Особенность «Сандро…» – сочетание исторической и географической конкретики и фантастики: бытовая сценка игры в нарды сочетается с эпическим жестом героя, скачущего на коне через головы игроков. Касается это и возраста главного героя: с одной стороны, истории о нём расположены не в хронологическом порядке, с другой – он принимал непосредственное участие в неправдоподобно большом числе исторических событий. Вместе это создаёт эффект нереальности героя: как будто он бессмертен, живёт на земле минимум сотню лет и, как персонаж какого-нибудь «Интервью с вампиром», помнит и Средние века, и Французскую революцию.
При этом в самом начале романа, буквально в первой же фразе, Искандер прямо указывает возраст героя: «Дядя Сандро прожил почти восемьдесят лет». Самые ранние исторические события, описанные в книге, – новелла о принце Ольденбургском, но время её действия Искандер не указывает. Читатель вполне может интуитивно отнести действие к любому периоду с середины XIX века до 1917 года: сам титул принца звучит архаически. На самом деле события новеллы происходят незадолго до революции.
Александр Петрович Ольденбургский – представитель династии известных благотворителей и филантропов, правнук Павла I и, действительно, принц герцогства Ольденбург, к концу XIX века благополучно вошедшего в состав Германской империи, – появляется в «Сандро…» как важный деятель абхазской истории. В 1903 году принц Ольденбургский открыл в Гагре популярный курорт и вкладывал в него достаточно много сил и средств. Его встреча с Сандро и история с красавцем-лебедем, которого нашёл главный герой, вполне могли произойти в 1910-е годы. Сандро в этот момент уже взрослый мужчина, пускай и молодой: ему около двадцати лет. То есть родился он не раньше чем в начале 1880-х, и к 1960-м ему действительно должно быть восемьдесят.
Правда, в связи со всем этим возникают вопросы к биографии Сандро: в «Истории молельного дерева» он становится протеже Нестора Лакобы, а в «Пирах Валтасара» тот устраивает героя танцовщиком в ансамбль песни и пляски. Расцвет власти лидера абхазских коммунистов пришёлся на рубеж двадцатых-тридцатых годов, то есть Сандро устроился в ансамбль, будучи сорокалетним мужчиной, а вовсе не юношей. Но и этому можно найти логическое объяснение – в авторских ремарках Искандер не раз обращает внимание на подтянутость и моложавость, свойственные Сандро даже в преклонном возрасте: «похож на кавалерийского офицера… из "дикой дивизии"», «величественная и немного оперная фигура, как бы иронически сознающая свою оперность». То есть Искандер нарочно путает читателя, заставляет воспринимать реальные события как древние, а героя – как старожила и добивается этого всего несколькими простыми приёмами: смешением временных пластов, использованием титулов, которые не ассоциируются с XX веком (таких как «принц») и особенностями физиологии героя.
Луи Сантамариа и Писарро. Ласарильо де Тормес. Около 1887 года. Название романа Искандера – имя героя плюс название его родной местности – схематически отсылает к испанской повести «Ласарильо с Тормеса»[1053]
В предисловии к первому советскому изданию 1989 года Искандер прямо пишет, что «начинал писать "Сандро из Чегема" как шуточную вещь, слегка пародирующую плутовской роман. Но постепенно замысел осложнялся, обрастал подробностями, из которых я пытался вырваться на просторы чистого юмора, но вырваться не удалось». Сама по себе сюжетная схема плутовского романа – похождения повесы, который находит выход из самой фатальной ситуации, – действительно сохранена. Дробная композиция (рассказы о приключениях, не связанные между собой) тоже отчасти оттуда.
Но главное, что взято здесь из плутовского романа, – типаж главного героя, пикаро, жулика и пройдохи. Михаил Бахтин в своей статье «Формы времени и хронотопа в романе» даёт пикаро такую характеристику: «Ни с одним из существующих жизненных положений этого мира они не солидаризуются, ни одно их не устраивает, они видят изнанку и ложь каждого положения». Если её применить к Сандро, станет понятно его родство с прочими пройдохами, в диапазоне от Фигаро до Швейка и от Хлестакова до Остапа Бендера. Именно это свойство героя оказывается залогом его выживания в самый бурный период истории, на фоне войн, репрессий и катастроф. Дядя Сандро не ввязывается в войны – он против меньшевиков и не на стороне большевиков, он просто очень ловко выживает в кровавой бойне (с этого и начинается знакомство читателя с Сандро в первой же новелле). Он не становится ни жертвой, ни палачом в период репрессий: просто уезжает в деревню, чтобы пересидеть бури в стороне. Наконец, он видит буквально насквозь каждого встречного: в «Пирах Валтасара», например, на глаз определяет, сколько выпито вождями СССР – Сталиным, Ворошиловым и Калининым.
И название книги, и имя героя отсылают читателя к испанскому плутовскому роману и одновременно придают фигуре Сандро эпический масштаб: «Сандро из Чегема» звучит не хуже, чем «Дон Кихот из Ламанчи».
Но в новелле «Пиры Валтасара» Искандер проговаривается: здесь в коротком диалоге с милиционером, охраняющим дачу Сталина, выясняется, что «из Чегема» – буквальный перевод его фамилии:
…Милиционер опять остановил его.
– Вы Сандро Чегемба? – спросил он.
– Да, – сказал дядя Сандро и вдруг догадался: – Но для афиши я прохожу как Сандро Чегемский!
Сандро из Чегема – имя, достойное странствующего рыцаря, архаичное и величественное. А здесь его пафос снижается, оно буквально переводится на современный язык. Просто крестьянин Сандро в качестве фамилии использует название населённого пункта, откуда он родом: по-русски Чегемский, по-абхазски Чегемба. И больше Искандер к этому бытовому, современному измерению имени героя не вернётся: оно будет попросту не нужно. Сочетание «из Чегема» дальше снова будет работать как имя странствующего рыцаря.
Один из немногих сквозных сюжетов «Сандро…», затрагивающих многие новеллы романа, – история противостояния абхазцев с эндурцами, представителями некоей не существующей в реальности местной народности, которые мало похожи на всех остальных, говорят на своём наречии абхазского и многими героями страшно нелюбимы.
С одной стороны, противостояние героев с эндурцами не имеет никакой реальной подоплёки. Это просто карикатура на любой шовинизм – автор ярко это демонстрирует уже в объяснении происхождения эндурцев:
К эндурцам у абхазцев очень сложное отношение. Главное, никто не знает точно, как они появились в Абхазии. Сначала выдвигалось предположение, что их турки насылают на абхазцев. Считалось, что турки по ночам на своих фелюгах подплывают к берегу, высаживают их и говорят:
– А теперь идите!
– Куда идти? – как будто бы спрашивают эндурцы.
– Вон туда, – вроде бы говорят им турки и машут рукой в сторону Абхазии.
Была, впрочем, и другая версия происхождения эндурцев, которые, по мнению абхазцев, «где-то в самых дремучих лесах между Грузией и Абхазией самозародились из древесной плесени».
В предисловии к «Сандро…» Искандер даже смеётся над попытками «расшифровать» эндурцев, вспоминая, как его переводчик на немецкий язык поинтересовался, не имеются ли в виду евреи.
С другой стороны, линию о борьбе с эндурцами невозможно воспринимать в отрыве от реальных конфликтов на национальной почве, которые как раз захлестнули Закавказье в момент публикации «Сандро…» в СССР. Не говоря уже о том, что несколькими годами позже, в 1992 году, Абхазия вступила в войну с Грузией за свою независимость. В итоге сюжет об эндурцах сам по себе, помимо авторской воли, приобрёл реальную подоплёку.
В 1989 году Искандер был избран депутатом Верховного Совета СССР от Абхазии. По словам писателя, он был против того, чтобы идти в политику, но «земляки начали напирать на… патриотические чувства»[1054]. При этом позиция Искандера насчёт грузино-абхазского конфликта была достаточно чёткой, Станислав Рассадин приводит такое его высказывание: «Я против отделения Абхазии от Грузии, надо сосредоточить свои силы на решении экономических задач внутри нашей автономной республики, развивать демократию и больше ничего не менять».
Искандер достаточно ясно объяснил, почему эндурцы не имеют реальных прототипов, а сюжетная линия с ними не высмеивание конкретного противостояния. «Эндурцы, кенгурцы – это ведь из моей детской игры. Я ещё в детском саду придумал два племени, Эндурию и Кенгурию, рисовал их карты, изображал сражения между ними. ‹…› А один мой родственник из Очамчири говорит: "Знаю, кого ты имел в виду – грузин". Вот тут мне стало страшно. Детская игра – и вдруг отзывается в кровавом кошмаре».
Один из важнейших персонажей романа – Нестор Лакоба, реальная историческая фигура, лидер коммунистов Абхазии. Именно он вызволяет Сандро из тюрьмы в «Истории молельного дерева», в той же новелле предлагает ему быть комендантом ЦИКа (Центрального исполнительного комитета) и солистом танцевального ансамбля. Кроме того, Лакоба – одно из главных действующих лиц в «Пирах Валтасара».
В период правления Лакобы – с 1922 по 1936 год – Абхазия была независимой республикой и входила в СССР наравне с Грузией, Арменией и Азербайджаном. Но в тридцатые годы границы республик начали перекраивать, и Абхазию включили в состав Грузии. Лакоба пытался этому противиться, но проиграл в политической борьбе, умер при загадочных обстоятельствах (п