Какой момент стал отправной точкой в его длинном пути? Игорь вспомнил то первое разведывательное донесение, которое он едва ли не на коленке написал, выдумывая его на ходу, чтобы получить пару часов свободного времени, необходимых для удовлетворения любвеобильной жены командира полка. Это был момент, когда личное удовольствие и личные интересы стали выше интересов службы и интересов государства – и такие моменты с того времени стали плодиться чаще и чаще. Примитивное ублажение либидо со временем трансформировалось в получение более широкого спектра удовольствий – денег, статуса и власти. Все эти формы удовлетворения гедонизма основывались исключительно на конфликте интересов – личных и служебных – но так получилось, что личные интересы всегда брали верх над служебными, окончательно формируя терминальные ценности его жизни, в которых о честном исполнении обязанностей военной службы не было и речи.
«И к чему ты пришёл»? – возник в голове вопрос.
Этот вопрос он задавал себе едва ли не ежедневно, и ответ был очевиден. В какой-то момент жизни он стал обладателем серьёзных денег и очень дорогого движимого и недвижимого имущества, которое должно было качественно улучшить прохождение жизненного пути. Он мог позволить себе практически всё – никаких ограничений он не испытывал. Он едва ли не ежедневно сталкивался с ситуациями, когда деньги решали всё. Однажды он, управляя машиной, сбил человека, переломав несчастному ноги – и всего один миллион рублей полностью закрыл этот вопрос – жертва была рада такой сумме, а Котлов избежал гарантированного увольнения. Несчётное количество раз он давал взятки различным проверяющим, которые всегда знали, где нужно копать, чтобы уличить офицера в растратах – и каждый раз они благодарно закрывали глаза, ограничиваясь допустимыми мелочами. Карьера его тоже росла, благодаря деньгам, которые уходили наверх для «принятия решений» о назначении. И тут вдруг раз – и оказалось, что никакие деньги не могут спасти его от наказания. Вначале он даже понимающе стал называть Волковой более существенные суммы, но она была непреклонной, лишь глумливо улыбаясь, говорила, что годы, оказывается, не сделали её подопечного более сообразительным. И это было для Игоря настоящим ударом – он просто не мог понять, почему так, почему в привычной системе координат произошёл такой структурный отказ.
Суд был закрытым, так как рассматривалось дело, отнесённое к категории государственной тайны. Прокуратура потребовала двенадцать лет лишения свободы. Защите нечего было возразить по существу, так как пункты обвинения были подкреплены железной доказательной базой.
- Именем Российской Федерации… руководствуясь статьями… Котлова Игоря Михайловича признать виновным в совершении преступлений по статьям… по совокупности преступлений… назначить наказание в виде лишения свободы сроком на двенадцать лет с отбыванием в колонии строго режима… лишить государственных наград…
Длившееся три месяца следствие к моменту вынесения приговора уже заставило Игоря свыкнуться с мыслью о получении длительного срока, и сейчас, стоя в клетке для обвиняемых, Котлов слушал приговор судьи совершенно спокойно. Он уже был готов вступить в новый этап своей жизни, где не будет офшорных счетов, дорогих машин, элитных квартир, влиятельных друзей и самого главного – свободы.
«А может быть, так и надо»? – мелькнуло в голове.
Это только недалёкие люди считают, что мир не справедлив. На самом деле в мире справедливо всё – просто зачастую признать это не позволяют какие-то убеждения, традиции и эгоизм. В мире всё закономерно, и любое событие является следствием других, которые тоже произошли под влиянием более ранних событий – конструируемых только самим человеком. Даже случайностей не бывает – они тоже все закономерны, и становятся результатом недосмотра, отсутствия качественного планирования и прогнозирования. И всегда, тот, кто замышляет нечто, идущее вразрез с интересами других, должен рассчитывать на ответный удар – который и называется справедливостью.
Судьба вознаграждает нас за честность, и в первую очередь за честность по отношению к самому себе. Но и строго взыскивает тогда, когда мы обманываем окружающих, и конечно, самого себя – и особенно, если делаем это сознательно. Кто-то может это не замечать в силу предрассудков и убеждений, кто-то – в силу недостаточности интеллекта, а кто-то – делая вид, что ничего не происходит. Котлов же своё поведение осознавал совершенно чётко, но являясь участником различных «схем», и следуя ложно понимаемому чувству товарищества, не мог вести себя иначе. Где-то в глубине души он сначала был уверен, что махинаторов в погонах рано или поздно разоблачат, но после каждого удачного «замазывания» уголовных дел, эта уверенность таяла, а росла другая – в своей неуязвимости и непогрешимости. И тем больнее для него стало ощущение конца прошлого образа жизни, близящегося к ощущению конца жизни физической.
Ещё спустя две недели с этапом его доставили в исправительную колонию строгого режима, где определили в отряд, в котором содержались насильники и убийцы. В первый же вечер группа заключённых пригласила Котлова в каптёрку, где они распивали чифир.
- Кто ты такой, - спросил его расписной парень лет тридцати, которого все называли Копчёным. – Кто по жизни, кем был, что делал, поведай обществу, с которым тебе жить.
- Котлов Игорь Михайлович, - ответил Игорь, поняв, что отчество в этом представлении было совершенно не нужно. – Осужден на двенадцать лет по воинским преступлениям.
- Шакал? – спросил другой, ещё младше возрастом, но с не менее наглым лицом, выражающим презрение к собеседнику.
Игорь застыл в растерянности – обычно в армии солдаты так называют докучающих их офицеров, особо не разбираясь в их истинных намерениях, не отличая законные требования командного состава к подчинённым от необоснованных неуставных придирок.
- Офицер, полковник, - ответил Котлов и добавил: - Теперь уже бывший.
- Значит, шакал, - резюмировал собеседник.
- Обоснуй свой вывод, - попросил Игорь, внутренне настраивая себя на драку с численно превосходящим противником.
- Все офицеры шакалы, - последовал ответ.
- Если так полагать, - сказал Игорь, - получается, что ты – педераст. Обосновать?
Его окружали пять человек, как минимум двое из которых были крупнее его телосложением, а остальные явно имели богатый опыт лагерной жизни.
На несколько мгновений в каптёрке воцарилась зловещая тишина. Котлов шкурой чувствовал, что сейчас начнётся расправа, и уголовников сдерживало лишь то, что ситуация была для них явно выходящая за пределы привычного понимания, ломающая привычный шаблон.
- Что ты сказал? – уточнил собеседник.
- Я тебя спросил – обосновать? – Игорь сжал кулаки, готовый подороже продать свою жизнь.
Он уже и не помнил, когда дрался последний раз – наверное, это было лет двадцать назад, когда молодым лейтенантом он ставил свой авторитет в казарме с солдатами, призванными из Дагестана, традиции которых подразумевали подчинение только тем офицерам, которые могли физически доказать на это право.
- Слышь… ты… - уголовник сделал шаг вперёд, но его остановил тот, который начинал разговор.
- А послушаем, - предложил Копчёный. – Очень интересно.
- Собор Святого Петра, - сказал Игорь, указав рукой на живописную татуировку на животе у парня.
- И что?
- Он находится в Ватикане. А Ватикан – это Европа. А у нас принято считать, что в Европе живут одни педерасты. А раз ваш товарищ наносит себе наколку с изображением европейского собора, тогда он сам кто?
- Фрол, а кто тебе этот собор наколол? – всё внимание переключилось к носителю татуировок.
Уголовники расхохотались, указывая пальцем на живот Фрола
- Вы что его слушаете? – голос Фрола сошёл на фальцет. – Этот черт хрень всякую несёт.
- Кто черт? – спросил Игорь. – Я черт?
Ситуация изменилась мгновенно – пока все потешались с незадачливого Фрола, Игорь сделал шаг вперёд, и что было сил вложил ему в челюсть, стараясь попасть в точку, обеспечивающую нокаут. Фрол щелкнул зубами и молча осыпался на пол. Наступила тишина.
- Я не черт, - сказал Игорь. – Я человек.
По тому, что на него ещё никто не набросился, он понял, что поле боя осталось за ним. Это, конечно, не оконченное выяснение, кто он есть такой, но большой шаг в этом направлении был сделан. Теперь с ним будут разговаривать куда более уважительно.
Однако, всё обернулось совсем не так, как предполагал Котлов – никакие уголовники его больше не донимали, за него взялась администрация учреждения. После разговора в каптёрке его обвинили в драке и отправили в штрафной изолятор, где он отсидел десять суток, маясь больным зубом и болями от остеохондроза коленных суставов. После истечения десяти суток его, с огромным флюсом, привели к начальнику колонии, который размеренно попивал чаёк с икорными бутербродами.
Игорь, забывший о существовании нормальной еды, вцепился взглядом в эту тарелку с хлебом и красной икрой.
- Нехорошо, полковник, начинать свой срок с нарушения внутреннего режима, - поучительно сказал начальник колонии полковник Кадиев. – Вы не успели сюда заехать, как уже кулаками машете, людям челюсти ломаете. Нехорошо.
- Мне, гражданин начальник, нечего сказать в своё оправдание. Я старый разведчик, и прекрасно понимаю, что эти люди действовали по вашему заданию. Зона-то «красная», и без вашего ведома здесь ничего не делается… - ответил Игорь, не сводя глаз с икры.
- В этом ты прав, полковник. Зона вся подо мной.
Кадиев упорно называл Котлова полковником, вероятно, создавая у Игоря какие-то нужные иллюзии, или настраивая на союзнические отношения в будущем.
- Тогда зачем это было надо?
- Хотел посмотреть, чего ты стоишь. А то знаешь, какие люди у меня тут сидят? Даже два замминистра есть. Полы в третьем отряде моют, несменяемые дневальные. А вот генерал ничего, нормальный мужик. «Бугор» в первом отряде. Знаешь, как его зэки слушаются? Как бы меня своим авторитетом не обошёл.