С кем бы ни встречался Рокоссовский — с польским ткачом, моряком, шахтером, солдатом — все с радостью, уважением и любовью отзывались о нем.
При обучении личного состава Войска Польского Константин Константинович широко использовал свой богатый опыт, приобретенный во время службы в Советских Вооруженных Силах.
Семь лет Рокоссовский возглавлял армию народной Польши и сделал много для ее укрепления. В ноябре 1956 года, выполнив свою миссию, он возвратился на Родину. Снова Маршал Советского Союза встал в боевой строй Советских Вооруженных Сил.
В конце своей жизни маршал Рокоссовский ведет большую общественную работу, обобщает опыт войны, передает его молодому поколению. Константин Константинович регулярно выступал со статьями в центральных газетах и журналах.
Но главное содержание его жизни в этот период — работа над воспоминаниями. Три года он отдал этой работе. Книга вышла под названием «Солдатский долг».
Это был последний подвиг Константина Константиновича Рокоссовского, прошедшего славный путь от солдата до прославленного маршала.
В Центральном музее Вооруженных Сил СССР в одной из витрин находится парадный мундир Рокоссовского со всеми наградами, которых более сорока. Среди них: две Золотые Звезды Героя Советского Союза, семь орденов Ленина, орден Октябрьской Революции, шесть орденов Красного Знамени, ордена Суворова и Кутузова I степени, К. К. Рокоссовский удостоен высшей советской военной награды — ордена «Победа» и награжден Почетным оружием.
Дальневосточное высшее общевойсковое командное училище носит имя Маршала Советского Союза К. К. Рокоссовского. В столице нашей Родины — Москве одна из улиц названа бульваром Маршала Рокоссовского.
Родина помнит своего верного сына.
В. ВолошинДЫХАНИЕ ВЕТРА КРАСНОГО
Маршал Советского Союза Родион Яковлевич Малиновский (1898–1967).
Весна 44-го шумела молодой листвой на улицах освобожденной от фашистов Одессы. И хотя еще пахло дымом и гарью и «виллис» медленно петлял между попадающимися на пути грудами битого кирпича, оборвавшихся с домов балконов, чугунных решеток, кусков кровельного железа, генерал армии Малиновский хорошо чувствовал тонкий аромат южной весны, памятный с самого детства. Это будоражило его, навевало мысль о том, что вот ведь как сложилась военная судьба: вчера, 10 апреля, войска фронта освободили родной город. Город, в котором родился, откуда подростком ушел воевать еще в империалистическую. И вот теперь, спустя тридцать лет, он вернулся — разве не подарок судьбы! Он со своими бойцами принес героической Одессе долгожданную свободу.
Малиновский тронул за плечо шофера:
— Поворачивай направо, проедем к товарной станции.
— Есть, товарищ командующий! — крутанул баранку молоденький сержант.
Адъютант, чернявый старший лейтенант, тут же обернулся и с недоумением посмотрел на генерала. Тот коротко бросил ему:
— Успеем.
В серое, покосившееся здание Одессы-товарной, стены которого были изрядно выщерблены пулями, командующий вошел один, приказав старшему лейтенанту и сержанту оставаться в машине. Адъютант не на шутку встревожился. Лишь закрылась за командующим дверь, он выскочил из «виллиса». Закурил. Нервно прошелся взад-вперед возле машины. Потом отбросил папиросу и решительно направился вслед за генералом. Но Малиновский в этот момент появился на улице вместе с небольшой сухонькой женщиной в темной косынке и лоснящейся на солнце телогрейке. Женщина громко, смешивая русские и украинские слова, говорила ему:
— Да мабуть жив он. Весовщиком робыл туточки. Но це давно было. Крепкий дедок, — женщина оценивающе окинула взглядом генерала армии. — Никак родичи вы?
— Дядя мой, — смущенно пробасил Малиновский.
— Вот я и кажу! — всплеснула руками женщина. — Он тут недалече живе, чи пятая, чи шестая хата во-он по той улице, — показала она.
— Спасибо! — Малиновский широко зашагал в ту сторону, куда показала женщина, мимоходом сказав адъютанту: — Пошли.
Он узнал осевший бревенчатый потрескавшийся сруб с облезлой краской, где родился, а потом жил под его крышей уже тринадцатилетним юнцом, когда из-за крайней нужды Пришлось вернуться сюда из села Сутиски, оставив там больную мать — кухарку земской больницы. Тогда он решился на отчаянный шаг — ушел от помещика, на которого гнул спину в батраках. «Может, в городе, живя у дяди-железнодорожника, что-нибудь да заработаю, чтобы маму вылечить», — с надеждой думал он. Нанялся мальчиком в галантерейный магазин. Безрадостная жизнь. Единственным светлым пятном для него в то время были книги. У дяди их много. Вечерами читал запоем. Особенно о подвигах русского воинства. Как он мечтал тогда и сам совершить подвиг!
Вспомнив сейчас все это, Малиновский разволновался, нетерпеливо постучал в дом. Потом еще. Тихо. Никого?
Адъютант кинулся к небольшому оконцу, белевшему в полуметре от земли, согнувшись, забарабанил по стеклу. Занавеска отдернулась, показалось бородатое лицо глубокого старика.
— Папаша, откройте! К вам товарищ командующий, — попросил его адъютант.
Старик скрылся. Через минуту за дверью послышалось шарканье ног, стукнул засов. Протяжно заскрипев, дверь отворилась. Пригнувшись, чтобы не задеть взлохмаченной головой косяк, старик вышел во двор и встал во весь рост перед генералом.
Малиновский отступил на шаг. Вглядываясь в морщинистое лицо высокого, ссутулившегося и сухого деда, он с трудом узнавал знакомые черты.
— Здравствуйте, дядя! Это я, Родион, сын Якова… Не признали? — взволнованно сказал Малиновский, шагнув вперед.
Щетинистые, с проседью брови старика изумленно выгнулись дугой, глаза расширились, заслезились. Недоверчиво покачивая головой, он вымолвил:
— Родион?.. Родька!.. Брешешь.
— Ну точно я, племянник ваш! — развел руками генерал. — Родион Яковлевич Малиновский. Здравствуйте, дядя.
Старик не мог поверить, что статный генерал армии, стоявший перед ним, и есть тот самый сорванец Родька, его племянник, который в 14-м году, когда мальчишке не было и шестнадцати, тайком забрался в воинский эшелон и уехал на первую мировую войну. Он еще некоторое время приглядывался к генералу, а когда, наконец, дошло до него, что это действительно так, не сдержал слез радости, бросился к нему в объятия.
Адъютант, в не меньшей степени изумленный такой встречей, не знал, что делать, и стоял истуканом, растерянно улыбаясь. Потом, видно, сообразив, свидетелем какого события он стал, побежал к калитке, у которой урчал подъехавший «виллис». Он вытащил из него увесистый вещмешок с мясными консервами и другой съестной всячиной — НЗ командующего — и бросился с ним в дом. Через несколько минут появился на пороге, чтобы доложить генералу, что стол накрыт. И тут услышал поначалу поразившие его слова старика:
— Эх, Родька, хворостина по тебе иссохлась. Я ее сразу, как ты убег из дома на фронт, из лозы вырезал. Ждал, покуда назад заявишься. А ты возьми, да и возвратись. — Старик зашелся жиденьким смехом:
— Только теперь рука не поднимется — ген-не-рал! Охо-ох-о!
Малиновский тоже расхохотался:
— Да уж не конфузь, дядя, перед подчиненными. — Обратился к адъютанту: — Ну, что у тебя?
— Все готово, товарищ командующий!
— А как у нас со временем? — генерал посмотрел на часы. — М-да, — покачал он головой, — не бежит времечко, а катится. Не получится с застольем, пора ехать.
— Как?.. Куда? — засуетился старик. — Ты же не поведал мне о себе ничего. Где носило-то тебя?
— Легче сказать, где не носило, дядя. Как тогда ушел в солдаты, так солдатом и отмериваю военные дороги.
— К-хе… Генералом…
— Это по званию, дядя. А по долгу я солдат. Вот и сейчас очень надо торопиться, пока фриц не очухался — гнать его дальше с земли нашей советской.
— Гони, Родион, бей ирода. Сколько зла он натворил!
— Отомстим ему сполна. Прощай, дядя!
Они крепко, по-мужски обнялись…
Малиновский спешил в штаб фронта, куда он пригласил командующих армиями, войска которых с ходу форсировали Днестр и захватили плацдарм на его правом берегу. Создались благоприятные условия для разгрома немецко-фашистских войск в Молдавии и на Балканском направлении. Однако пока «виллис» катил по укатанной грунтовке, генерал окунулся в воспоминания, навеянные встречей с дядей. В памяти проносились картины его военной юности.
Империалистическая война. Доброволец Малиновский зачислен пулеметчиком 256-го пехотного Елизаветградского полка 64-й дивизии. Бой в районе Сувалки. Это было тоже весной, в марте 15-го года. Запомнилась хлипкая, слякотная зима, он лежит у пулемета, перепачканный грязью, отбивая атаку немцев. Точным огнем поддерживает своих соседей с фланга… Первая боевая награда: за бой у Кавальвари молодой солдат Малиновский получает Георгиевский крест IV степени.
За что же он тогда воевал?.. Он почитал за честь храбро сражаться с врагом. Но он видел, насколько бесправен простой человек, которого царь гонит на жестокую бойню. Под Сморгонью его тяжело ранило. Лечение, потом опять пулеметная команда. Формируется русский экспедиционный корпус для действий на стороне союзника России — Франции. Начальник пулемета Малиновский назначается во второй особый пехотный полк этого корпуса.
Как же долго и длинно добирались они до Марселя — в теплушках через Сибирь и Маньчжурию, пароходом через два океана — Тихий и Индийский, затем Суэц, Средиземное море… Только в апреле 16-го года оказались они на французской земле. В лагере Майи замучили парады и строевые смотры. Муштровали целый месяц. И снова фронт: сначала в районе Реймса, потом под Сюлери и фортом Бримон. Здесь в окопах, вдали от Родины, Малиновский узнал о февральской революции в России. Солдаты избирают его председателем ротного комитета. Он глубоко понимал думы и настроения солдата, это осталось у него на все последующие годы жизни. Он и сам был солдатом до мозга костей.
Вспомнив то бурное время, генерал почувствовал, как заныла его левая рука. Непроизвольно он начал растирать ее другой рукой, что не ускользнуло от адъютанта. Старший лейтенант обернулся и обеспокоенно спросил: