Надо сказать, что Эдвард Косси был слегка тронут этим зрелищем. Разумеется, он попытался ее утешить, но без особых результатов, потому что она все еще горько рыдала, когда внезапно раздался стук в дверь. Миссис Квест поспешила отвернуться к стене и сделала вид, что читает письмо. Эдвард Косси попытался придать себе безразличный вид.
– Вам телеграмма, сэр, – сказала горничная, бросив взгляд на свою хозяйку. – Услышав, что вас нет дома, мальчишка-телеграфист принес ее сюда, потому что, по его словам, он знал, что обязательно найдет вас здесь, и, пожалуйста, сэр, он надеется, что вы дадите ему шесть пенсов за его труды, так как он подумал, что это что-то важное.
Эдвард полез в карман и дал девушке шиллинг, сказав ей, что ответа не будет. Как только она ушла, он открыл телеграмму. Та была из Лондона, от его сестры, и говорилось в ней следующее:
«СРОЧНО ПРИЕЗЖАЙ В ЛОНДОН. ОТЦА ПАРАЛИЗОВАЛО. ЖДЕМ ТЕБЯ СЕМИЧАСОВЫМ ПОЕЗДОМ».
– В чем дело? – спросила миссис Квест, заметив на его лице тревогу.
– Мой отец очень болен. Его разбил паралич, и я должен ближайшим поездом уехать в город.
– И надолго?
– Я не знаю. Как я могу сказать? До свидания, Белль. Мне очень жаль, что мы поссорились, а теперь я должен уехать, я ничего не могу с этим поделать.
– О, Эдвард! – воскликнула она, хватая его за руку и поднимая к нему заплаканное лицо. – Ты ведь не сердишься на меня? Давай не будем расставаться в гневе. Как я могу не быть ревнивой, когда я так тебя люблю? Скажи мне, что ты не питаешь ко мне ненависти, иначе я изведу себя муками все это время, пока тебя не будет.
– Нет, нет, конечно же, нет, но я прошу тебя больше не устраивать такие шокирующие сцены… до свидания.
– До свидания, – ответила она, протягивая ему дрожащую руку. – До свидания, мой дорогой. Если бы ты только знал, что я чувствую здесь, – она указала на грудь, – ты бы меня понял. – Белль еще не договорила этих слов, как он ушел. Она стояла возле двери, слушая его удаляющиеся шаги, пока они совсем не стихли, а затем бросилась в кресло и уткнулась лицом в ладони. – Я потеряю его, – сказала она себе с горечью. – Я это знаю. Какой у меня шанс против нее? Он уже больше думает об Иде, чем обо мне, и, в конце концов, он бросит меня и женится на ней. О, я скорее увижу его мертвым… и себя тоже.
Через полчаса пришел мистер Квест.
– Где Косси? – спросил он.
– С отцом мистера Косси случился удар, и он отправился в Лондон, чтобы ухаживать за ним.
– Понятно, – сказал мистер Квест. – И если старый джентльмен умрет, твой друг станет одним из самых богатых людей в Англии.
– Что ж, тем лучше для него. Я уверена, что деньги – это великое благословение. Они защищают человека от многих напастей.
– Да, – с жаром сказал мистер Квест, – тем лучше для него и всех, кто с ним связан. Почему ты плакала? Потому что Косси уехал… или потому что вы с ним поссорились?
– Откуда ты знаешь, что я плакала? Если я и плакала, то это мое дело. В любом случае, мои слезы принадлежат мне.
– Разумеется, они… я не хочу мешать тебе плакать… плачь, когда захочешь. Косси крупно повезет, если его старый папаша умрет прямо сейчас, потому что ему позарез нужны деньги.
– Зачем ему деньги?
– Потому что он взял на себя обязательство выкупить закладные на земли замка.
– Зачем он это сделал? Как вложение средств?
– Нет, это дрянное вложение. Полагаю, он сделал это, потому что влюблен в мисс де ла Молль и, естественно, стремится расположить ее к себе. Разве ты этого не понимаешь? Я думал, именно из-за этого ты и плакала, разве не так?
– Неправда, – ответила она дрожащими губами.
Мистер Квест тихо рассмеялся.
– Мне кажется, ты утратила наблюдательность, которая раньше была тебе свойственна. Впрочем, тебя это не касается. Во многих отношениях это будет очень удачный брак, и я уверен, что они составят красивую пару.
Белль промолчала и отвернулась, чтобы он не видел ее искаженного мукой лица. Несколько мгновений ее муж стоял, глядя на нее, и на его утонченных чертах играла нежная улыбка. Затем, сообщив, что ему нужно в контору, но он вернется к чаю, мистер Квест вышел, злорадно думая о том, что дал своей жене пищу для размышлений, которая ей вряд понравится.
Что касается Белль Квест, то она дождалась, когда дверь за ним закрылась, после чего повернулась к ней лицом и заговорила вслух, как будто обращаясь к своему только что вышедшему вон мужу.
– Ненавижу тебя! – сказала она со всей страстью. – Я ненавижу тебя. Ты разрушил мою жизнь, а теперь ты мучаешь меня, как будто я потерянная душа. О, как бы я хотела умереть! Как бы я хотела умереть!
Когда мистер Квест вернулся в контору, его там ждали два письма, одно из которых прибыло дневной почтой. Первое было написано почерком сквайра и скреплено его большой печатью, зато увидев надпись на втором, он едва не потерял сознание. Взяв это второе, он с видимым усилием открыл его.
Письмо было от Тигрицы, она же Эдит, и его грубое содержание мы не станем здесь пересказывать. В двух словах оно сводилось к следующему. От нее требуют срочно вернуть долг. Ей нужно больше денег и она их получит. Если пятьсот фунтов не поступят, причем, в скором времени, – а именно, в течение недели, – она в самых недвусмысленных выражениях грозилась приехать в Бойсингем и прилюдно опозорить его.
– Боже милостивый! – воскликнул он. – Эта женщина меня погубит! Вот же дьяволица! И ведь она сдержит свое слово, если я не дам ей денег. Я должен немедленно поехать в Лондон. Интересно, как ей взбрела в голову эта мысль? Не дай бог, она нагрянет в Бойсингем, это даже страшно представить! – И он зарылся лицом в ладони и горестно застонал.
– Какая несправедливость! – думал он. – Я столько лет тружусь в поте лица, стараясь стать уважаемым членом общества, но эта ошибка юности вечно преследует меня по пятам и тянет вниз, и, клянусь небом, когда-нибудь она погубит меня. – Вздохнув, он поднял голову и, взяв лист бумаги, написал: – «Я получил твое письмо и приеду к тебе завтра или через день». – Эту записку он положил в конверт, который адресовал на имя миссис д’Обинь, Руперт-стрит, Пимлико, и положил в карман.
Затем, вздохнув, он взял письмо сквайра и пробежал его глазами. Письмо было довольно пространным, но суть его сводилась к тому, что сквайр согласен с предложенными мистером Эдвардом Косси условиями и просит его подготовить необходимые документы для представления своим адвокатам. Мистер Квест довольно рассеянно прочитал письмо и с горькой усмешкой бросил на стол.
– Какое странное место этот мир, – сказал он себе. – В нем все имеет свою смехотворную сторону. Вот Косси готов ссудить деньги, чтобы овладеть Идой де ла Молль, на которой он хочет жениться, если сможет, и которая, вероятно, разыгрывает свои собственные карты. Вот Белль, безумно влюбленная в Косси, который разобьет ей сердце. Вот я люблю Белль, которая ненавидит меня, и я подыгрываю каждому, чтобы выиграть самому и стать уважаемым членом общества, которое я превосхожу. Вот сквайр, барахтающийся, как морж в пруду, воображает, будто все ведется исключительно ради его блага, и что весь мир вращается вокруг замка Хонэм. И там, в конце цепочки – эта гарпия, Эдит Джонс, она же д’Обинь, по прозвищу Тигрица, грызет мои внутренности и держит мое благополучие в своих руках.
Ба! Это странный мир, полный комбинаций, но хуже всего то, что как бы мы не силились найти им решение, это не зависит от нас, нет, не от нас.
Глава XVСчастливые дни
Это довольно жестокий и суетный мир, но благодаря той милосердной судьбе, которая время от времени заступается за нас, у большинства из нас случаются времена и периоды существования, которые, даже если они не вполне соответствуют всем условиям идеального счастья, все же довольно близки его определению, чтобы через несколько дней наше воображение сделало свое дело. Я говорю «большинству из нас», но при этом имею в виду главным образом те классы, которые принято называть «высшими», и под которыми понимают тех, у кого достаточно хлеба, чтобы положить себе в рот, и одежды, чтобы согреться; а также тех, кто не являются жертвами беспощадных и отвратительных недугов, кто не испытывают ежедневной агонии при виде своего голодающего потомства. Кто не обречен биться о решетку сумасшедшего дома или видеть, как их сердечные возлюбленные и их самая заветная надежда увядают, с каждым днем неумолимо приближаясь к той холодной бездне, откуда не бывает никаких вестей.
Для таких несчастных и для их многомиллионных собратьев на земном шаре – жертв войн, голода, работорговли, угнетения, ростовщичества, перенаселения и проклятия борьбы за место под солнцем, лучи света наверняка крайне редки и случаются лишь затем, чтобы спасти их от полной безысходности. И даже для избранных счастливчиков, живущих в тепле и сытости, которые в значительной степени обязаны своим возвышенным положением удаче, либо природной силе и уму, этот свет счастья, как и блеск звезд, то вспыхивает, то гаснет, и постоянно теряется в облаках.
Только законченный эгоист или невежда может быть счастлив счастьем дикарей или детей, сколь процветающими бы ни были его дела, ибо для остальных, для тех, кто мыслит, для тех, у кого есть сердце, чтобы чувствовать, и воображение, чтобы осознавать, и искупительное человеческое сострадание, одного только веса страданий этого мира, давящих на них, подобно атмосфере, одних только отголосков стонов умирающих и криков несчастных детей достаточно, и даже более чем достаточно, чтобы притупить и даже разрушить обещание радости. Но даже у этих тонко чувствующих, ранимых натур случаются редкие периоды почти полного счастья – короткое лето в бурном климате наших лет, окаймленные зеленью колодцы с водой в нашей пустыне, чистое северное сияние, пронзающее наш мрак.
И да не покажется странным, но эти полосы счастливых дней, когда старые вопросы перестают его терзать и человек может довериться Провидению и без единой поясняющей мысли благословить день, когда он появился на свет, очень часто связаны со страстью, известной как любовь, этот таинственный символ нашей двойной природы, это странное древо жизни, которое корнями берет силу из куч человеческого праха, но вырастает высоко над нами и распускается цветами пред ликом небес