Чтобы запутать противника, русское командование весьма широко и умело применяло дезинформацию. Например, чтобы отвлечь внимание турок от направления главного удара в ночь на 10 (22) июня 1877 года, в районе Галаца начал форсирование Дуная Нижнедунайский отряд (14-й армейский корпус) генерала А. Е. Циммермана. Попытка противника не допустить выхода русских войск на правый берег Дуная закончилась неудачей.
Истинный пункт переправы был известен очень ограниченному кругу лиц – главнокомандующему, его начальнику штаба, командиру десантного отряда. Даже царю о нем доложили только вечером 14 (26) июня, т. е. за несколько часов до начала операции. Штаб главнокомандующего преднамеренно уехал в сторону от пункта форсирования. Войска подошли к Зимнице напротив Систово лишь в ночь на 14 (26) июня, тщательно соблюдая маскировку. Район сосредоточения охранялся казаками.
Корреспондент газеты «Новое время» В. Буренин писал в дневнике: «Переправа у Систово была приведена в исполнение столь внезапно и неожиданно, что ее свидетелями оказались лишь войска, бывшие в деле. Не только турки не ожидали ее здесь, но и никто не ожидал. Даже для высших лиц в армии, говорят, она была сюрпризом… даже корреспонденты на этот раз были обмануты и прозевали главную переправу»[58].
Предназначенные для ведения наступления четыре корпуса русской армии – 8, 9, 12 и 13-й сосредоточилось в районе севернее и северо-западнее Зимницы. Передовой отряд располагался у Зимницы в готовности к переправе.
В полночь с 14 (26) на 15 (27) июня приступили к посадке на понтоны войск первого эшелона. Около 2 часов 15 (27) июня началась переправа. Тихо, без малейшего шума выдвигался из Зимницы волынский полк. Впереди его к берегу проскользнули пластуны. Вдруг загремела невдалеке канонада. Это русская батарея открыла огонь по крепости Никополь. Турки, ожидавшие переправы здесь, начали отвечать из своих орудий русским, но систовские батареи молчали. Все внимание здешних турок отвлечено было к Никополю.
А между тем по Дунаю, огибая второй, близкий к левому берегу остров – Адду, плыли уже понтоны. Их сносило быстрое течение, но гребцы напрягали все усилия и старались попасть точно в то место, которое определил распоряжавшийся переправой генерал Драгомиров.
Не одно сердце в эти мгновения тревожно билось, не одна рука машинально творила крестное знамение, а высохшие от волнения губы шептали молитву.
Генерал М. И. Драгомиров с великим князем Николаем Николаевичем-младшим, М. Д. Скобелевым и всей свитой стояли на берегу, с лихорадочным напряжением вглядываясь в покрытую ночным мраком даль правого берега. Прошло уже более часа как отплыл первый эшелон.
Вдруг глушенный далью треск ружейного выстрела, за ним послышались другой, третий и ярким пламенем вспыхнул на правом берегу соломенный сигнальный сноп. Словно электрическая искра пробежала по всем, кто был в эти минуты около Драгомирова.
– Началось! Господи, помоги нам! – пронесся тихий, как вздох, шепот.
На правом берегу разгорался бой. Светящимися точками вспыхивали линии залповых выстрелов. Загрохотали батареи противника. Оставляя огненный след, то и дело взвивались над Дунаем турецкие снаряды. Таиться более было нечего. Заговорили и русские пушки на левом берегу. Теперь снаряды так и крестили воздух. Положение переправившихся войск стало очень тяжелым. Требовалась срочная поддержка.
Прибывший в район переправы командир 8-го корпуса генерал-лейтенант Ф. Ф. Радецкий приказал переправлять остальные части отряда Драгомирова не полными эшелонами, а поротно, по мере возвращения понтонов. Место высадки войск было перенесено на два километра по реке (против устья Текир-Дере). Это ускорило переправу и обеспечило быструю поддержку первому эшелону.
Тем временем к месту переправы подходили турецкие войска от Вардама и Систово.
Скобелев отправился на тот берег после второго рейса русских лодок вместе с М. И. Драгомировым, штабом дивизии и адъютантами.
Едва отчалили, как лодку начали осыпать пулями со всех сторон. Но попадали то в воду, то в борт лодки, а люди оставались невредимы.
После высадки на турецком берегу в утреннем тумане и дыму трудно было что-либо ясно разглядеть, и генерал Драгомиров сказал:
– Ничего не разберешь, лезут, лезут!
Скобелев находился рядом с ним. В раздумье и молча глядел М. И. Драгомиров; тоска начинала его мучить. Тут как раз раздается голос Скобелева:
– Ну, Михаил Иванович, поздравляю!
Генерал на него взглянул с удивлением и видит, что лицо Скобелева горит каким-то особенным выражением не то радости, не то страсти.
– С чем? – спросил Драгомиров.
– С победой! Твои молодцы одолели…
– Где, где ты это видишь?
– Где? На роже у солдата. Гляди-ка на эту рожу! А? Такая у него рожа только тогда, когда супостата одолел, вишь, как прет, любо смотреть.
Генерал Драгомиров перестал глядеть на общую картину и думать: толково или бестолково лезут его солдатики вперед; он подчинился слову Скобелева, взглянул и прочел победу на лице русского солдата[59].
Около 10 часов утра турки отступили всюду. Дело могло считаться блистательно оконченным. Четвертая стрелковая бригада и вторая бригада 14-й пехотной дивизии овладели уже главными высотами.
– Не пора ли остановить солдатиков? – говорит Скобелев Драгомирову.
– Пора-то пора, да некого послать! Все ординарцы в расходе.
– Хочешь – я пойду? – говорит Скобелев.
– Сделай милость, я тебе в ножки поклонюсь!
Скобелев отправился. Это был первый его подвиг за Дунаем. В белом кителе пошел он тихой походкой в самый жар сражения: слева – русские стрелки в виноградниках, а справа – жарят с высоты турки. Он идет, подходит к стрелкам, останавливается с одним поговорить, с другим, дальше идет, и таким манером везде один; открыто и тихими шагами он обошел все войска, передавая приказания генерала Драгомирова. Вытягивавшимся перед ним офицерам он пожимал руки, расспрашивал о высадке, о первых моментах боя, и вслед ему неслось восторженное, радостное «ура» солдат, увидавших около себя героя, о котором шел слух по всей России.
Понятно, что генерал Драгомиров в своем боевом рапорте не мог нахвалиться храбростью, распорядительностью и неутомимостью своего случайного ординарца. За переправу через Дунай Скобелев был пожалован орденом Станислава 1-й степени.
На Скобелева обратили внимание, но он еще не завоевал доверие высшего командования. Так, после переправы через Дунай император Александр П подошел к Драгомирову, обнял его, горячо поцеловал и поздравил с победой и Георгием 3-й степени. Тут же, рядом с Драгомировым, стояли генералы Елкин и Скобелев. Император Александр подал руку Елкину, но Скобелева как бы не заметил и совершенно игнорировал его. Это страшно тяжело подействовало на Скобелева. Бледный, взволнованный, опустив голову, он с трудом перенес новый удар по самолюбию.
После переправы Скобелев держался скромно, не подчеркивал свою роль, чем снискал уважение боевых товарищей.
«Если бы Скобелев был плут насквозь, – пишет Драгомиров одному генералу, – то не стерпел бы и пустил бы гул, что удача этого дела (переправы) принадлежит ему, а между тем, сколько мне известно, такого гула не было. Нужно тебе сказать, что напросился он сам на переправу и я его принял с полной готовностью как человека, видавшего уже такие виды, коих я не видал; принял, невзирая на опасения, что Скобелев все припишет себе и, как видишь, не ошибся, а между тем его помощь действительно была велика. Он первый меня поздравил с «блестящим», как он выразился, «делом», и при том в такую минуту, когда я был глубоко возмущен безобразием творившегося; он же пешком (лошадей у нас тогда ни у кого не было) передавал приказания, как простой ординарец, набиваясь, сам быть посланным, а не ожидал предложения сходить туда или сюда. Ему во мне нечего искать, ибо как же я могу его подвинуть? Почему я полагаю, что во всем этом он явил себя человеком даже весьма порядочным»[60].
Чтобы расширить плацдарм, нужно было овладеть Систовскими высотами. Эту задачу Драгомиров возложил на вторую бригаду 14-й дивизии и 4-ю стрелковую бригаду. Наступление началось около 11 часов, а к 15 часам Систово и окружающие его высоты заняли русские. В тот же день стали переправляться через Дунай главные силы русской армии. К вечеру 15 (27) июня на плацдарме находилось 29 батальонов и 30 орудий.
Затем по мостам быстро были переброшены на плацдарм главные силы Дунайской армии. Операция по форсированию Дуная явилась достижением военного искусства. Ее опыт длительное время служил примером при изучении методов преодоления крупных водных преград. Успех операции был достигнут благодаря правильному выбору района форсирования реки, тщательной подготовке, мужеству и героизму солдат и офицеров, умелому руководству войсками со стороны командования[61].
К концу июня на правый берег реки удалось переправить четыре армейских корпуса. Общая численность русских войск на плацдарме достигла 120 тыс. человек.
Затем главное русское командование решило сначала обеспечить фланги армии, разведать положение перед фронтом и только после этого перейти к выполнению основной задачи – переходу через Балканы. Из войск, сосредоточенных на плацдарме, было образовано три отряда: Передовой, Восточный (Рущукский) и Западный. Передовой (около 10 тыс. человек) отряд, куда входили и дружины Болгарского ополчения, должен был выдвинуться к Тырново, захватить Шипкинский перевал, перебросив часть войск за Балканский хребет. Восточный (75 тыс. человек) имел задачу наступать через Рущук, прикрывая левый фланг русской армии. Западному (около 35 тыс. человек) было приказано очистить от противника крепость Никополь, затем выдвинуться к Плевне (Плевен) и, оставив часть сил для прикрытия правого фланга, быть готовым к движению за Балканы.