— А потом? — спросила ошеломленная Бёже.
— Действительно поеду с ними!
— Ой, папа, как бы мне хотелось посмотреть на тебя в военной форме!
«В военной форме?» — мысленно повторил он. Много лет назад, когда он служил в армии вольноопределяющимся, то носил мундир, но всего полгода, потому что из-за суставного ревматизма был демобилизован. А теперь хороший вид будет у него в военной форме, нечего сказать! Взгляд его остановился на зеркале гардероба, он осмотрел себя с головы до ног. Типичный отец большого семейства и завсегдатай пештских кафе, улыбнулся он. Вечно занятый, неряшливый, болезненно растолстевший адвокат с плохим обменом веществ, из-за которого толстеет и от казенного гуляша с фасолью.
— Главное — оружие, а не военная форма, — махнул он рукой.
Время неумолимо летело, было уже около пяти часов. Он пошел немного вздремнуть на диване и просил разбудить его в половине шестого.
Ландлеру казалось, что он закроет глаза и тут же уснет. Но его охватила смутная тревога. Словно он что-то забыл. Но что именно? Нечто важное. Он ворочался с боку на бок, а сон все не шел.
Вдруг он вспомнил. Профсоюзные лидеры! Что же теперь будет? Если лучшая часть пролетариата, десятки тысяч самых сознательных рабочих уйдут на фронт, как провести без них новые выборы в профсоюзы? Неужели допустить, чтобы там продолжали орудовать бюрократы?
Каждый шорох болезненно отдавался у него в голове. Заснуть он так и не смог.
От брезжущей зари до темной ночи(1 августа 1919 года)
17
Перспектива! Нужна новая перспектива! Но есть ли она? Может ли быть?
Старая перспектива (уже исчерпавшая себя), которую три месяца назад они вместе со Штромфелдом наметили в ночной тишине Гёдёлльского замка, была правильной. Жизнь доказала это.
Строя планы, он и не думал тогда, что ему тоже предстоит непосредственно осуществлять их. Через некоторое время Революционный совет решил поставить наркомов во главе отдельных корпусов Красной армии, укрепленной благодаря новому пополнению десятками тысяч вооруженных рабочих, — ведь начальниками штабов и командирами корпусов были пока что профессиональные военные, аполитичные, а порой и оппозиционно настроенные офицеры из старой королевской армии. Оставаясь на прежних постах, Ландлер стал командиром третьего корпуса, куда влились будапештские рабочие полки. До сих пор он помнил, как появился у него в корпусе начальник штаба Жулье, подполковник с изысканными манерами и живыми глазами. Для всякой ситуации на фронте он знал примеры из военной истории, считался очень способным военачальником и неплохо проявил себя сначала, но во время Тисской кампании куда девались его выдержка, преданность и знания?
В начале мая ежедневно формировались новые полки и батальоны. Появилась артиллерия. Буквально за считанные дни была создана новая, боеспособная Красная армия Советской Венгрии.
Через три недели после майского кризиса и мобилизации будапештских рабочих третий корпус освободил Мишкольц. Это был его первый подвиг, ознаменовавший решительный поворот в военных действиях. Стало ясно, что можно рассчитывать на новую армию и готовиться к давно задуманному наступлению, которое укрепит положение Советской республики. Тогда Ландлер в докладной записке на имя главнокомандующего изложил свои соображения о прорыве чешского фронта от Мишкольца к Кашше и дальше. На военном совете Штромфелд поддержал это предложение и на его основе разработал потом план Северной кампании, где главную роль отвел третьему корпусу. Итак, третий корпус, участвуя в наступлении, взял Кашшу и, достигнув Карпат, он вынужден был остановиться…
Осуществлялись все планы, которые в ту ночь строили Ландлер и Штромфелд. Но сбывались и их, опасения.
Ландлер горестно вздохнул.
Пока он с радостью и болью мысленно перебирал события недавнего прошлого, его брил красноармеец, бывший парикмахер.
— Прошу прощения, товарищ главнокомандующий, что так долго задержал вас, — смущенно проговорил красноармеец, решив, что Ландлер вздыхает от нетерпения. — Еще минутку. Возле уха осталось несколько волосков. Так! Все в порядке. Пожалуйста! — Он поспешно убрал ралфетку, тазик и бритву и, отдав честь, исчез в коридоре вагона.
Ландлер вышел из купе вслед за ним. Под его тяжелыми шагами поскрипывал пол. Возле тамбура в уборной под лениво капающим краном он помыл лицо, руки, обтерся холодной водой до пояса, с трудом поворачиваясь в тесном закутке. Потом вернулся в свое купе, нашел среди разбросанных повсюду вещей гребешок и стал причесываться. Все это он делал машинально. Словно не расческой водил по густым волосам, а бороной поднимал з своей памяти слежавшиеся пласты событий.
Какие бывают гримасы судьбы!
Блестящая Северная кампания кончилась тем, что венгерская Красная армия подошла к рубежам, откуда, по предварительным расчетам, ей оставалось всего двести километров до западных форпостов русской Красной Армии. Ах, если бы удалось соединиться с ней! Но пока венгерские войска продвигались вперед, украинские части вынуждены были отойти от подножия Карпат из-за наступления Деникина, угрожавшего Киеву, а потом и Москве.
А какие события в стране произошли в начале Северной кампании? (Кампании настолько успешной, что западные газетчики не могли надивиться необъяснимым для них успехам Советской Венгрии.) Саботаж в Задунайском крае. Стачка железнодорожников. При первом известии о ней Ландлер чуть не слег: стало плохо с сердцем. Ведь в самый ответственный момент его железнодорожники с тыла напали на Советскую республику!
Потом выяснилось, что виноваты не железнодорожные рабочие, в большинстве своем не участвовавшие в стачке. Ее организовала администрация Южной железной дороги, принадлежавшей иностранному капиталу. И в будапештском МАВ хозяйничали провокаторы. Они не желали проводить реформу заработной платы. Постановление, давно подписанное Ландлером, целый месяц валялось в ящике письменного стола у председателя МАВ. Будапештские рабочие ушли на фронт, Ландлер руководил Северной кампанией, профсоюзные деятели крепко спали, провокаторы в МАВ не теряли времени даром, и рабочие-железнодорожники в Задунайском крае попали под влияние своих реакционных начальников, которые в прошлом пытались задушить в зародыше все забастовки, а теперь решили воспользоваться «оружием голытьбы». Так или иначе, но задунайские железнодорожники запятнали свою честь, а руководители профсоюза допустили грубую ошибку. Как не хватало Дежё Фараго, который не вернулся из Советской России! От Самуэли Ландлер узнал, что Фараго, комиссар интернационального полка, в апреле прошлого года уехал из Москвы в Самару, куда вскоре вступили войска белочехов, с тех пор о нем не было никаких вестей.
Чтобы утихомирить железнодорожников и прекратить стачку, Ландлер уехал на два дня из армии. В большинстве селений Задунайского края, где тайно действовали переброшенные из Вены белые офицеры, стачка расшевелила противников пролетарской диктатуры. В районе Шопрона белые пытались захватить власть, и всюду, где они появлялись открыто, с оружием в руках, оставались окровавленные трупы коммунистов и членов Совета рабочих. Самуэли удалось восстановить в Шопроне советскую власть, но он вынужден был прибегнуть к военным трибуналам и расстрелам.
Профсоюзные лидеры закричали о «жестокости» пролетарской диктатуры, присоединив свои голоса к хору буржуазии. Их старый аргумент — «рабочие не пожелают рисковать жизнью, отстаивая новый строй», — оказался несостоятельным; армия добровольцев-рабочих на севере врезалась в оборонительную линию противника, «как нож в масло У, так говорили сами чехи. Они не могли примириться с тем, что революция принимает законы в защиту новых порядков, выступает с оружием против вооруженных внутренних врагов. Тем, кто смотрел на все в перевернутый бинокль контрреволюционной пропаганды, и успехи армии, и действия контрреволюционеров казались маленькими, незначительными. И прекрасные подвиги, и подлые предательства тоже. В ожидании «близкого конца» центристы снова поколебались в своей вере, приуныли и стали ратовать за «умеренность».
На фронте продолжались тяжелые бои. В корне изменилось военное положение. Победа следовала за победой. Опасность круговой обороны отпала, хотя соединиться с восточными союзниками и не удалось. И несмотря на все трудности, недалеко было до полного разгрома одного из агрессоров — чешской буржуазной армии. Однако этот разгром не последовал.
Если в начале мая тяжелое положение на фронте привело к политическому кризису, то в середине июня политический кризис привел к тяжелому положению на фронте. От правых социал-демократов и центристов, правда, трудно было ждать, чтобы они попытались спастись от чарующего действия ноты Клемансо, подобно Одиссею, который, услышав пение сирен, привязался к мачте. Большинство их принимало за чистую монету пустые обещания Антанты приступить к переговорам о мире, вернуть левобережье Тисы — обещания, которые парижская «мирная» конференция[31] дала при одном условии: венгерская Красная армия должна освободить занятые ею территории.
К тому времени объединенная партия из круга с одним центром превратилась в двухфокусный эллипс: в одном фокусе сосредоточились старые реформисты и центристы, в другом — коммунисты и левые социал-демократы. Раскол, разногласия привели к тому, что были приняты тяжелые условия Антанты. Но это уже не гримаса, а жестокая ирония судьбы, и если ценой отступления был приобретен мир, то как могло случиться, что всего через несколько недель с согласия обоих партийных центров началось наступление на румынском фронте?..
Причесавшись, Ландлер надел и застегнул китель, сухим концом полотенца протер очки и погасил в купе свет. Когда он выглянул в открытое окно, ему показалось, что облака на темном западном краю горизонта только что поглотили ночь.
В конце состава, вдоль рельсов, строились командиры с припухшими от недосыпания лицами. Седоусый военный с нашивками комдива на правом рукаве кителя, широкой красной и узкой желтой, пронзительным фальцетом докладывал командиру первого корпуса Беле Ваго о том, что они явились для получения приказа. Еще больше высунувшись из окна, Ландлер увидел и Белу Ваго, который, стоя на верхней ступеньке вагона, принимал рапорт, а потом, раскрыв планшет, отдал приказ. В голосе обычно бодрого и подтянутого командира корпуса на этот раз прозвучали грустные, задумчивые, совсем не военные и не повелительные нотки.