Неудивительно, что он отчаялся. Неудивительно и то, что в его груди поднялся великий гнев и негодование против человека, который навлек на них эту последнюю крайность страдания. Он был справедлив и даже готов принять страсть своего соперника, что, в том, что касается Иды, ему было нетрудно понять. Но он также был, помимо всего прочего, джентльменом. Видеть, как женщину под давлением денег принуждают вступить в омерзительный для нее брак, принуждает мужчина, желавший ее заполучить – это возмутило его сверх всякой меры и, хотя он не спешил давать выход своему гневу, объяло его праведным негодованием. Объяло в такой степени, что он принял решение: мистер Косси должен знать его мнение, причем, сию же минуту. Он сел в бричку и поехал к Эдварду Косси с намерением устроить этому джентльмену весьма неприятные четверть часа.
Мистер Косси был дома. Опасаясь, что он откажется его принять, полковник последовал за служанкой вверх по лестнице и вошел почти сразу, как только она объявила его имя. На его простом, но мужественном лице было написано мрачное и даже грозное выражение, нечто грозное присутствовало и в его строгой воинской осанке. Вполне понятно, что лицо его ничуть не смягчилось, скорее наоборот, стоило лишь его взгляду упасть на портрет Иды над каминной полкой.
Эдвард Косси поднялся, и на лице его отразились удивление и раздражение с оттенком нервозности. Он меньше всего ожидал увидеть у себя полковника Кварича, перед которым он в глубине души робел. Более того, в последнее время ему была нанесена целая серия неприятных визитов, так что неудивительно, что он начал бояться незваных гостей.
– Добрый день! – холодно сказал он. – Не желаете присесть?
Полковник ответил легким кивком, но остался стоять.
– Чему я обязан этим удовольствием? – весьма учтиво поинтересовался Эдвард Косси.
– В прошлый раз, когда я был здесь, мистер Косси, – медленно произнес полковник своим низким голосом, – я пришел дать объяснение. Теперь я пришел попросить о нем.
– В самом деле?!
– Да. Не стану ходить вокруг да около. Мы с мисс де ла Молль привязаны друг к другу, и между нами сложилось понимание, что эта привязанность может закончиться браком.
– О! Неужели? – язвительно произнес Косси.
– Да, – ответил полковник, сдерживая по мере сил закипающий в груди гнев. – Но теперь мне стало известно, причем из надежных источников, что вы решили прямо или косвенно оказать на мисс де ла Молль и ее отца давление денежного свойства, дабы принудить ее выйти за вас замуж.
– И какое вам, черт возьми, дело, сэр, до того, – спросил Косси, – что я сделал или не сделал? Я принимаю во внимание досаду и разочарование незадачливого жениха, ибо я предполагаю, что вы явились сюда именно в этом качестве, – усмехнулся он. – Я спрашиваю вас еще раз, какое вам до этого дело?
– Это очень даже мое личное дело, мистер Косси, ведь, если мисс де ла Молль будет вынуждена вступить в этот брак, я потеряю свою будущую жену.
– В таком случае вы наверняка ее потеряете. Неужели вы думаете, что я намерен принимать в расчет ваши чувства? Более того, – продолжил Косси в порыве сильной страсти, – у меня есть все основания полагать, что, учитывая разницу в возрасте и состоянии между нами, вы могли бы найти иные причины, нежели те, какие предлагаете вы относительно того, почему Ида выбрала меня, если ей был дан такой выбор. Дамы, как вы знаете, склонны выбирать лучшего мужчину.
– Я не совсем понимаю, что вы имеете в виду под «лучшим мужчиной», мистер Косси, – спокойно ответил полковник. – Сравнения одиозны, и я не стану их делать, хотя и признаю, что вы имеете преимущество передо мной в деньгах и в возрасте. Однако дело не в них, дело в том, что мне посчастливилось – эта леди предпочла вам меня, а не вас мне. Кстати, мне известно, что мысль о браке с вами мисс де ла Молль столь же отвратительна, как и мне. Я знаю это из ее собственных уст. Она выйдет за вас замуж… если это когда-либо произойдет – исключительно под давлением крайней необходимости, чтобы спасти отца от разорения, каковое вы сознательно навлекаете на него.
– Итак, полковник Кварич, – ответил Косси, – вы уже закончили читать мне нотацию? Если да, то позвольте мне сказать, ибо вам, похоже, не терпится услышать, что я скажу. Если я смогу законным образом жениться на Иде де ла Молль, то я, безусловно, намерен это сделать. И позвольте мне сказать вам еще одну вещь: как только я женюсь на ней, вы больше ее не увидите. Я приложу к этому все старания.
– Спасибо за ваше признание, – сказал Гарольд еще спокойнее. – Значит, все это правда, вы действительно используете свое богатство с целью запугать несчастного джентльмена и его дочь и вырвать у нее согласие на этот брак. А раз так, я хочу сказать вам в частном порядке, что я, вероятно, воспользуюсь случаем и публично заявляю вам, что человек, который поступает так – негодяй, и даже хуже, мерзавец и шантажист, и вы именно такой человек, мистер Косси.
Лицо Эдварда Косси побелело от ярости. Он выпрямился, словно намереваясь вцепиться в горло своему противнику.
Полковник поднял руку.
– Только попробуйте, – сказал он. – Во-первых, это вульгарно, а во-вторых, вы только что оправились от ранения и слабее меня, хотя мне больше сорока лет. Послушайте, у наших отцов имелся способ решать проблемы. Как правило, я не одобряю подобных вещей, но в отдельных случаях это действует благотворно. Если вы считаете себя оскорбленным, бросить перчатку не займет много времени, мистер Косси.
Эдвард Косси озадаченно посмотрел на него.
– Вы предлагаете мне сразиться с вами на дуэли? – спросил он.
– Бросить вызов на дуэль, – задумчиво ответил полковник, – это серьезное преступление, поэтому я вам этого не предлагаю. Я всего лишь высказал предположение, и если оно согласуется с вашими взглядами, как я на то надеюсь. – Он поклонился. – Возможно, мы могли бы случайно встретиться где-нибудь через несколько дней и обсудить этот вопрос дальше.
– Я раньше увижу вас на виселице, – холодно ответил Косси. – Какая мне выгода стреляться с вами, кроме шанса получить пулю? В меня и без того недавно стреляли, поэтому давайте продолжим нашу игру по старым правилам, пока я не выиграю.
– Как вам будет угодно, – сказал Гарольд. – Я сделал вам предложение, которое вы не считаете нужным принять. Что касается финала игры, она еще не закончена, и поэтому невозможно сказать, кто ее выиграет. Возможно, в конце концов, вы получите мат. А пока позвольте мне еще раз заверить вас, что я считаю вас негодяем и шантажистом, и пожелать вам доброго утра.
С этими словами он откланялся, оставив Эдварда Косси скрипеть зубами от ярости.
Глава XXXIXПолковник собирается лечь спать…
Каким же должно быть состояние души мирного человека христианских убеждений, который за годы службы с избытком насмотрелся на кровопролитие и проникся к нему ужасом, чтобы побудить его сделать предложение драться на дуэли? И все же именно в таком состоянии пребывал Гарольд Кварич.
Эдвард Косси довольно мудро отказался от этой идеи, но полковник был совершенно серьезен в этом своем намерении. Сколь бы странным это ни показалось в конце девятнадцатого века, ничто не принесло бы ему большего удовольствия, чем поставить свою жизнь против жизни недостойного соперника. Конечно, это было глупо и неправильно, но человеческая природа одинакова во все века, и в крайней ситуации мы инстинктивно прибегаем к тем методам, к которым люди прибегали с начала времен, чтобы спасти себя от невыносимого зла и бесчестия, или же, будем честны, чтобы навлечь их на других.
Но Косси наотрез отказался стреляться. По его словам, в него уже стреляли, и с него хватит. Более того, в последующие дни полковник нередко оглядывался на этот эпизод в своей карьере со стыдом и легкой улыбкой, когда размышлял о странной силе страсти, способной заставить человека всерьез думать о столь экстравагантных поступках.
Но что еще он мог сделать? Вероятно, он мог бы увидеться с Идой, и, взывая к ее любви и природным склонностям, попытался бы убедить ее разорвать узел, выйдя за него замуж. Вероятно, он даже преуспел бы в этом, ибо в таких делах женщины склонны считать аргументы своих возлюбленных весомыми и достойными рассмотрения. Но он был не из тех, кто пошел бы по такому пути. Он сделал единственное, что мог – ответил на ее письмо, сказав, что пусть будет то, чему суждено быть. Ему стало известно, что на следующий день после его разговора со своим соперником сквайр написал Эдварду Косси, сообщив ему, что тот получит окончательный ответ на Рождество, и что с того момента все неприятные действия со стороны адвокатов сего джентльмена прекратились. Теперь он уже не сомневался, каким будет ответ. Был только один выход из этого тупика – путь, который Ида решила выбрать.
Поэтому он стал готовиться к тому, чтобы покинуть Хонэм и эту страну навсегда. Он написал агентам по продаже недвижимости с предложением выставить Моулхилл на продажу или сдать его в аренду, а также отправил письма различным влиятельным друзьям, у которых попросил дать ему рекомендации для влиятельных людей в Новой Зеландии. Но эти дела не занимали всего его времени, и остаток дня давил на него тяжким грузом. Он слонялся по дому, пока не уставал. Он пытался занять себя садом, но это было унылое занятие – сеять урожай, который пожнут чужие руки, и поэтому забросил его.
Так или иначе, время шло, и, наконец, наступил канун Рождества. Канун рокового дня решения Иды. В этот вечер он, как обычно, отужинал один. Вскоре после ужина к дому пришли несколько человек и начали петь на улице веселые колядки. Эти куплеты мало соответствовали состоянию его души, и он послал певцам пять шиллингов с просьбой, чтобы они ушли, сославшись на то, что у него де болит голова.
И они ушли, а вскоре после их ухода поднялся сильный ветер, которым запомнилась эта ночь. Затем Гарольд начал задумчиво расхаживать по своей причудливой, обшитой дубовыми панелями гостиной, пока его мозг не попросил пощады. Час пробил, несчастье постучалось к нему и к той, которую он любил. Неужели нет никакого выхода, никакого возможного пути? Увы! Был только один путь и был он золотой… но откуда взять деньги? Денег у него не было, и даже продав землю, их не получить в достаточном количестве. Эх, если бы только найти тот великий клад, который старый сэр Джеймс де ла Молль спрятал и принял смерть, так и не сказав, где он его зарыл! Как бы он пригодился сейчас, в час острой нужды его потомков!