критику, кроме вопроса о создании партийного центра, венцы не принимали всерьез. Неужели отказаться от легальной работы в рамках социал-демократической партии? И разоблачать, обрекать на провал борющихся в Венгрии товарищей из-за того, что, добившись успехов в профсоюзах, они не начинают кампании против социал-демократической партии? Неужели" должны вернуться на родину все эмигранты и даже те, кто непригоден для подпольной работы? И рисковать всеми резервами партии, когда хортисты — вблизи это лучше видно — готовятся арестовать и наказать возвращающихся на родину коммунистов и сочувствующих им, собирают материалы, вербуют доносчиков, создают концентрационные лагеря? Неужели вести безоружную толпу в атаку на вооруженные до зубов жестокие офицерские отряды? Пока что единственный возможный путь борьбы в Венгрии — это дезорганизация, ослабление белого террора. Венцы в «Пролетарии» подвергли критике положения статей «Вёрёш уйшаг» и перенесли спор на конгресс Коммунистического Интернационала.
Подобные дискуссии происходили на III конгрессе Коминтерна летом 1921 года. Многих авторитетных коммунистов сбивала с толку начавшаяся повсюду в Европе консолидация капиталистического строя, пошатнувшегося во время мировой войны, и они хотели, организовав восстания, сдвинуть с места корабль революции, попавший неожиданно в штиль.
Ландлер выступил на конгрессе. Он подчеркнул, что подготовительная революционная работа должна проводиться там, где есть трудящиеся массы, то есть в профсоюзах, и коммунистам нельзя упускать из виду повседневных требований рабочих.
В основу решений конгресса легли, конечно, ленинские идеи, но осужденную наступательную тактику многие и в Коминтерне, рассматривая ее как истинно революционную, считали простительным грехом. Двойственность эта отразилась и на работе специальной комиссии, занимавшейся дискуссией в венгерской партии. В конкретных тактических и организационных вопросах она почти целиком признала правоту венцев, или, как их тогда называли, фракции Ландлера. Но решила, что в новом, временном Центральном комитете фракция Куна должна иметь на одно место больше, объяснив это тем, что в вопросе партийного строительства у сторонников наступательной тактики более четкая цель.
Благодаря большинству в ЦК фракция Куна считала, что победа в дискуссии осталась за ней. Председатель специальной комиссии в Исполкоме Коминтерна, членом которого был и Кун, называл фракцию Ландлера «центристской». Все это повлекло за собой бесконечную цепь взаимных обвинений, атак и контратак, обид. За несколько недель спор так обострился, что Ландлер и его сторонники чуть не вышли из Центрального комитета. «Делающие революцию во что бы то ни стало» (так называл Ландлер членов противоположного лагеря, сами себя они называли «строителями партии»), возглавляемые Поганем, хотели полиостью вытеснить ландлеровцев из партийного руководства, и работа венских коммунистов оказалась парализованной.
В начале 1922 года Коминтерну пришлось опять заниматься этой дискуссией. Создали новый Центральный комитет из трех членов, который должен был работать в Будапеште; Ландлер и Кун в него не входили. В то время Бела Кун встретился с Ландлером в Москве. Они помирились и дали обещание бороться против проклятой фракционности.
Свои обещания оба они сдержали. После московского примирения и Кун, и Ландлер проявляли больше сговорчивости. Но страсти никак не могли улечься. «Армии», не видя перед собой дальней перспективы, руководствовались менее принципиальной и более личной точкой зрения, чем их «полководцы».
Лишь один член нового ЦК приехал в Венгрию, но был вскоре выдан доносчиком. Два других тоже попали в тюрьму — один в Германии, второй в Словакии.
Поэтому Центрального комитета фактически не было. Венгерские коммунисты обратились за помощью к Ландлеру, с которым и раньше поддерживали связь. Он делал все, что от него зависело, ему помогал венский руководитель рабочей молодежи Имре Шаллаи.
Как рядовой член партии и как простой солдат он вел за собой армию. Он был Стариком, его советы все принимали как указания. Выходила газета, работал семинар секретарей партийных организаций, готовился и переправлялся через границу пропагандистский материал. Для свободы передвижения людей снабжали фальшивыми документами. Тайно переходя границу в Надькёлькеде, приезжали в Вену за инструкциями коммунисты с родины, и в Венгрию ездили посланцы Ландлера. Но долго так не могло продолжаться. Коминтерн не получал вообще никаких сведений о венгерском коммунистическом движении, потому что члены ЦК были арестованы, а Енё Ландлер не обладал никакими особыми полномочиями. По просьбе коммунистов Венгрии, эмигрировавших в Вену, и трех тысяч, живших в Советской России, Коминтерн взялся наконец наладить работу венгерской партии.
Так после московских примирительных совещаний 1924 года был создан обладающий полномочиями ЦК Организационный комитет, членами которого стали Кун, Дюла Алпари и Ландлер. Позднее туда кооптировали Хирошшика и Ракоши, создавших в Венгрии подпольный секретариат. Образование Оргкомитета помогло ликвидировать противоречия, восстановить единство среди коммунистов и провести съезд, на котором избрали теперь уже постоянный Центральный комитет. Положение наконец стабилизировалось.
…Семинар секретарей партийных организаций на этот раз проводили в большом доходном доме; один прогрессивный австрийский адвокат предоставил на время отпуска свою контору. Когда к врачу или адвокату без конца звонят в дверь, это не вызывает подозрения. На лестнице Ландлер, запыхавшись от быстрой ходьбы, остановился на минутку. Участники семинара, приехавшие из Венгрии молодые коммунисты, с нетерпением ждали его, зная по опыту, что его лекции не только глубоко содержательны, но и увлекательны.
Войдя в адвокатскую контору, Ландлер прежде всего спросил старосту, не появлялся ли Херишт и нет ли известий от Реваи. Херишт не показывался, а Реваи просил передать, что не нашел в консульстве нужного человека, которого, как он слышал, успел предупредить об опасности один венгерский товарищ.
Кто мог предупредить Херишта? О какой опасности? Как все это выяснить? Дело еще больше запуталось.
Но приступая к лекции, невозможно ломать голову над этими загадками. Слушатели заняли свои места. Перед ними не было ни тетрадей, ни карандашей. Ландлер приучал их тренировать память, так как на родине в подпольной работе всякая бумажка могла сыграть предательскую роль.
Он читал лекции без всяких конспектов. Цитаты приводил на память и тотчас прибавлял, в какой книге, на какой странице можно их найти.
Темой сегодняшней лекции было положение в Венгрии, политика Бетлена, роль социал-демократической партии. Ландлер говорил о том, что в Венгрии «вытаскивают из канавы перевернувшуюся барскую бричку» и, используя для этого определенные экономические средства, обрекают народ на нищету. Говорил о растущем недовольстве трудящихся: «И они хотят заткнуть этот Везувий обещаниями?!» А рассказав о политике снижения заработной платы, прибавил: «Это совсем неглупо, ведь у заработной платы есть предел, а у богатства нет!» Затем разъяснил позицию лжереволюционеров, правых социал-демократов, цепляющихся за построенную на основе теперешних законов жизнь. Он говорил о тех, кто «умывает руки в тазу Пилата»: «Не хватит святой воды на свете, чтобы смыть с них ответственность перед историей». И напоследок добавил: «Кто теперь еще не видит этого, тот слепой; кто не желает видеть, тот подлец».
Центристов, менаду прочим, он характеризовал так: «Мастера приспосабливаться! Ко всему мировому процессу всегда, при всех обстоятельствах подходят с мерилом минуты, в настоящем видят лишь секунду, рождающуюся у них под носом».
Участники семинара были увлечены его яркой, страстной лекцией, как вдруг в дверях появился высокий молодой брюнет, чем-то, видно, очень взволнованный. Увидев Ландлера, молодой человек — это был Херишт-Секер — глубоко вздохнул и сел в заднем ряду.
Ландлер тоже вздохнул с облегчением и, сокращая свою лекцию, заключил: «Действие без жертвы немыслимо. Но напрасная жертва — не жертва, а преступление. Не проявляйте никогда легкомыслия!» Слушатели принялись оживленно обсуждать лекцию, а Ландлер устремился к Херишту:
— Что случилось? Что вам известно?
Херишт начал было рассказывать, как накануне ночью он приехал из Венгрии, но у Ландлера не хватило терпения выслушать его До конца, и вопреки обыкновению он прервал его:
— Что произошло в советском консульстве?
— Пока я ждал получения визы, меня разыскал чем-то взволнованный товарищ, у которого я остановился. Предупредил, чтобы я не ходил к нему, так как за мной охотятся австрийские шпики. Я поспешил уйти из консульства, боясь, как бы они не пронюхали, где я. И побежал в редакцию газеты посоветоваться с товарищем Шаллаи, но не застал его и пришел сюда. В редакции мне сказали, что там меня спрашивали два венгерских товарища. По описанию внешности я догадался, кто это. Один с толстой тростью… Будапештский сыщик! А другой…
— Кто другой, говорите!
— Еще раньше в одном деле он навлек на себя подозрения. И теперь выясняется, что он действительно подлый предатель! Лайош Шамуэль.
Значит, Шамуэль… Ландлер не в силах был произнести ни слова. И правда, он небольшого роста, с развинченной походкой. Это он мелькнул в подворотне. И Шамуэль участвовал в съезде. Ужасно!
— Последнее время я подозревал его, — прошептал Херишт. — Недавно на родине я говорил о своих предположениях с товарищами, и мы, руководители Коммунистического союза молодежи, решили возражать против его участия в работе и всех предупредить, что нам не нравится его поведение.
Гадина! Мерзавец! Но Херишта ему уже не удастся посадить в тюрьму. Надо надеяться, в Венгрии он больше не сможет вредить. Если, конечно, уже не навредил.
Ландлер пытался успокоиться: товарищи предупреждены своевременно, они приняли меры предосторожности. Но все-таки что это, волнующий эпизод или тяжелый удар для коммунистического движения? Пока еще ничего не известно. Абсолютно ничего!