писало, я был только бойком пружины, сжимавшейся полвека и вот отдающей».
Всё это время над Солженицыным сгущаются тучи. КГБ распространяет тексты из захваченного при обыске архива писателя среди литературных чиновников и партийного начальства. Твардовский во главе «Нового мира» ведёт сложную игру с целью «пробить в верхах» публикацию романов «В круге первом» и «Раковый корпус» – но терпит неудачу. Главы из «Ракового корпуса» без ведома автора публикуются в литературном приложении к газете The Times, к Солженицыну проявляет повышенный интерес западная пресса – и всё это происходит через два года после процесса над писателями Андреем Синявским и Юлием Даниэлем, осуждёнными именно за то, что их книги были опубликованы на Западе. Живущий под угрозой ареста Солженицын тем не менее не проявляет обычной для советского литератора покорности: так, в мае 1967-го он отправляет делегатам IV съезда советских писателей письмо с требованием добиться упразднения цензуры, защитить писателей от травли и снять запрет на публикацию его книг.
В мае 1968-го в дачном домике в посёлке Рождество-на-Истье под Наро-Фоминском добровольные помощницы Солженицына Елена Чуковская и Елизавета Воронянская, а также его тогдашняя жена Наталья Решетовская перепечатывают «Архипелаг…» в окончательной редакции и переснимают его на фотоплёнку. В июне 1968-го съёмочная группа ЮНЕСКО вывозит фотокопии «Архипелага…» во Францию в коробках с киноаппаратурой. В августе советские войска входят в Чехословакию. В декабре Солженицыну исполняется 50.
Cам автор дал книге определение «опыт художественного исследования». «Архипелаг…» – текст в известном смысле экспериментальный: в нём сцеплены разные жанры, регистры авторской речи, временные измерения повествования. Время действия «Архипелага…» неоднородно, оно разворачивается в трёх переплетающихся пластах: 1) история создания ГУЛАГа – от Октябрьской революции до Кенгирского восстания[1115], с отсылками ко временам царской тюрьмы и каторги; 2) путь человека в лагере – от ареста до освобождения и перехода в статус спецпоселенца; 3) история ареста и заключения самого Солженицына. В «Архипелаге…» соединяются авторские воспоминания, оценки и комментарии («художественное»), исторический обзор («исследование») и не только: филолог Андрей Ранчин, например, находит в книге черты исповеди (в средневековом понимании термина – повествования о греховной жизни и последующем преображении, как у Блаженного Августина), жития, мартиролога, авантюрного повествования (рассказы о побегах, глава «Белый котёнок») и пародийного этнографического исследования (глава «Зэки как нация»). Все эти слои повествования объединены единой авторской позицией – фигурой рассказчика, комментатора, проповедника, который обличает ложь и вершит праведный суд, «окликает и распекает читателя, призывает и заклинает»[1116].
Титульный лист рукописи. 1965 год[1117]
Фрагмент рукописи. 1965 год[1118]
«Архипелаг…» – вершина Солженицына как публициста, его многотомное «Я обвиняю»[1119], пункты которого он оглашает то с ядовитой язвительностью, то с почти библейской яростью. В его речь вплетаются русские пословицы, тюремный жаргон, пародии на советский бюрократический язык, чёрный юмор. Характерно, что во всех главах, за исключением сугубо мемуарных, авторское «я» то и дело сменяется обобщающим «мы»: Солженицын вовлекает читателя в повествование, заставляет испытать на себе весь опыт заключённого – и требует разделить ответственность за то, что эта машина насилия и смерти стала возможной.
Русская проза о тюрьме и ссылке – от «Записок из Мёртвого дома» Достоевского до «Острова Сахалин» Чехова: обе книги неоднократно упоминаются в «Архипелаге…» как доказательство того, что участь узников на сибирской каторге и ссыльных на Сахалине была существенно легче судьбы зэков в ГУЛАГе. В названии романа можно увидеть параллель с чеховскими записками: Солженицын показывает, как остров ссыльных, отделённый от остальной России, разросся до масштабов огромного архипелага, разбросанного по всему Советскому Союзу. Чеховская тема – ещё и повод для противопоставления «прежней» России и бесчеловечной гулаговской реальности:
Если бы чеховским интеллигентам, всё гадавшим, что будет через двадцать-тридцать-сорок лет, ответили бы, что через сорок лет на Руси будет пыточное следствие, будут сжимать череп железным кольцом, опускать человека в ванну с кислотами, голого и привязанного пытать муравьями, клопами, загонять раскалённый на примусе шомпол в анальное отверстие («секретное тавро»), медленно раздавливать сапогом половые части, а в виде самого лёгкого – пытать по неделе бессонницей, жаждой и избивать в кровавое мясо, – ни одна бы чеховская пьеса не дошла до конца, все герои пошли бы в сумасшедший дом.
В «Архипелаге…» можно увидеть «Путешествия из Петербурга в Москву» Александра Радищева: в каком-то смысле это тоже путешествие автора по заранее заданному маршруту, в котором он сталкивается с людскими страданиями и попранной справедливостью; в отличие от Радищева, автор «Архипелага…» выступает не просто наблюдателем, но претерпевает эти страдания сам. Публицистические страницы «Архипелага…» впрямую наследуют толстовской публицистике: фигура автора, возвышающего голос против узаконенного государством насилия, вскрывающего привычную и незамечаемую изнанку жизни, чтобы показать её абсолютную ненормальность, – такая уникальная фигура возникает в русской культуре во второй раз за столетие.
4 августа 1973 года Елизавету Воронянскую – одну из помощниц Солженицына, участвовавшую в перепечатке финальной редакции «Архипелага…», – арестовывают на перроне Московского вокзала в Ленинграде, когда она возвращается из отпуска в Крыму. К этому времени в руках КГБ уже находятся «Воспоминания» Воронянской, изъятые во время обыска у её подруги, геолога Нины Пахтусовой: в них изложена история создания «Архипелага…» и пересказано его содержание. «Воронянской было уже за 60, – вспоминает Солженицын в книге "Бодался телёнок с дубом", – расстроенное здоровье, больная нога, ленинградский Большой Дом навалился на неё всей своей мощью, началось с подробного обыска, потом 5 суток допросов, потом дни неотступной слежки». Как следует из докладной записки председателя КГБ СССР Юрия Андропова, по возвращении домой Воронянская пытается покончить с собой, её помещают в больницу, но через две недели, 23 августа 1973 года, она всё же сводит счёты с жизнью. Воронянскую хоронят 30 августа, в этот же день текст «Архипелага…» впервые попадает в КГБ: его выдает сотрудникам органов друг Воронянской Леонид Самутин, вопреки воле автора хранивший копию книги на даче.
Солженицын ничего не знает о происходящем; ему неведомо даже, что существует «неучтённый» экземпляр «Архипелага…» – годом раньше Воронянская писала ему, что эта копия сожжена на костре. Известие о смерти Воронянской и захвате «Архипелага…» доходит до Солженицына только 2 сентября – и становится спусковым крючком: хотя публикация книги на Западе планировалась только на 1975 год, автор решает действовать немедленно. Двумя годами ранее сотрудница французского посольства Ася Дурова передала главе парижского издательства YMCA-Press Никите Струве фотокопию «Архипелага…», и 5 сентября Солженицын отдаёт распоряжение начинать публикацию.
Тем временем конфронтация Солженицына с советским руководством достигает своего максимума. В конце августа 1973-го он даёт интервью газете Le Monde и агентству Associated Press, где рассказывает о притеснениях правозащитников в СССР, отправляет в ЦК «Письмо вождям» с призывом отказаться от коммунистической идеологии, заявляет о выдвижении академика Андрея Сахарова на Нобелевскую премию мира. В адрес Солженицыных непрерывно поступают звонки и письма с угрозами, летом 1973-го в такси, где едет ближайшая помощница писателя Елена Чуковская, врезается грузовик; чуть раньше в подъезде на неё нападает неизвестный. 28 декабря 1973-го Солженицын слышит в новостях на радио Би-би-си, что в Париже вышел на русском языке первый том «Архипелага…».
Официальной публикации «Архипелага…» на родине пришлось ждать 15 лет – и всё это время казалось, что выход книги в СССР невозможен. Даже в годы перестройки, когда начинают публиковаться запрещённые ранее книги советских писателей, «Архипелаг…» выглядит последним бастионом, с которым советская система не примирится никогда. В конце 1980-х о Солженицыне в официальных СМИ говорят уже как о крупнейшем русском писателе, в Доме кино вполне легально проходит собрание деятелей культуры в честь его 70-летия, а главный редактор «Нового мира» Сергей Залыгин просит у автора разрешения на публикацию «Ракового корпуса» – но Солженицын настаивает на том, что возобновление его публикаций в Союзе должно начаться именно с «Архипелага…». В октябрьском номере за 1988 год «Новый мир» анонсирует публикацию фрагментов из «Архипелага…» на четвёртой странице обложки – после этого тираж журнала задерживают в типографии и дают указание перепечатать обложку без упоминания «Архипелага…». Против публикации книги выступает лично секретарь ЦК по идеологии Вадим Медведев. 29 июня 1989 года вопрос о возможности публикации «Архипелага…» в «Новом мире» выносится на заседание Политбюро ЦК. «По отдельным репликам и выражению лиц было видно, насколько мрачна реакция у многих моих коллег», – вспоминал Медведев. В соответствии с переменчивым и противоречивым духом времени, никакого решения не принято: партийное начальство перекладывает ответственность на руководство Союза писателей – и уже на следующий день секретариат СП принимает решение публиковать. С августа по ноябрь 1989-го главы из «Архипелага…» публикуются в журнале «Новый мир», в конце года полная версия книги в трёх томах выходит в издательстве «Советский писатель».