[325]. Тем более что главной своей целью деятели «священной дружины» считали «разрушение замыслов террористов, не пробегая к насилию над личностью»[326].
Конечно, определенные силы при дворе считали М. Д. Скобелева слишком русским, за глаза называли его презрительно внуком мужика. Барон Гинцбург как-то проговорился: «Я боюсь за Скобелева. По-моему он кончен». Но обвиняя в смерти М. Д. Скобелева «священную дружину», даже В. И. Немировичу-Данченко оговаривается, что ее руководители «были только орудиями чьей-то могучей воли. Не лица, не народа – а чего-то стихийного, мистического, угадываемого в истории человечества, но еще никем не угаданного…»[327] На что намекал писатель, остается только догадываться. Однако нельзя забывать, что он был масоном и мог намеренно, как говорится, наводить тень на плетень, ища исполнителей преступной акции среди приближенных царя. Ведь масоны стремились расшатать устои самодержавия.
Выскажем и третью, как представляется, не лишенную оснований версию смерти «белого генерала». Как уже отмечалось, имеются факты, свидетельствующие о связях М. Д. Скобелева с масонами французской ложи «Великий Восток». Возможно, именно под их влиянием он произнес свои нашумевшие антигерманские речи (вспомним разговор с Верещагиным). Потом же заколебался, усомнился в целесообразности для России планов радикального французского масонства.
Думается, что во Франции Михаил Дмитриевич увидел изнанку деятельности масонского правительства Гамбетты: стремление всеми силами «подстегнуть» космополитически понятый прогресс, коварное использование противоречий между Россией и Германией для блага Франции, манипулирование сознанием масс в своих целях.
Скобелев с каждым прожитым годом все яснее понимал, что в поисках путей развития России нельзя отрываться от народной почвы и увлекаться общеевропейскими ценностями в ущерб национальным. Возможно, ему не раз вспоминались слова И. С. Аксакова, который в 1881 году писал: «На просвещенном Западе издавна создавалась двойная правда: одна для себя, для племен германо-романских или к ним духовно тяготеющих, другая для нас, славян. Все западные европейские державы, коль скоро дело идет о нас и славянах, солидарны между собой. Гуманность, цивилизация, христианство – все это упраздняется в отношении Западной Европы к восточному православному миру»[328].
4 марта 1882 года М. Д. Скобелев сообщал И. С. Аксакову: «…наше общее святое дело для меня, как полагаю, и для вас тесно связано с возрождением пришибленного ныне русского самосознания… Я убедился, что основанием общественного недуга есть, в значительной мере, отсутствие всякого доверия к установленной власти, доверия, мыслимого лишь тогда, когда правительство дает серьезные гарантии, что оно бесповоротно ступило на путь народной как внешней, так и внутренней политики, в чем пока и друзья и недруги имеют основание сомневаться.
Боже меня сохрани относить последнее до государя; напротив того, он все больше и больше становится единственною путеводною звездою на темном небе петербургского бюрократического небосклона…
Я имел основание убедиться, что даже крамольная партия, в своем большинстве, услышит голос отечества и правительства, когда Россия заговорит по-русски, чего так давно, давно уже не было»[329].
Не правда ли, звучит достаточно современно?! И лишний раз доказывает, что структура противоборствующих в России сил за последнее столетие не претерпела существенных изменений. Остается только надеяться, что история все-таки хоть чему-нибудь да учит.
Надо сказать, что радикальные космополитические элементы во французском масонстве в то время набирали силу. Их перестал уже устраивать и Гамбетта, отстаивавший патриотические позиции и ставший поборником твердой власти, надеясь тем самым восстановить утраченное влияние Франции. В последнюю парижскую встречу он говорил Скобелеву: «Благодарите бога, что нет у вас парламента: если он у вас будет, вы сотни лет проболтаете, не сделав ничего путного»[330].
Скобелев в принципе с ним согласился, полагая, что «парламентаризм убивает свободу, он для славян не понятен»[331].
В 1882 году Гамбетту и его кабинет заставили уйти в отставку. Любопытно, что через несколько месяцев после смерти Скобелева бывший премьер-министр погиб, как было официально объявлено, от «случайного» выстрела при чистке охотничьего ружья.
В аксаковской «Руси» отмечалось: «оба у себя дома (имеются в виду Скобелев и Гамбетта. – А.Ш.) подвергались травле завистливой посредственности и бессмысленно злобствующего, космополитического радикализма. На обоих горела печать мощного личного духа необычных талантов и страстной любви к величию, части и славе Отечества. Оба владели даром вселять энтузиазм в массы, воздымать разом миллионы сердец неудержимым порывом преданности и самоотвержения. Оба носили в себе чувство своего высшего призвания и налагаемых призванием обязанностей. У обоих в душе сочилась схожая рана: один терзался памятью о Парижской капитуляции, об условиях последнего мира с Германией, унизивших и искалечивших Францию; другой мучился воспоминанием о трактате Берлинском, об отступлении от стен Константинополя, и негодованием при виде австрийских полчищ, вторгающихся в Боснию и Герцеговину…»[332]
Далее автор этой редакционной статьи (вероятнее всего сам И. С. Аксаков) подчеркивал, что смерть 44-летнего Гамбетты так же загадочна, как и гибель Скобелева в расцвете сил, и намекал на политическое мщение. Он прибавлял, что через несколько дней после смерти Гамбетты внезапно же скончался от удара лучший из французских генералов Шанзи.
Что это? Цепь случайностей? Или закономерность, объяснимая обострением политической борьбы между различными масонскими течениями?
Охлаждение к Гамбетте крайне левой партии палаты депутатов, всех радикалов, перешедшее в злобную ненависть по мере его отдаления от них, заставляет предполагать последнее. Видимо, радикалы-космополиты не могли смириться со стремлением Гамбетты к созданию крепкой, сильной государственной власти и обузданию парламента. Весьма опасались эти же силы и Скобелева, мечтавшего о могучей России.
Можно предположить, М. Д. Скобелеву стало ясно, что французским масонам и их российским сторонникам глубоко чужды интересы славянского мира. А сам он, носитель идеи сильной России, не более чем игрушка в их руках. Знал он и правила тайного ордена: если масон, являвшийся обладателем секретов, обнаруживал признаки «непокорности», то он физически уничтожался. Вот почему, возможно, своим друзьям Михаил Дмитриевич неоднократно говорил, что не умрет своей смертью.
В письме И. С. Аксакову 23 марта 1882 года М. Д. Скобелев писал:
«Я получил несколько вызовов, на которые не отвечал. Очевидно, недругам Русского народного возрождения очень желательно этим путем от меня избавиться. Оно и дешево и сердито. Меня вы настолько знаете, что, конечно, уверены в моем спокойном отношении ко всякой случайности. Важно только, если неизбежное случится, извлечь из факта наибольшую пользу для нашего святого народного дела…»[333]
Вероятно также, что двухчасовой разговор, состоявшийся у Михаила Дмитриевича в 1882 году с новым императором Александром III, взявшим антилиберальный курс, вызвал серьезную озабоченность у руководителей радикальных масонских течений. Ведь Скобелев, по свидетельству генерала Витмера, вышел от царя «веселым и довольным».
Уже упоминавшийся Ю. Карцов сообщал, что стремления М. Д. Скобелева находили отклик в русском сердце императора Александра III, в этом и заключалась опасность, которую представлял Михаил Дмитриевич для европейских и петербургских космополитов. Последние откровенно жаловались, что теряют свое влияние на государя. Они также четко сознавали, что М. Д. Скобелев не был подобно, например, генералу Н. Н. Обручеву теоретиком, одинаково готовым составить и проект активных действий и отложить его ввиду несвоевременности на неопределенный срок. У Скобелева слово не расходилось с делом, а его патриотизм не вызывал сомнений. Поэтому отнюдь не исключено, что братья-масоны и «убрали» Скобелева, способствовав распространению других версий его смерти.
Разумеется, эти доводы из области предположений. Тайна смерти «белого генерала» остается неразгаданной. Едва ли она будет когда-либо прояснена окончательно. Но сами догадки и подозрения по этому поводу, всколыхнувшие русское общество, доказывали политическое значение Скобелева в глазах современников.
Согласимся с В. Б. Велинбаховым, что «сегодня «ясно только одно – вся деятельность М. Д. Скобелева в 1881–1882 годах, двусмысленные свидетельства современников, странные совпадения и обстоятельства дают полное право сомневаться в том, что трагедия в «Англии» не была связана с преступлением. Все это дает основания полагать, что здесь произошло политическое убийство, имевшее прямое отношение к той борьбе самодержавия с противостоящими ему силами, которая развернулась в России в конце прошлого века»[334].
В пользу этого предположения свидетельствовали рассказы очевидцев, утверждавших, что лицо покойного Скобелева имело желтый цвет и на нем очень быстро стали выступать странные синие пятна – подобное бывает при отравлении некоторыми сильнодействующими ядами.
Однако вернемся к гостинице «Дюссо», вокруг которой 26 июня (8 июля) 1882 года собралась громадная толпа. Здесь были люди всех сословий – народное море. Как вспоминал В. И. Немирович-Данченко, кто-то в толпе стал было рассказывать о последних часах жизни М. Д. Скобелева.