4
Какую роль во всех этих событиях играл Михаил Васильевич Скопин-Шуйский?
Снятие осады Новгорода и отступление пана Кернозицкого открывали широкие возможности как для набора войска со всех новгородских «пятин», так и для свободных сношений с восставшими против интервентов северными и поволжскими городами. Молодой воевода сумел использовать эти благоприятные обстоятельства. Он начал «строить рать». К весне 1609 года в его распоряжении в Новгороде уже было пятитысячное русское войско. Новгород постепенно превращался в центр общерусской освободительной войны. Другим таким центром стала Вологда. Обычно в Вологду Скопин-Шуйский посылал грамоты для дальнейшей рассылки по всем северным городам. Через Вологду часто посылались «отписки» и царю Василию Шуйскому, потому что прямую дорогу на Москву перерезали поляки.
В своих грамотах Михаил Скопин-Шуйский не только призывал к борьбе с интервентами, но и давал советы, как организовать сопротивление, информировал о ходе переговоров со шведами, о своих сборах в поход к Москве, об общей военной обстановке. В свою очередь, царь Василий Шуйский посылал грамоты, подтверждая высокие полномочия Скопина-Шуйского, призывая оказывать ему всяческую помощь. Например, по приказу царя Соловецкий монастырь отослал в Новгород две тысячи рублей «на немецких ратных людей», и вскоре сам царь «отписал» в монастырь, что «та вся монастырская казна дошла».
Северные и волжские города отправляли в Новгород своих ходоков «для вестей». Грамоты Скопина-Шуйского имели силу указов, которым повиновались не только городские власти, но и царские воеводы. Они обязывались отпускать свои военные отряды «в сход, где велит быти государев боярин и воевода князь Михаил Васильевич Шуйский». Таким образом, Скопин-Шуйский фактически осуществлял на Русском Севере высшую государственную власть.
С февраля началась рассылка в восставшие города государевых воевод с военными отрядами. В результате этого, во-первых, восставшие получали опытных и умелых в военном деле руководителей, и, во-вторых, массовые народные выступления на местах против интервентов ставились под прямой контроль Михаила Скопина-Шуйского, приобретали более организованный характер. Естественно, первым городом, куда отправились воеводы, стала Вологда. Уже 9 февраля туда пришли «со многою силою» воеводы Никита Вышеславцев и Григорий Бороздин. Своих «ратных голов» посылал в Вологду и царь.
Кстати, это отвечало и желанию самих горожан, которые «не в одну пору» писали царю, чтобы к ним прислали «государева надежного крепкого воеводу». Так, например, по прямой просьбе галичан под Костромой появился царский воевода Давид Жеребцов.
Но прошлый печальный опыт полевых сражений с интервентами показывал, что для решительных военных действий всего этого мало — необходимо хорошо обученное и привычное к стройному бою войско, а именно такого войска у Михаила Скопина-Шуйского не было. Поэтому он активно вел переговоры со шведами о военной помощи.
28 февраля в Выборге стольник Семен Головин и дьяк Сыдавной Васильев подписали, наконец, договор со шведским королем. Шведы соглашались послать в Россию «за наем» две тысячи конных «збруйных» и три тысячи «добрых пешцев оружников», «да сверх тех наемных пяти тысяч человек сколько возможно король Карл пустит». Шведские военачальники обязывались быть у Скопина-Шуйского «в послушанье и в совете, а самовольством ничего не делати». Таким образом, формально шведское войско поступало под прямое командование русского военачальника.
Однако в «договорной записи» содержались пункты, которые в известной степени нарушали принцип единоначалия объединенной русско-шведской рати и в дальнейшем послужили причиной серьезных осложнений. Шведы сохранили за собой право свободно уходить в случае нарушений условий «наема», и Скопин-Шуйский вынужден был подтвердить обязательство «насильством их в государя нашего земле не задерживать никоторыми делы». Ежемесячный «наем» шведам был установлен в сто тысяч рублей, сумма по тем временам огромная и, учитывая тяжелое финансовое положение царя Василия Шуйского, мало реальная. Так что у шведов всегда оставался повод для прекращения военных действий, тем более что срок пребывания их в России не был точно определен.
В исторической литературе по-разному оценивался русско-шведский договор 1609 года о совместных действиях против интервентов. Историки прежде всего обращали внимание на тяжелые территориальные потери, которые понесла Россия: она обязалась передать шведскому королю за помощь город Корелу с уездом. Обращалось внимание и на то, что в конечном итоге война с «цариком» и его иноземными хозяевами была выиграна преимущественно действиями русских воинов, да и союзниками шведские наемники оказались ненадежными. Все это справедливо. Шведское войско, вступившее в начале марта 1609 года в пределы России, насчитывало, судя по дневнику гетмана Сапеги, пятнадцать тысяч человек. (По «отписке» Михаила Скопина-Шуйского, к маю иноземных наемников было пятнадцать тысяч шестьсот сорок три человека.) У самого же Скопина-Шуйского было тогда не более пяти тысяч человек. Но уже в середине лета 1609 года под Калязином численность шведов и других наемников составляла только тысячу человек (затем три-четыре тысячи), в то время как русское войско увеличилось до двадцати тысяч. Таким образом, соотношение сил коренным образом изменилось. Решительное наступление на Москву зимой 1609/10 года проводилось в основном русскими силами.
Вопрос о том, войско Михаила Скопина-Шуйского или наемники-иноземцы сыграли решающую роль в событиях того времени, дебатировался уже спустя несколько лет после «Смутного времени», в 1616 году, во время переговоров о судьбе Корелы. Шведские дипломаты всячески превозносили свои заслуги в борьбе против поляков и тушинцев. Русские же послы возражали, что было «больше в то время с князем Михаилом Васильевичем русских людей, и промысел (план войны) был весь князя Михаила». Глава русских на переговорах, князь Данила Мезецкий, говорил, что «было князю Михаилу с кем города очищать и с польскими людьми биться: были стряпчие, стольники и дворяне из городов, новгородцы, смолняне, дорогобужцы, вязьмичи, и иных городов дворяне»!
Кроме того, следует учитывать, что собственно шведов в прибывшем войске оказалось сравнительно немного, основную часть его составляли наемники из разных стран Европы: французы, немцы, шотландцы. Командовать таким разношерстным воинством было очень трудно, наемники больше думали о наживе, чем о сражениях, хотя во главе войска стояли опытные полководцы: выходец из Франции Яков Понтус Делагарди, Эверт Горн, Христиер Зомме и другие.
Особенно интересна личность Якова Делагарди, молодого (ему было тогда двадцать семь лет), способного полководца. По характеристике шведского историка Видекинда это был человек дальновидный и неутомимый в деле, требовательный к дисциплине. Судя по всему, его отношения с Михаилом Скопиным-Шуйским, почти сверстником и личностью тоже незаурядной, были вполне дружественными. Но, во-первых, сам Делагарди не всегда мог справиться со своим разношерстным и строптивым воинством и, во-вторых (что, пожалуй, является главным), инструкции шведского короля шли вразрез с требованиями воеводы о решительном и быстром наступлении на Москву. Делагарди, наоборот, действовал неторопливо, стараясь затянуть пребывание своего войска в Новгородской земле. Немалую роль играли и финансовые соображения. Чем дольше продолжится война, тем больше должен стать «наем», ложившийся непосильным грузом на государственную казну.
Сложности возникли сразу же после прибытия Делагарди в Новгород. Шведский полководец, ссылаясь на недовольство наемников, требовал выплатить вперед все месячное жалованье. Скопин-Шуйский предлагал только часть — пять тысяч рублей деньгами и три тысячи соболиными шкурками — и настаивал, чтобы наемники немедленно шли от Новгорода к Старой Руссе, освобождая по пути города на московско-новгородском тракте. Делагарди угрожал, что если не будет выплачено «жалованье полностью», то «войско уйдет обратно к границам». Скопин-Шуйский, ссылаясь на условия «договорной записи», требовал «быти им у меня и у иных государевых бояр и воевод в послушании». Тем не менее, ему пришлось пойти на некоторые уступки: Иван Головкин отвез в шведский лагерь еще четыре тысячи рублей деньгами и на две тысячи рублей тканей, а также продовольствия на несколько недель. Переговоры завершились только к концу апреля. Но шведы простояли в Новгороде до мая: Делагарди медлил, ссылаясь на распутицу и недовольство наемников, которым «недоплатили» жалованье. Он снова пытался отговаривать воеводу от прямого похода на Москву, предлагая сначала освободить пограничные с Ливонией русские города. Только исключительная твердость и настойчивость Скопина-Шуйского вынудили наконец Делагарди к действиям.
Первый отряд во главе со шведскими воеводами Эвертом Горном и Андреем Боем выступил к Старой Руссе 2 мая 1609 года. Вместе с ними шла русская рать воевод Семена Головина и Федора Чулкова. Таким образом, с самого начала наемники действовали не самостоятельно, а вместе с русскими воеводами.
Пан Кернозицкий не принял боя и отступил из Руссы. Русско-шведский отряд 10 мая занял город.
Через несколько дней из Новгорода вышел еще один отряд под предводительством русского воеводы Корнила Чеглокова и шведов Клауса Боя и Отогельмера Фармернера (наемников насчитывалось три тысячи шестьсот человек, численность русского отряда неизвестна).
Это войско должно было занять Торжок и подготовить для главных сил Михаила Скопина-Шуйского и Якова Делагарди свободный путь по Московской дороге. Воеводам было велено по дороге к Торжку «посылать посылки и промышлять, сколько бог подаст».
Тем временем произошло столкновение между интервентами и обосновавшимся в Старой Руссе отрядом русских и шведов. 11 мая к городу неожиданно, уже в темноте, подступили «воры и литовские люди изгоном для языков» (то есть для захвата пленных, от которых Кернозицкий надеялся получить сведения о войске и намерениях русского командования). Неожиданное нападение не удалось, и отряд тушинцев (вероятно, небольшой) был разбит. Из города со своими воинами вышел Эверт Горн, «воров и литовских людей побил,