атными и во время войны сидел по уголовным делам в лагере». Очевидно, что ссылка семьи Медведя и исключение Манюни из школы произошли по прямому указанию отчима Лёвы, высокопоставленного военного. Но повествователь не разрешает Глебову об этом подумать.
Не прояснены и подробности чисток в университете в конце 1940-х, под которые подпадает Ганчук: мы так и не узнаем, за что конкретно пострадал профессор. По-видимому, здесь тоже должна сработать память читателей о тех недавних временах (всего тридцать лет тому назад), которые Глебов стремится поскорее забыть. Прямо не упоминается и безумие Сони, которое подвергается двойному вытеснению: с одной стороны, авторскому (Трифонов прекрасно понимает нежелательность этой темы для официальной литературы), а с другой – самого Глебова, который не готов признать долю своей вины в Сониной болезни. Вот как это звучит в повести: однажды Глебов узнал, «что Соню отвезли в больницу за городом, этого следовало ждать, всё-таки у неё плохая наследственность: мать Юлии Михайловны кончила в доме для душевнобольных и сама Юлия Михайловна была, конечно, не очень здорова». Повествователь как бы кружится вокруг главного, не называя подлинных причин произошедшего, оставляя их очевидной всем фигурой умолчания.
Сталинские репрессии и чистки в университете – наиболее очевидные события повести, понятные только через намёки. Но так же точно мы не узнаём и о том, что происходило с героями во время войны; как и почему Шулепников оказался чуть ли не на дне общества; о литературоведческой работе Ганчука и Глебова; о личности второго рассказчика и т. д. «Искусство красноречивых опущений и умолчаний» – один из важнейших принципов прозы Трифонова: он описывает события, ещё не получившие исторической оценки, и ориентируется именно на широкого советского читателя, а значит, заранее предвидит цензурные вмешательства в свой текст (и старается избежать их).
Можно сказать, что повесть «Дом на набережной» – этапное произведение, условно разделяющее творческую биографию Трифонова на две части, между принёсшими ему мировую известность «московскими» повестями и поздними романами, написанными в 1978–1981 годах.
С «московскими» повестями «Дом на набережной» роднит интерес к героям, погружённым в городскую повседневную среду: семейству Виктора Дмитриева в «Обмене» (1969), Геннадию Сергеевичу в «Предварительных итогах» (1970), Григорию Реброву в «Долгом прощании» (1971). Все эти герои Трифонова сильно угнетены тем, что не похожи на своих героических предков и не могут заниматься осмысленным и любимым делом; при этом в самый ответственный момент они пасуют перед обстоятельствами и идут по пути наименьшего сопротивления. Прирождённый конформист Вадим Глебов дополняет галерею персонажей, отказывающихся от революционного прошлого своих родителей и старших коллег в пользу (порой вынужденного) социального компромисса. Подобные герои не вызывают у Трифонова никакой симпатии: существованию в большой истории они предпочли повседневную жизнь с её возможностью мелкобуржуазной стабильности.
С другой стороны, как ни в одной из «московских» повестей (кроме, быть может, «Обмена»), в «Доме на набережной» звучит тема Истории, воплощённой в сталинских массовых репрессиях: она оставляет неизгладимый отпечаток на судьбах Вадима Глебова, а также семей Шулепниковых и Ганчуков. Трифонов и ранее обращался к исторической теме: можно вспомнить ряд пассажей о сталинском времени в романе «Утоление жажды» (1962), роман о поколении отца Трифонова «Отблеск костра» (1964), а также роман о народовольцах – «Нетерпение» (1973). Но именно в «Доме на набережной» он показывает, как человек может стать жертвой исторических и социальных событий, не всегда отдавая себе в этом отчёт. В дальнейшем эта тема будет развита в романах «Старик» (1978) и «Время и место» (1981) – на материале Гражданской войны и сталинского времени соответственно.
Нельзя не упомянуть и о первом опубликованном произведении Трифонова – повести «Студенты» (1950), которого он впоследствии стыдился (в 1951 году повесть получила Сталинскую премию 3-й степени). По сути, «Дом на набережной» – это инверсия «Студентов»: идеологически принципиальный студент из дебютной повести Трифонова предстаёт здесь завистливым и трусливым конформистом, эксцентричный индивидуалист – ученик Ганчука Куно Иванович – единственным, кто способен на независимое мнение, а коллективная борьба с «низкопоклонством перед Западом» оказывается стыдной травлей старого человека, которая повлекла за собой смерть его жены и безумие дочери.
Юрий Домбровский. Факультет ненужных вещей
Основное действие этого масштабного и сложно устроенного романа разворачивается в Алма-Ате в разгар Большого террора, «в лето от рождения вождя народов Иосифа Виссарионовича Сталина пятьдесят восьмое, а от Рождества Христова в тысяча девятьсот тридцать седьмой недобрый, жаркий и чреватый страшным будущим год».
Историк Георгий Николаевич Зыбин – «хранитель древностей», начальник экспедиции Центрального музея Казахстана. При раскопках он и его сотрудники находят курган с женскими останками и золотыми украшениями. Золото почти сразу пропадает: подозрение падает на рабочих, а ответственность должны понести директор музея и Зыбин.
Сотрудники НКВД арестовывают Зыбина: они хотят сфабриковать масштабный показательный процесс, подобный тем, что происходят в это время в Москве, и вовлекают в него как близких Зыбину людей (его заместителя, археолога Владимира Корнилова; его возлюбленную Полину; подсобного рабочего Родионова), так и людей, напрямую с ним не связанных (бывший священник Андрей Куторга). Но золото неожиданно находится, а в алма-атинском отделении НКВД возникает серьёзный внутренний конфликт. Задуманный показательный процесс сворачивается, а измученного, но преодолевшего все испытания Зыбина выпускают на свободу.
В конце романа Домбровский ставит точные даты работы над ним: 10 декабря 1964 года – 5 марта 1975 года. Они довольно показательны. В 7-м и 8-м номерах «Нового мира» за 1964 год был опубликован роман Домбровского «Хранитель древностей»: на его публикации настоял сам Александр Твардовский, которому до этого не удалось отстоять роман Александра Бека «Новое назначение» – уже готовый к публикации роман внезапно зарезали цензоры после доноса жены одного из прототипов. Публикация «Хранителя древностей» была уступкой в этой войне: ещё никому не известный Домбровский не мог привлечь к себе особого внимания и не должен был вызвать скандала. Сразу после выхода «Хранителя древностей» Домбровский заключил договор на публикацию продолжения романа. Через два месяца с поста генерального секретаря ЦК КПСС сместили Никиту Хрущёва, после чего были свёрнуты все оставшиеся оттепельные инициативы, в том числе возможность более или менее открытого разговора о массовых репрессиях. В 1970-е опубликовать «Факультет…» в Советском Cоюзе уже не представлялось возможным.
Юрий Домбровский. 1969 год[1154]
Из всех произведений Юрия Домбровского «Факультет ненужных вещей» больше всего напоминает классический русский роман XIX века. Это относится и к сложной композиции романа, включающей реалистичные описания советской жизни середины 1930-х годов, внутренние монологи героев и вставные новеллы-притчи, и к глубине поставленных автором вопросов: главный из них – проблема выбора между Добром и Злом в экстремальных обстоятельствах. При этом Домбровский не стремится сохранить единство классической формы, вводя и монтируя между собой всё новые и новые сюжетные линии. Структура романа XIX века для Домбровского служит лишь отправной точкой для рассказа о людях XX столетия и о явлениях, не укладывающихся в рациональную логику реализма, – массовых репрессиях, идеологических манипуляциях и т. д. Сложная, разветвлённая структура романа – результат не столько продуманной композиции (которая менялась по ходу работы), сколько эмоционального, импровизационного отношения Домбровского к словесному материалу, который не подчиняется авторской воле, высказывая себя сам.
Литературные предшественники «Факультета ненужных вещей» – великие романы Льва Толстого и Фёдора Достоевского: Домбровский напрямую ориентируется на них и в отношении исторического масштаба создаваемой картины, и в особенностях построения сюжета. Он создаёт своеобразную писательскую утопию, скрещивая полифоническую композицию романов Фёдора Достоевского и позицию авторского всеведения из романов Льва Толстого. По сути, он (как и Борис Пастернак, и Василий Гроссман) пытается создать на материале XX века Большой Русский Роман, который бы возрождал традиции критического реализма, не имея ничего общего с реализмом социалистическим. Кроме того, на «Факультет…» явно повлиял роман Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита», черты которого заметны в прозе Домбровского: главным образом это евангельские параллели, мефистофелевская природа героев-антагонистов, не противоречащий реализму гротеск. Финальные же слова «Факультета…», в свою очередь, прямо отсылают к зачину другого булгаковского романа – «Белой гвардии» («Велик был год и страшен год по рождестве Христовом 1918, от начала же революции второй»).
В более широком смысле на роман повлияла и европейская историографическая традиция начиная с обсуждаемых в романе Светония и Тацита. Подобный временной разброс принципиален для Домбровского, который воспринимает события 1937 года в свете всей истории человечества.
В 1975 году, когда роман был окончен, о его публикации в Советском Союзе не могло быть и речи. Отрывки из романа читались во время вечеринок в доме Домбровского и его жены Клары Турумовой, текст распространялся среди близких друзей. Позднее Домбровский переправил роман на Запад, и в 1978 году он вышел в парижском издательстве YMCA-Press, специализировавшемся на издании эмигрантской литературы и текстов, которые невозможно было опубликовать в СССР (например, здесь впервые был полностью издан «Архипелаг ГУЛАГ» Александра Солженицына). Ещё через год появился французский перевод романа.