Первая публикация романа на родине состоялась в 8, 9, 10 и 11 номерах журнала «Новый мир» за 1988 год, на волне возвращения запрещённых для советского читателя текстов. Годом позже роман был издан отдельной книгой и позднее неоднократно переиздавался: как отдельно (иногда – вместе с романом «Хранитель древностей»), так и в рамках шеститомного собрания сочинений Юрия Домбровского. Кроме того, в первое книжное издание романа (1989) были включены так называемые «Приложения к роману» – три небольших фрагмента, которые Домбровский по каким-то причинам не включил в итоговую версию «Факультета…»: «Из записок Зыбина», «Суд на Христом» и «Докладная записка». В более поздних изданиях они, как правило, вместе с романом не выпускались, считаясь отдельными произведениями.
Ещё до выхода «Факультета…» во Франции в «Вестнике Русского христианского движения» появился восхищённый отзыв дружившего с Домбровским писателя и диссидента Феликса Светова[1155] (который в дальнейшем написал ещё несколько статей о прозе Домбровского и о нём самом). После выхода романа в эмигрантских «Гранях» появляется обширная статья филолога Игнатия Шенфельда «Круги жизни и творчества Юрия Домбровского», где подробно рассказывается об авантюрной, но бесприютной жизни Домбровского в Москве и Алма-Ате, а также предпринимается краткий литературоведческий анализ, необходимый для первичного знакомства с творчеством Домбровского читателей-эмигрантов.
После публикации романа в Советском Союзе стали выходить статьи и эссе авторов, познакомившихся с Домбровским ещё в 1960–70-е годы. Так, например, Андрей Турков[1156] прослеживает становление героя Домбровского Зыбина, проходящего путь от дистанцированности от социальной действительности к открытому противостоянию следователям на допросах в НКВД. А в эссе Валентина Непомнящего[1157] «Homo liber», помимо точного описания поэтики романа («абсолютная прозаичность манеры, плотная приземлённость повествования, опора исключительно на здравый смысл, железная логичность ходов и мотивировок, полное отсутствие претензий на поэтичность…»), предложена и этико-религиозная его трактовка: по мнению Непомнящего, Домбровский в жизни и в романе был примером «твёрдого и полного правосознания», которое распространялось не только на гражданские отношения, но и на этические основания бытия, выражаемые в «таинственном чувстве, называемом человеческим достоинством».
Публикация «Факультета…» в Париже вызвала гнев КГБ – за Домбровским была установлена слежка, его телефон поставили на прослушку. Через какое-то время на Домбровского было совершено несколько нападений, последнее из которых закончилось трагически: после жестокого избиения в фойе Центрального дома литераторов он попал в больницу и через два месяца умер. Также существует версия, что причиной смерти Домбровского стал запущенный цирроз печени.
В постсоветский период произведения Домбровского продолжают переиздаваться: в частности, выходит шеститомное собрание сочинений. В 2010 году стараниями его вдовы Клары Турумовой-Домбровской и Дмитрия Быкова[1158] был издан роман в повестях «Рождение мыши», написанный в 1940–50-е годы и долгое время считавшийся утраченным. Прозу Домбровского в своих популярных статьях и лекциях активно пропагандирует тот же Дмитрий Быков**, а в образцовом учебнике по современной литературе Наума Лейдермана и Марка Липовецкого ему посвящена отдельная глава. Научные статьи о Домбровском выходят практически каждый год. Самая необычная из них – вышедшая в 2002-м статья Александра Формозова «Заметки археолога к романам Юрия Домбровского»: здесь произведения Домбровского рассматриваются в контексте археологии, этнографии и антропологии XX века. В 2010 году вышел документальный телефильм о жизни Юрия Домбровского и его жены Клары Турумовой «Роман с госужасом».
Домбровский передал своему герою многие детали собственной биографии, но, как считал Игнатий Шенфельд, в «Факультете…» автобиографический материал разбавлен вымышленными деталями. Как и автор, в начале 1930-х годов Зыбин приезжает в Алма-Ату (сам Домбровский оказывается там по непонятным причинам: то ли сбежав от конфликтов в семье, то ли будучи в ссылке), работает преподавателем, затем переходит на работу в Центральный музей Казахстана, начинает публиковаться в местной периодике с рецензиями на художественные выставки и статьями о писателях и художниках. Однако затем судьбы автора и персонажа начинают расходиться: по сюжету Зыбина арестовывают и выпускают (случай уникальный!) в Алма-Ате в 1937 году, а сам Домбровский был арестован 26 августа 1939 года в Москве и отправлен по этапу в один из дальневосточных лагерей (позднее он утверждал, что встретил там Осипа Мандельштама, но это не может быть правдой: в то время великого поэта уже не было в живых). После освобождения в 1943 году Домбровский вновь оказывается в Алма-Ате, где через шесть лет его вновь арестовывают, а освободившись в 1955 году, возвращается уже в Москву – эти события находятся за пределами «Факультета…» и не отражаются в нём.
Участники научной экспедиции в пустыню Бетпак-Дала (Голодная степь) разбирают гербарий. Казахстан, 1936 год[1159]
Помимо биографических фактов, Домбровский «подарил» Зыбину некоторые свои личностные черты. По многочисленным воспоминаниям, Домбровский был жизнелюбивым человеком, и его витальность не смогли сломить даже долгие годы ссылок и лагерей; не повлияли они и на его смелость, стремление идти наперекор властям предержащим. Таков же и Зыбин: в сжимающемся кольце арестов он находит отдушину во встречах с друзьями, флирте с сотрудницами музея, выездах на пикники, а во время допросов не признаёт вину в краже золота и отказывается идти на сделку со следствием.
От отца-адвоката, которого Домбровский потерял в 14 лет, ему достался интерес к юриспруденции: Валентин Непомнящий отмечал, что Домбровский имел редкое по советским временам правосознание, которое фанатично отстаивал при каждом удобном случае (этому посвящён не только «Факультет…», но и одно из последних эссе Домбровского «Записки мелкого хулигана»). То же самое можно сказать и о Зыбине, чья стойкость в диалогах со следователями продиктована уверенностью в том, что правосудие должно искать истину, а не довольствоваться нужными следствию показаниями. Другим фанатичным пристрастием Домбровского была археология: он очень гордился участием в алма-атинской научной экспедиции, в результате которой были найдены останки и украшения некоей древней аристократки. Об этой находке рассказывается уже на первых страницах «Факультета…», и современный археолог Александр Формозов считает, что описание Домбровского в принципе достоверно. По мнению Формозова, в 1930-е годы многие экспедиции проводились плохо или были не закончены из-за многочисленных арестов учёных. Так происходит и в романе Домбровского, где руководители раскопок, Зыбин и Корнилов, не просто малокомпетентны, но и арестованы в самый разгар работ.
О том, что «Факультет ненужных вещей» – продолжение романа «Хранитель древностей», говорил и сам Домбровский, и его исследователи. Оба текста считаются связанными друг с другом на уровне замысла, фабулы, места и времени действия. Можно сказать, что в «Хранителе» Домбровский находит новаторский для русской прозы способ написания романа: он включает в текст подлинные документы, исследования и другие подобные материалы. В «Факультете…» он уже отступает от этого метода: документы встречаются и здесь, но они могут быть вымышленными, а исследования – крайне эксцентричными (например, трактат бывшего священника Андрея Куторги). Второй роман начинается там, где заканчивается один из эпизодов «Хранителя древностей»: герои находят археологическую реликвию (останки древней царицы или шаманки), которую некому атрибутировать – все археологи-профессионалы уже арестованы или находятся на грани ареста. В «Факультете…» Домбровский создаёт картину гораздо более масштабную, не ограниченную реалиями конца 1930-х: уже не оглядываясь на советскую цензуру, он проговаривает все явные и скрытые мотивы персонажей, а также обращается к историческим параллелям (вплоть до Римской империи), которые могут помочь в понимании природы сталинской тирании.
Надо сказать, что «Хранитель древностей», появившийся в эпоху оттепели, был ориентирован на официальную публикацию в Советском Союзе, поэтому в нём сглажены многие острые моменты, связанные с массовыми репрессиями. Но и в приглушённом виде они довольно красноречивы: например, перманентный конфликт Зыбина со специалистом по массовой работе Зоей Михайловной, срывающей со стен музея портреты буржуазных специалистов и репрессированных учёных; постоянные угрозы Зыбину и Корнилову со стороны учёного секретаря библиотеки Аюповой; внезапное задержание завхоза музея, за которого никто не смеет вступиться. В «Хранителе древностей» чувствуется нарастание тревожности, которая вторгается в жизнь героев и всей страны вместе с первыми арестами «вредителей» и сообщениями советских газет о грядущей большой войне (до реальной Второй мировой войны оставалось ровно два года). Впрочем, Зыбин ещё может позволить себе игнорировать надвигающуюся угрозу, отгораживаясь от неё работой или ироничным скепсисом. В мире «Факультета…» это уже невозможно: любая двусмысленность жёстко пресекается даже в неформальных разговорах (например, директором музея, который в «Хранителе древностей» всё-таки вызывал симпатию), и даже безобидная попытка эскапизма может привести к печальным последствиям (ведь Зыбина арестовали, когда он выехал из города на пикник). Атмосфера тревожности первого романа перерастает в «Факультете…» в настоящий ужас, дезориентирующий героев, которые забывают о чувстве собственного достоинства и сверяют свою жизнь со всё более жёсткими идеологическими требованиями.