В «Городе Эн» есть прямые отсылки к классике: прежде всего к Гоголю («Мёртвые души»), Чехову («Степь»), а также Пушкину и Достоевскому. Современники отмечали связь повести с автобиографической прозой Анатоля Франса и русских символистов (особенно «Котиком Летаевым» Андрея Белого). Наконец, уже первым читателям были очевидны параллели с эпопеей Пруста (особенно «По направлению к Свану») и «Портретом художника в юности» Джойса.
Впервые отрывок, озаглавленный «Начало романа», был напечатан в журнале «Красная Новь» (1934, № 5). Полностью повесть издана в 1935 году в издательстве «Советский писатель».
Ещё в рукописи «Город Эн» вызвал большой интерес в литературной среде. По свидетельству Алексея Толстого, Добычину «говорили, что его книга создаст эпоху, что ею он опрокинет с дюжину литературных столпов». Но после выхода книги её поклонники (по цензурным условиям и в силу сложившейся в начале 1936 года литературно-общественной ситуации) не смогли публично высказать свои восторги – тогда как официальная критика сразу же обратила на неё недоброжелательное внимание.
Наиболее благоприятная рецензия (напечатанная в «Литературном современнике», 1936, № 2) принадлежала Николаю Степанову. При публикации хвалебные эпитеты были удалены редакцией, но и в напечатанном тексте видны симпатия и интерес: «Своеобразие Добычина в авторском невмешательстве. ‹…› Жизнь течёт своим естественным порядком, попадая время от времени в его поле зрения. Читая Добычина, как будто перелистываешь семейный альбом, передающий быт той эпохи с точностью, которая кажется даже несколько утрированной…» Степанов отмечал, что «наряду с приглушённой иронией через всю книгу Добычина проходит и затаённая где-то в глубине её лирическая нота», но был вынужден закончить рецензию строго: «Книга Добычина принадлежит к числу книг экспериментальных, рассчитанных на узкий круг "любителей". Однако в "экспериментальности" Добычина много – от формалистических ухищрений и объективизма».
Другие рецензенты были гораздо резче: С. Герзон писал в журнале «Октябрь», что «Добычин… импортирует из прошлого как драгоценность весь замкнутый мир одиночки», и характеризовал его книгу как «хилое, ненужное детище, весьма далёкое от советской почвы»[495]. Зелик Штейнман в «Литературном Ленинграде» с издёвкой писал о методе нанизывания образов в прозе Добычина и утверждал, что «Город Эн» – «сборник литературных трюков… которые откровенно противоположны методу социалистического реализма»[496].
В то же время на «Город Эн» обратил внимание один из виднейших критиков русского зарубежья Георгий Адамович, который, в частности, писал: «Невозмутимость тона неизменна, постоянна. А бестолковщина, отражённая в дневнике, так чудовищна, так грандиозна, что вся повесть приобретает фантастический оттенок: забываешь бытовые детали, читаешь, как сказку» («Последние новости»[497], 23 апреля 1936 года). Критик выражал надежду прочитать в будущем произведения Добычина «на современные темы» – видимо, он не знал его рассказов и не слышал про его исчезновение.
Витрины Литейного проспекта в Санкт-Петербурге.
Мир главного героя романа – это мир городских улиц начала XX века, с продуктовыми лавками, киосками, вывесками, витринами магазинов[498]
Роковую роль в судьбе Добычина сыграло публичное обсуждение его повести в ходе развернувшейся в марте 1936 года «дискуссии о формализме». В разгар травли писатель исчез – предположительно, покончил с собой.
Упоминания о Добычине и – изредка – републикации отдельных рассказов начинаются с 1960-х. «Город Эн» был перепечатан в 1988 году в журнале «Родник» (№ 8) и вошёл в однотомник писателя (1989). С тех пор было много переизданий и переводов на иностранные языки. Повести посвящено несколько десятков статей, опубликованных, в частности, в регулярных «Добычинских сборниках», в сборнике «Писатель Леонид Добычин. Статьи, воспоминания, письма» (1996) и других изданиях.
Действие многих произведений классической литературы, от Гоголя («Мёртвые души») до Ильфа и Петрова («Двенадцать стульев»), происходит в «городе N.» (от латинского Nomen – имя, название). Бывают и вариации: например, русифицированный Энск в «Двух капитанах» Каверина. В повести Добычина, когда речь заходит о «Мёртвых душах», также используется русская транскрипция. Для героя-рассказчика «город Эн» из «Мёртвых душ» кажется (в полном противоречии с общепринятой трактовкой гоголевского текста) обителью взаимной нежности и благоденствия, желанной страной, предметом грёз. Вот один из примеров инфантильной «бестолковщины» (по слову Георгия Адамовича), скрашенной простодушной сентиментальностью:
Я взял книгу и читал, как Чичиков приехал в город Эн и всем понравился. Как заложили бричку и отправились к помещикам, и что там ели. Как Манилов полюбил его и, стоя на крыльце, мечтал, что государь узнает об их дружбе и пожалует их генералами. ‹…›
Мы могли бы купить себе бричку и покатить в город Эн. Там нас полюбили бы. Я подружился бы там с Фемистоклюсом и Алкидом Маниловыми.
Впрочем, это не так уж далеко от той интерпретации «Мёртвых душ», к которой склонялись в своё время критики-славянофилы. Например, Константин Аксаков: «…Манилов, при всей своей пустоте и приторной сладости имеющий свою ограниченную, маленькую жизнь, но всё же жизнь, – и без всякой досады, без всякого смеха, даже с участием, смотришь, как он стоит на крыльце, куря свою трубку, а в голове его и бог знает что воображается, и это тянется до самого вечера».
Обёртки конфет. Конец XIX – начало XX века[499]
Магазин и склад вин «Латипак». Санкт-Петербург, 1913 год[500]
В то же время «город Эн» – это и тот не названный прямо город, в котором происходит действие повести.
Город, в котором живёт юный герой-рассказчик, находится на реке Двине (которая несколько раз упоминается в тексте), неподалёку от Риги, «курляндского берега» и Полоцка. Очевидно, что это Двинск (Даугавпилс), в котором Добычин с родителями жил в 1896–1911 годах. Городская топография Двинска воспроизведена в повести с большой точностью. Характерен национальный и конфессиональный состав действующих лиц, среди которых кроме русских (православных) также католики (поляки и литовцы), евреи, протестанты (латыши, немцы), униаты (белорусы), татары.
В 21-й главе герой ездит в Крым, в Севастополь и Евпаторию (названные по имени). Это единственный раз, когда действие выносится за пределы города и его окрестностей. Начинается оно, предположительно, в 1901 или 1902 году и заканчивается весной 1911-го: датировка основана на упомянутых в тексте исторических событиях.
«Дело Дрейфуса» (гл. 3); появление в быту каучука (там же); восшествие на британский престол Эдуарда VII (гл. 7): Русско-японская война (гл. 13–17); убийства Плеве и великого князя Сергея Александровича (гл. 14, 16); революция 1905 года (гл. 17); открытие Государственной думы (гл. 18); появление кинематографа (гл. 22–23); установление конституционной монархии в Турции (гл. 27); столетний юбилей Гоголя (гл. 28); смерть Льва Толстого (гл. 32); 50-летие отмены крепостного права (гл. 34). Проекция этих событий на жизнь героя и его знакомых оказывается иногда драматической (гибель инженера Карманова, отца одного из друзей рассказчика, убитого неизвестно кем на улице) или по крайней мере сюжетно значимой (отъезд Александры Львовны на войну в качестве сестры милосердия), иногда же проявляется в опереточно-бытовой форме (пепельница «Дрейфус читает журнал»).
Действия взрослых героев и их поверхностные политические взгляды находятся в забавном противоречии: «У маман тоже бывали иногда забастовки. Она была "правая", но бастовала охотно. Она рассказала мне раз, что начальник её был на митинге и решил не ходить туда больше, потому что, пока он там был, он там чувствовал, что соглашается с непозволительными рассуждениями. Мы похвалили его».
Круг чтения героев тоже несёт на себе яркий отпечаток эпохи (от юмориста Николая Лейкина[501], а позднее журнала «Сатирикон» – до Ницше). В числе литературных произведений, которые читают герои, упоминается, между прочим, книга Корнея Чуковского (близкого знакомого и корреспондента Добычина) «Нат Пинкертон и современная литература» (1908).
Герой – ровесник Добычина (родившегося в 1894 году), он сын врача, умирающего в 1902-м (это тоже автобиографично). Но, в отличие от Добычина, у которого было два брата и две сестры, герой – единственный сын в семье. Его мать служит на телеграфе – мать самого писателя работала акушеркой; её профессия "отдана" другому персонажу повести, Александре Львовне Лей.
Разумеется, читателю обо всех этих совпадениях и несовпадениях было неизвестно, но они позволили Добычину выстроить необходимую психологическую дистанцию по отношению к герою. Если мы сравним текст романа с некоторыми письмами взрослого Добычина, мы легко увидим отдельные интонационные совпадения. Но там, где у самого писателя очевидно ироническое остранение, его герой простодушно-серьёзен.