В 3 часа 15 минут взволнованный доклад командующего Черноморским флотом: «На Севастополь совершен воздушный налет. Зенитная артиллерия отражает нападение самолетов. Несколько бомб упало на город».
Стало очевидным — война!
Красноречива первая сводка боев по действующему флоту. Не потеряно ни одного корабля, ни одного самолета. Ни один десант не был допущен на наше побережье. Не была взята с побережья, как, впрочем, в течение всей войны, ни одна военно-морская база.
Флот, боевыми делами подтвердил свою готовность отразить внезапное нападение противника, а его молодой нарком с честью выдержал суровое испытание на государственную и военную зрелость.
— Нанесем удар по Берлину, — как о давно решенном твердо заявил Кузнецов, пригласив в свой кабинет начальника главного морского штаба.
Не найдя, что ответить, начальник главного штаба с прищуром глядел на наркома. И не понять, чего больше в его взгляде, — удивления или восхищения.
— Сейчас, сейчас поясню, — Николай Герасимович нетерпеливо повел головой в сторону длинного, для заседаний, стола. — Разворачивайте карту.
Выдержав короткую паузу, будто еще раз что-то взвесив, обвел карандашом кружок вокруг острова Эзель в Балтийском море:
— Что, если перебросить наши дальние бомбардировщики из-под Ленинграда сюда, поближе к фашистским тылам. А то ведь балтийские летчики дальше Либавы дороги не знают. Эзель даст возможность дотянуться до Кенигсберга, а на предельном радиусе и до Берлина!
Разработка смелой идеи заняла два дня. Главный морской штаб вместе со специалистами военно-воздушных сил флота просчитал все до мелочей. И во время доклада Верховному Главнокомандующему нарком Военно-Морского Флота со знанием дела развернул карту.
— Что это? — мундштук трубки Верховного потянулся вдоль четкой прямой линии, соединяющей остров Эзель с Берлином.
Твердо произнося каждое слово, Кузнецов принялся излагать суть дела.
— Ставка утверждает ваше предложение, товарищ Кузнецов, — только и сказал Верховный Главнокомандующий по окончании доклада. — Вы лично отвечаете за выполнение операции.
Согласие Ставки получено. Теперь нужно тщательно проработать каждую деталь предстоящей операции, решить массу сложнейших проблем, которым, казалось, не будет конца. Вот где раскрылся в полной мере организаторский талант Николая Герасимовича.
Командующий ВВС флота докладывал:
— Риск наших налетов на Берлин велик. Работать будем на пределе возможного. При полных бензобаках каждый дальний бомбардировщик может взять одну пятисоткилограммовую бомбу или две по двести пятьдесят. Но прошу учесть: на Эзеле у нас нет достаточных запасов топлива и авиабомб.
— Дело поправимое, — Кузнецов уже обдумал и этот вопрос. — Все, что надо, даст Таллин.
— Таллин держится на пределе сил, — напомнил начальник главного морского штаба. — Практически блокирован.
— Задействуйте и Кронштадт. Баржи должны быть небольшими. Но под сильной охраной. Максимальная осторожность в забитом минами Финском заливе. Доклад по каждой проводке.
Ставка Верховного Главнокомандования взяла на контроль реализацию дерзкого замысла военных моряков. О подготовке к бомбардировке Берлина докладывалось лично Верховному.
И вот настало время, когда с острова Эзель стартовали в ночное небо наши мощные ДБ-3. Николай Герасимович, получив сообщение о начале операции, дал указание адъютанту никого не принимать. Хотелось побыть наедине со своими мыслями.
Вспомнились годы учебы в училище, затем в академии. Как много они ему дали. Только тот, кто не был знаком с революционной романтикой, духом познания, царившим в этих ленинградских военно-морских учебных заведениях, мог удивляться звездной судьбе крестьянского парня, решившегося с трехклассным церковноприходским образованием стать морским офицером. Но революция сделала необыкновенность социальным явлением. Упорный труд, сильная воля, природная сметка помогли вчерашнему военмору с успехом одолеть и подготовительные классы по программе реального училища, и серьезный курс наук в военно-морском училище. Три года плавания на крейсере «Червона Украина» командиром батареи, вахтенным начальником, и снова учеба. Оперативный факультет Военно-морской академии окончил с отличием. Была возможность продвинуться по штабной службе. Но Кузнецов давно решил: в службе надо идти последовательно, жить интересами боевого корабля. И он настоял на своем — получил назначение старшим помощником крейсера «Красный Кавказ».
Старпомил всего год. Но все знали: это благодаря Кузнецову крейсер стал одним из лучших кораблей на Черном море. А когда освободилась должность командира крейсера «Червона Украина», у командующего флотом Кожанова мнение было одно — назначать Кузнецова.
…Неслышно вошел адъютант. Стало ясно, — пора ехать на доклад в Ставку.
— Что с Берлином? — поинтересовался Верховный, едва Кузнецов появился в его кабинете.
— Операция началась.
Бомбардировщики авиации флота шли на Берлин. Шли, воплощая в реальность замысел адмирала Кузнецова. Фашисты, хвастливо возвестившие на весь мир, что советская авиация уничтожена и ни одна бомба не упадет на города Германии, не ожидали такой дерзости. Да было ли это дерзостью? Нет! Все строилось на точном расчете, на смелости и мастерстве флотских авиаторов.
Огни Берлина экипажи бомбардировщиков увидели издалека. Уточнили курс и беспрепятственно достигли цели. Сбросив бомбы, облегченные самолеты легли на обратный курс.
Фашистам и в голову не пришло, что их столицу бомбили советские самолеты. Они посчитали, что это дело англичан.
«Германское сообщение о бомбежке Берлина интересно и загадочно, так как 7–8 августа английская авиация над Берлином не летала», — заявили англичане.
Пришлось и гитлеровцам признать, что это советская авиация нанесла удар по Берлину. Тем более что такие налеты повторялись еще не раз.
Государственный ум и огромная энергия, глубокие знания морского дела позволяли Николаю Герасимовичу Кузнецову успешно решать задачи стратегического применения флота в годы войны. На недели, на долгие месяцы оттягивал флот силы врага на себя от направлений главных ударов. Либава и Таллин, Моонзундский архипелаг и непобежденный Гангут, героические Одесса, Севастополь, Сталинград, оборона Ленинграда и Мурманска — повсюду чувствовалось влияние таланта наркома ВМФ Кузнецова.
В решающие для Ленинграда сентябрьские дни 1941 года, когда враг был особенно силен, Ставка направила Кузнецова в город революции. Балтийские моряки, чьи старшие братья дали начало штурму Зимнего, стояли насмерть.
— В систему обороны Ленинграда включены линкоры «Марат», «Октябрьская революция», крейсера «Максим Горький», «Киров», «Петропавловск» и другие корабли, — докладывал командующий Балтийским флотом. — 130-миллиметровые морские батареи и орудия, снятые с «Авроры», создали невскую укрепленную позицию. Стоять будем до последнего. В случае необходимости — взорвем корабли.
— Думаю, до такой крайности не дойдем, — Кузнецов, до предела уставший в эти критические дни, все же сохранил бодрость в голосе. Он видел моряков в бою и знал, что говорил. — Каждый корабль беречь пуще глаз. Придет время, и мы вырвемся на просторы Балтики.
Как бы проверяя свои мысли о будущих боевых курсах балтийских моряков, нарком снова и снова торопился из штабных помещений на корабли. Подъехав к крейсеру «Максим Горький», долго стоял у его борта. В бою с фашистской артиллерией и авиацией корабль получил повреждения. Но экипаж сделал все, чтобы остаться в боевом строю. Огонь «Максима Горького» по Пулковским высотам, где засел враг, не ослабевал.
— Вижу, что настроение у вас боевое, — едва ступив на палубу, похвалил нарком командира крейсера. — Спрашивай, коли что надо, пока добрый.
— Мне приказано на случай прорыва врага приготовить корабль к взрыву. Должен буду уйти вместе с экипажем на берег воевать, а у меня все винтовки забрали.
— Считай, что не придется тебе сходить с корабля. А стрелковое оружие сейчас морской пехоте вот как необходимо. — Кузнецов провел ребром ладони по горлу. — Работа моряка — в море. Об этом думай. К этому и экипаж готовь.
Огневым щитом Ленинграда стали форты флота и его корабли, сосредоточенные от Кронштадта до Невы. Они крушили фашистские танки на всем обводе замкнутого вокруг города кольца блокады. С удержанного морскими пехотинцами Ораниенбаумского плацдарма наши войска, поддержанные Балтийским флотом, нанесли мощный удар по обороне противника, дав начало боям за окончательное освобождение города Ленина от фашистской блокады.
Все это предвидел народный комиссар ВМФ, возвращаясь 12 сентября 1941 года из Ленинграда в Москву. Краснознаменный Балтийский флот жил, сражался. Но Кузнецов добивался большего. Теперь флот будет не только обороняться, но и наступать. Совершали прорывы в море наши подводные лодки. Готовились к будущим морским боям надводные корабли. И еще не раз скажут им спасибо наземные войска за поддержку огнем…
Суровый фронтовой город, ощетинившийся противотанковыми ежами, надолбами, другими оборонительными сооружениями. Такой увиделась Москва, когда ехал Николай Герасимович ее улицами к зданию Наркомата. Но сколь ни вглядывался в тревожный, исполненный высшего напряжения облик столицы, ни в чем не мог заметить и тени растерянности, духовного надлома. Повсюду чувствовался тот наводимый твердой рукой порядок, который придает людям уверенность в себе и необычайную стойкость к каким бы то ни было испытаниям.
А ведь в это самое время, думал Кузнецов, на дальних подступах к Москве идут тяжелейшие оборонительные бои. Судя по данным разведки, в битву за сердце России противник втягивал силы, составлявшие без малого половину всей его армии вторжения. Каково там сейчас особой артиллерийской группе ВМФ? С ее тяжелыми орудиями не очень-то угонишься за подвижными танковыми и моторизованными частями врага. Но и не имея запаса маневренности, флотские батареи наносили ощутимые удары по рвущимся к столице гитлеровцам.