.
Связь фараона с судьбой вновь появляется в «Войне и мире» Льва Толстого: в роли рокового героя выступает Долохов, обыгрывающий Николая Ростова на сорок семь тысяч; динамика игры, целиком захватывающая воображение, была знакома Толстому так же, как Пушкину. И, разумеется, «Пиковая дама» оказала важнейшее влияние на главный русский роман об азартной игре — «Игрока» Достоевского.
Как «Пиковая дама» повлияла на Достоевского?
«Пиковая дама» была одним из любимых пушкинских произведений у Достоевского. Он называл её «верхом искусства фантастического», и в его текстах много перекличек с ней. В первую очередь, конечно, нужно сказать об «Игроке» (1866) — это роман, который Достоевский написал спешно, проиграв в рулетку все свои деньги. Мотив страсти к игре здесь — ведущий; «рулетка характеризуется как средство спасения, с её помощью совершается чудо»[480]. Как и в «Пиковой даме», сюжет здесь скреплён с анекдотом и скандалом (в гипертрофированной манере Достоевского). Более того, здесь есть своя «старуха ex machina» — Антонида Васильевна, внезапно возвращающаяся с порога смерти, меняющая расклад в семействе Загорянских и заражающая главного героя — учителя Алексея — игорной страстью. Сам Алексей, подобно Германну, делает роковой — но, по Достоевскому, обратимый — выбор в пользу наживы, а не любви. (Разумеется, образ Полины из «Игрока» гораздо сложнее образа Лизы из «Пиковой дамы»; вспомним, однако, что в «Пиковой даме» тоже есть Полина — капризная невеста Томского.) Для Достоевского рулетка — «игра по преимуществу русская»: русскому характеру свойственно желание внезапного, незаслуженного счастья, противопоставленная «немецкому способу накопления честным трудом». В этом отношении можно ретроспективно трактовать историю Германна и как борьбу «национальных идей».
Василий Шухаев. Иллюстрация к «Пиковой даме». 1922 год[481]
О влиянии «Пиковой дамы» на «Преступление и наказание» писал в «Проблемах поэтики Достоевского» Михаил Бахтин: он видит претекст сна Раскольникова (где тот снова убивает старуху-процентщицу) в пушкинском описании встреч Германна с мёртвой графиней — зловещего подмигивания на похоронах и узнавания старухи в пиковой даме. Повесть Пушкина Бахтин рассматривал в контексте своей теории карнавала[482]. Несколько работ посвящено связи «Пиковой дамы» и «Бесов», например сходству образов Германна и Ставрогина[483]. Как и в «Пиковой даме», в «Бесах» действует девушка по имени Лиза, с которой скверно обходится главный герой; стоит заметить, что после «Бедной Лизы» Карамзина персонажей с таким именем в русской литературе окружает «семантический ореол» несчастья[484]. Исследователи полагают, что триада героев «Лиза — Германн — старая графиня» повлияла на возникновение триад у Достоевского: «Соня — Раскольников — старуха-процентщица» в «Преступлении и наказании»[485], «Ставрогина — Степан Верховенский — Даша» в «Бесах»[486]; по мнению Екатерины Николаевой, Достоевский воспринял у Пушкина общую модель триады «тиран — сиротка — освободитель» (притом что освободителем может быть и такое «чудовище», как Германн[487]).
Отличается ли по сюжету «Пиковая дама» Чайковского от повести Пушкина?
Да, и значительно. Директор Императорских театров Иван Всеволожский, заказавший «Пиковую даму» Чайковскому, предложил перенести действие в XVIII век — это сразу снимает поколенческую проблематику, важную для повести. Обращение к культуре XVIII века, впрочем, оказалось очень продуктивным для Чайковского, который первоначально отказывался от «Пиковой дамы», считая её несценичной; благодаря идее Всеволожского автор либретто к опере — брат Чайковского Модест — включил в неё стихотворения Державина, ранние тексты Жуковского и Батюшкова, отвечающие сценической эпохе.
В опере Герман (у Чайковского с одной Н) действительно влюблён в Лизу — уже не бедную воспитанницу графини, а её богатую наследницу — и играет, чтобы быть ей ровней. Лизе братья Чайковские уделяют гораздо больше внимания, чем Пушкин: у неё есть жених князь Елецкий, но ради любви к Герману она готова отказаться от всего. Безумие Германа, который бредит игрой, доводит её до самоубийства: она бросается в Зимнюю канавку — этот сюжетный ход отсылает к «Бедной Лизе» Карамзина и, следовательно, к эпохе сентиментализма, к рубежу XVIII и XIX веков. Герман, ставя на тройку, семёрку и туза, понтирует против князя Елецкого и проигрывает — после чего кончает с собой; «в последнюю минуту в его сознании возникает светлый образ Лизы. Хор присутствующих поёт: „Господь! Прости ему! И упокой его мятежную и измученную душу“».
Николай Гоголь. «Портрет»
О чём эта книга?
О продаже души дьяволу: добровольной в случае художника Чарткова из первой части, невольной — в случае безымянного коломенского иконописца во второй. Шире — о том, почему жизнь оказывается сильнее искусства: хотя искусство хочет преобразить жизнь, художники из поколения в поколение терпят неудачу. Наконец, совсем широко — о соотношении условностей в искусстве и катастрофичности жизни. Катарсис — далеко не безобидная вещь, и Гоголь сопоставляет его в повести с ожиданием апокалипсиса. Идеал искусства осуществим только в неопределённой вечности или после длительного покаяния, а художественная форма беззащитна перед силами зла.
Когда она написана?
Первые наброски повести относятся к 1833 году, таким образом, работа над ней заняла не менее года-полутора — это обычно для Гоголя, который надолго забрасывал свои черновики и потом неожиданно к ним возвращался. Сборник Гоголя «Арабески» с первоначальной редакцией повести вышел в январе 1835 года. В конце 1841-го и начале 1842 года Гоголь существенно перерабатывает повесть: на смену романтическому саспенсу приходит живой разговор, на смену заворожённости — ирония, хотя общие черты остаются такими же. Литературовед и публицист Павел Анненков, помогавший Гоголю в Риме[488] готовить чистовой текст «Мёртвых душ», вспоминал об обстоятельствах создания второй редакции: она писалась в перерывах между работой над поэмой, одновременно с пьесой из жизни запорожских казаков. По свидетельству Анненкова, прежняя весёлость «Вечеров» и «Тараса Бульбы» сменилась в набросках пьесы злым и почти чёрным юмором.
Фёдор Моллер. Портрет Николая Гоголя. Начало 1840-х годов[489]
Как она написана?
Повесть состоит из двух частей, вторая — приквел первой.
Подобно многим романтическим повестям, «Портрет» соединяет фантастику, исповедальность и бытовую иронию. Внутренний диалог героя, исповедь другого героя, краткие экскурсы в историю искусства — всё это также принадлежит романтической традиции. Отсюда же — сновидение как кульминация действия, «психический автоматизм» (неспособность героя понять, сознательно или неосознанно он совершает какие-то действия: скажем, Чартков вспоминает, закрывал ли он портрет простынёй), пародирование старых риторических жанров вроде жанра похвальной речи, энкомия (самореклама Чарткова). Всё это не было совсем в новинку читателям модных повестей, даже если они ещё не вполне привыкли к романтической эстетике.
Некоторые мотивы повести были знакомы публике ещё по ранней прозе Гоголя: дьявольское золото («Вечер накануне Ивана Купала»), неосторожное любопытство как корень всего последующего зла (Ганна, Панночка и другие женские образы — этот мотив восходит, вероятно, к знакомым Гоголю с детства толкованиям любопытства Евы как главной причины грехопадения), вера в действительные отношения с нечистой силой и возможность портретирования нечистой силы (финал «Ночи перед Рождеством» — и вторая часть «Портрета»). Поэтому интерес читателя подогревался знанием прежних повестей Гоголя.
Что на неё повлияло?
Сюжет продажи души дьяволу возник ещё до «Фауста» Гёте и до ренессансных сказаний о Фаусте: он был распространён в средневековых житиях и позднейших новеллах. Самый известный вариант — история завистника Феофила, спасённого Богородицей после покаяния. Менее известные: например, повесть о монахе, который хотел тягаться с великими святыми, но не выдержал первых же искушений, стал насильником и убийцей и в конце концов городским палачом. Тема преступной зависти одного мастера к другому могла перейти к Гоголю из «Моцарта и Сальери» Пушкина, а тема неправедного богатства — из его же «Скупого рыцаря». Также Гоголю были известны, хотя бы в изложениях, немецкие романы о художнике, такие как цикл Гёте о Вильгельме Мейстере, «Странствия Франца Штернбальда» (1798) Людвига Тика или повести Гофмана.
Рембрандт Харменс ван Рейн. Притча о неразумном богаче. 1627 год[490]
Представление о том, что только живописец может передать глубину страданий человека, отстаивали авторы готических романов: от Анны Радклиф до Чарльза Роберта Мэтьюрина. Культ итальянской живописи как единственной способной навечно запечатлеть чувства создала Жермена де Сталь в романе «Коринна, или Италия» (1807). Может быть, на повесть Гоголя косвенно повлиял создатель американского готического рассказа Вашингтон Ирвинг, которого ценил Пушкин, также считавший, что лишь живописец как тайнозритель способен проникнуть в духовный мир. Наконец, живопи