Он наклонился к ней и посмотрел ей в глаза.
– Я люблю вас, Ида, – сказал он, – люблю всем сердцем. – И он внезапно умолк.
Ида побледнела. Даже в тусклом свете ему была видна ее бледность. Ее руки тяжело упали на клавиши. Эхо этих грохочущих нот прокатилось по всей комнате и постепенно стихло, но она по-прежнему сидела молча.
Глава XIXВ залоге
Наконец Ида заговорила. Заговорила, превозмогая себя.
– Здесь душно, – сказала она, – давайте выйдем в сад.
Она встала и, взяв лежавшую рядом на стуле шаль, шагнула через французское окно в сад. Был прекрасный осенний вечер. Воздух был неподвижен, как смерть, с легким дыханием мороза. Набросив шаль на плечи, Ида в сопровождении Гарольда прошла через сад к краю рва, где стояла скамейка. Здесь она села и устремила взгляд на древние зубцы ворот, в эти минуты одетые в торжественные одежды лунного света.
Посмотрев на нее, Гарольд решил: если ему есть, что сказать, то пришло время это сделать, тем более что, скорее всего, она затем привела его сюда, чтобы спокойно его выслушать. Поэтому он начал снова и сказал, что любит ее всем сердцем.
– Я на семнадцать лет старше вас, – продолжил он, – так что самая активная часть моей жизни уже в прошлом, и, даже если оставить в стороне другие вещи, я не знаю, сможете ли вы выйти замуж за такого немолодого мужчину, как я, тем более, что я небогат. Я понимаю, зная, кто вы, а кто я, с моей стороны верх самонадеянности просить вас об этом.
И все же, Ида, я верю: будь я вам небезразличен, с благословения небес мы были бы счастливы вместе. Я жил одинокой жизнью и почти не общался с женщинами… когда-то, много лет назад, я был помолвлен, но помолвка закончилось разрывом, и это все. Но с тех пор, как я пять лет назад впервые на той дороге увидел вас, ваше лицо… оно преследовало меня, и все время было со мной. Потом я приехал сюда жить и полюбил вас, Господь свидетель, как сильно, и мне должна быть стыдно, что я пытаюсь выразить это словами, ибо они звучат глупо. Вся моя жизнь пронизана вами, и мне кажется, что, откажись вы видеть меня, мне уже никогда не стать счастливым человеком. – И он умолк и взволнованно посмотрел ей в лицо, но вместо радости увидел насупленные брови, как будто его слова причинили ей боль.
– Почему вы смотрите на меня?
– Я не могу сказать «да», полковник Кварич, – наконец ответила она тоном, который его озадачил, ибо нежность в ее голосе никак не соответствовала словам.
– П-п-полагаю, – заикаясь, произнес он. – Полагаю, я вам безразличен? Разумеется, я не имею права ожидать от вас иного.
– Как я только что сказала, я не могу сказать «да», полковник Кварич. Не кажется ли вам, что мне лучше оставить этот вопрос без ответа? – ответила она с той же самой нежностью в голосе, от которой у него защемило сердце.
– Я не понимаю, – продолжил он. – Почему?
– Почему? – воскликнула она с горькой усмешкой. – Сказать вам, почему? Потому что я залог! Взгляните, – продолжила она, указывая на величественные башни замка и раскинувшиеся за ним поля. – Вы видите это место. Я залог за него, я, собственной персоной. Если бы не я, спустя столетия, в течение которых этот замок служил родовым гнездом нашей семьи, он был бы выставлен на торги и пошел с молотка за ту цену, которую за него дали бы, и мой старый отец был бы выброшен на улицу и умер, ибо это убило бы его. Как вы видите, я поступила так, как часто были вынуждены поступать несчастные женщины: я продала свое тело и душу и выручила за это хорошую цену – тридцать тысяч фунтов!
Она внезапно разрыдалась, как будто ее сердце было разбито.
На мгновение Гарольд Кварич растерялся, совершенно не понимая, что Ида имела в виду, а затем, движимый порывом, общим для людей в подобных обстоятельствах, обнял ее. Она не сопротивлялась, более того, казалось, она едва заметила это, хотя, если честно, пару мгновений, показавшихся полковнику счастливейшими в его жизни, ее голова покоилась на его плече.
Впрочем, Ида почти тотчас же подняла голову, высвободилась от его объятий и сдержала рыдания.
– Раз я вам уже кое-что рассказала, – произнесла она, – думаю, будет лучше, если я расскажу вам все. Я знаю, сколь велико ни было бы искушение, – добавила она с чувством, – при любых мыслимых обстоятельствах – даже если вам покажется, что поступая так, вы делаете мне одолжение – я могу рассчитывать на то, что вы никому и, прежде всего, моему отцу, не расскажете того, что я сейчас вам скажу. – И она умолкла и посмотрела на него полными слез глазами.
– Конечно, вы можете положиться на меня, – заверил он ее.
– Прекрасно. Я уверена, что мне никогда не придется упрекать вас. Я скажу вам. Я фактически пообещала выйти замуж за мистера Эдварда Косси, если он в любой момент потребует от меня выполнить это обещание, при условии, что он выкупит закладные на Хонэм, что он уже сделал.
Гарольд Кварич на шаг отпрянул назад и с ужасом посмотрел на нее.
– Что?! – воскликнул он.
– Да, да, – поспешно ответила она и подняла руку, словно пытаясь защитить себя от удара. – Я знаю, что вы имеете в виду, но, прошу вас, не судите меня слишком строго. Я сделала это не ради себя. Я предпочла бы зарабатывать на жизнь своим трудом, чем продавать себя, ибо иного слова у меня для этого нет. Я сделала это ради отца и ради нашей семьи. Мне страшно представить, что наш дом пойдет с молотка, и я дала свое согласие, даже не задумываясь, но… – ее лицо стало серьезным, – даже учитывая обстоятельства, я поступила бы так снова, ибо ни одна женщина не имеет права разрушать семью ради себя самой. Если одним из двух нужно пожертвовать, пусть это будет женщина. Но прошу вас, не судите меня слишком строго, – добавила она едва ли не со слезами в голосе, – если конечно сможете.
– Я не осуждаю вас, – хмуро ответил он, – клянусь Богом, я уважаю вас за ваш поступок, ибо даже если я не согласен с ним, вы, безусловно, поступили благородно. Я думаю о мужчине, который мог заключить такую сделку с женщиной. Вы говорите, что обещали выйти за него замуж, если он когда-либо начнет на этом настаивать. Что вы имели в виду? Раз уж вы сказали мне столь многое, не могли бы вы сказать мне и все остальное?
Полковник говорил уверенно, с чувством собственной правоты, но его тон ничуть не задел Иду.
– Я имела в виду, – смиренно ответила она, – что мне кажется… хотя, возможно, я неправа… мне кажется, что мистер Косси состоит в отношениях с одной женщиной, а точнее, с миссис Квест, и то, напомнит он мне о моем обещании или нет, зависит в первую очередь от нее.
– Честное слово, – воскликнул полковник, – честное слово, все становится только хуже и хуже! Я никогда не слышал ничего подобного, тем более ради денег! Это выше моего понимания!
– Тем не менее, это так, – ответила она, – а теперь, полковник Кварич, всего одно слово, прежде чем я вернусь в дом. Мне трудно говорить, я боюсь сказать слишком много или слишком мало, но я хочу, чтобы вы знали: я польщена и благодарна вам за те слова, которые услышала от вас сегодня вечером… я почти недостойна их и, если честно, не чувствую того стыда, который, по идее, должна испытывать. Это женское тщеславие, и ничего более. Я уверена, что вы не потребуете от меня пространных объяснений.
– Нет, – ответил он, – нет. Мне все понятно. Но, Ида, я вынужден просить вас об одной вещи… надеюсь, вы простите меня, если это будет ошибкой с моей стороны, но для меня все это крайне печально. Если, в конце концов, обстоятельства изменятся, о чем я молю небеса, или если мистер Косси откажется от своего предложения, вы выйдете за меня замуж, Ида?
Ида на мгновение задумалась, затем встала с кресла, протянула ему руку и сказала:
– Да, я выйду за вас замуж.
Он не ответил. Лишь поднял ее руку и нежно коснулся ее губами.
– А пока, – продолжала она, – у меня есть ваше обещание, и я уверена, что вы останетесь ему верны, что бы ни случилось.
– Да, – ответил он, – я останусь верен ему.
И они вошли в дом.
В гостиной они застали сквайра. Старик ломал голову над листом бумаги, на котором рукой Джорджа были нацарапаны его пресловутые отчеты: цифры на первый взгляд скорее напоминали египетские иероглифы, нежели те, что используются сегодня.
– Вот вы где! – воскликнул он. – Где вы были?
– Мы любовались замком в лунном свете, – холодно ответила Ида. – Это так красиво.
– Хм, – сухо сказал сквайр, – я не сомневаюсь, что это красиво, но разве трава не влажная? Кстати, взгляни, – и он поднял листок с иероглифами, – возможно, у тебя получится это сложить, Ида, потому что я отказываюсь. Джордж сегодня на распродаже закупил разный инвентарь, и вот его счет: триста семьдесят два фунта, но у меня выходит четыреста двадцать, и повесьте меня, если я понимаю, кто из нас прав. А ведь крайне важно, чтобы в счетах не было ошибок. Важнее не бывает, а я не могу заставить этого глупца это сделать.
Ида взяла лист бумаги и произвела сложение. Как оказалось, оба результата были неверны. Наблюдая за ней, Гарольд поразился тому, какая железная выдержка у этой женщины, если она после сцены, что только что произошла между ними, способна невозмутимо складывать длинные столбцы коряво написанных цифр. Тем более что деньги, которые с такой легкостью тратил ее отец, были частью цены, за которую она себя продала.
Вздохнув, он встал, пожелал спокойной ночи и зашагал домой, охваченный чувствами столь смешанными, что они с трудом поддаются точному описанию. Он сделал большой шаг в своей жизни, и в определенной мере этот шаг удался. Он отнюдь не строил свои надежды на песке, ибо из того, что сказала Ида, и еще больше из того, что она молчаливо признала, ему было совершенно очевидно, что она более или менее ценит в нем мужчину, который хотел бы, чтобы его ценила женщина, которую он очень любил. Это было очень много, даже больше, чем то, во что он решался поверить, но затем, как это обычно бывает в этом несовершенном мире, где вещи слишком часто кажутся нам аккуратно расставленными, посмотрел на все это с другой стороны.