3 октября 1608 года все шестьдесят три польские пушки открыли непрерывный огонь по западной и южной стенам монастыря. Каленые ядра полетели через стены, осаждающие хотели поджечь деревянные постройки внутри крепости. Начали пальбу из своих окопов стрелки-пехотинцы, пытаясь поразить защитников монастыря через бойницы.
Шесть недель продолжалась непрерывная бомбардировка Троице-Сергиева монастыря, но каменные стены, сложенные неизвестными русскими мастерами, выдержали — польским пушкарям не удалось пробить ни одной бреши.
Пальба из осадных орудий перемежалась попытками приступов. Вечером 13 октября, в сумерках, роты гетмана Сапеги и пана Лисовского с двух сторон двинулись к монастырю — с развернутыми знаменами, под звуки музыки. Польские военачальники надеялись, что наступившая темнота помешает защитникам монастыря вести прицельный огонь, но просчитались. Ядра и картечь из десятков пушек, тяжелые свинцовые пули из сотен пищалей встретили их на подступах к стенам. Смешался парадный строй польских рот, солдаты начали разбегаться, бросая штурмовые лестницы и щиты. Еще один залп, и польские роты в беспорядке побежали в свои лагеря, под защиту укреплений. Первый штурм был отбит.
Еще неделю интервенты то с одной, то с другой стороны пытались приблизиться к стенам. Обычно их легко отбивали пушечным и пищальным огнем, а если отдельным отрядам наемников все-таки удавалось подойти к стенам и башням — на них обрушивались камни и бревна, лилась кипящая смола. По словам современники, так «литовских людей многих побили».
Гетман Сапега надеялся теперь только на минный подкоп. Но такие действия противника предполагали и троицкие воеводы. Ратникам, выходившим на вылазки, было приказано обязательно взять «языка», что вскоре удалось сделать. В плен попал польский ротмистр, который «в распросе и с пытки» подтвердил, что подкоп ведется, но он не знает, где…
Монастырскому слуге Корсакову, знакомому с минными работами, было поручено копать колодцы — «слухи», чтобы «слушать» подземные работы противника. Этот прием русские воеводы давно знали и неоднократно использовали при обороне русских городов. «Охочие люди» по приказу воевод каждую ночь спускались по веревкам со стены и пробирались к польским заставам и лагерям, чтобы захватить «языка». Долго это не удавалось. Наконец, воеводы устроили вылазку, во время которой схватили некоего «казака», который сообщил, что подкоп ведется под угловую Пятницкую башню и 8 ноября будет заряжаться порохом. Можно было принимать контрмеры. 9 ноября внезапным ударом отряд из крепости оттеснил противника от входа в минную галерею и взорвал подкоп.
Разрушением подкопа не ограничились удачи этого дня-. Другой отряд сумел ворваться на Красную гору, захватил три польские батареи, а затем — еще две. Трофеями нападавших стали восемь крупных пушек, много другого оружия и боеприпасов. Батареи на Красной горе, угрожавшие монастырю, перестали существовать. Это был большой успех, заставивший гетмана Сапегу перейти к длительной осаде. Он рассчитывал истощить силы осажденных мелкими стычками, полной блокадой, голодом. Польские саперы «перехватили» воду, которая шла по подземным трубам в монастырь из верхнего пруда. В монастыре не хватало дров; каждая вылазка за дровами в близлежащие рощи сопровождалась боями с польскими засадами.
Тяжелой оказалась для осажденных зима 1608/09 года. Теснота (кроме гарнизона, в монастыре спасалось от интервентов все окрестное население), холод, недостаток продовольствия и воды. Началась цинга, ежедневно умирали десятки людей. Как писал Авраамий Палицын в своем «Сказании», только ратных людей и монахов было убито и умерло от болезней более двух тысяч человек. Но Троице-Сергиев монастырь не сдавался.
Через плотное кольцо блокады послали гонцов — просить у царя Василия Шуйского помощи. Но сам царь был осажден в Москве. В феврале 1609 года в Троице-Сергиев монастырь прорвался небольшой отряд из шестидесяти казаков и двадцати монастырских слуг, они привезли с собой двадцать пудов пороху. Конечно, «зелье» очень пригодилось, но не такой помощи ждали истомившиеся защитники монастыря…
Весна принесла новые опасности. От немногочисленных перебежчиков в польском лагере знали, что гарнизон Троице-Сергиева монастыря значительно ослаблен (в нем оставалось не более пятисот ратников), и гетман Сапега решил возобновить штурм. Снова были восстановлены батареи на Красной горе. Ян Сапега задумал ночной штурм. Об этом узнали в монастыре и приготовились к бою. Авраамий Палицын писал: «Хотяще к стенам градным приити тайно и ползающе, аки змиа по земли молком, везеху приступные козни: щиты рубленые, и лестницы, и туры, и стенобитные хитрости. Градстии людие вси взыдоша на стены, мужеска полу и женска, ждаху приступу».
Наступила ночь 27 мая 1609 года.
Тишину разорвал залп из множества пушек, поставленных поляками на Красной горе. Притаившиеся поблизости от стены польские роты бросились на приступ.
«Христолюбивое же воинство и вси людие градскии, — продолжает Авраамий Палицын, — не дающе им щитов и Тарасов придвигнути и лестниц присланивати, бьюще из подошвенного бою изо многих пушек и пищалей, и в окна колюще, и камение мещуще, и вар с калом льюще; и серу и смолу зажигающе метаху, и известью засыпающе скверные их очеса, и тако бьющеся через всю нощь…»
С наступлением утра интервенты отхлынули от стен, побросав все свои стенобитные хитрости. Осажденные даже успели сделать вылазку и захватить тридцать пленных.
28 июня 1609 года гетман Сапега повторил общий штурм, и снова был отбит с большими потерями. Тогда он запросил помощи из Тушина. Под Троице-Сергиевым монастырем собрались сразу три самых известных польских военачальника: гетман Сапега, паны Лисовский и Зборовский. А в монастыре оставалось всего двести боеспособных ратников…
31 июля 1609 года защитники Троице-Сергиевого монастыря отбили третий и последний общий штурм. Это было почти чудо: горстка обессилевших русских ратников остановила штурмовые колонны Сапеги, Зборовского и Лисовского!
А спустя две недели троицкие ратники решились на вылазку. Цель этой вылазки внешне кажется очень скромной: отбить у «литовских людей» большое стадо скота, неосмотрительно выпущенное поляками к Красной горе. Но именно эта удачная вылазка многим спасла жизнь, помогла продержаться до получения подмоги.
А помощь была близка. Обстановка изменилась явно не в пользу интервентов, под лагерями которых уже появились конные разъезды войска Михаила Скопина-Шуйского. В октябре 1609 года Скопин-Шуйский добрался до Александровской слободы, расположенной всего в сорока верстах от Троицы. Через кольцо блокады в монастырь прорвался отряд из девятисот русских ратников, а в начале января 1610 года — еще пятьсот ратников. Пополненный гарнизон теперь прочно удерживал крепость, предпринимая многочисленные вылазки.
Наконец, к монастырю двинулись основные силы Михаила Скопина-Шуйского. И 12 января 1610 года интервенты ушли к Дмитрову. Закончилась шестнадцатимесячная оборона Троице-Сергиева монастыря, вписав в русскую военную историю еще одну славную страницу…
Столь же героической стала и оборона Пскова в 1615 году от шведского короля Густава II Адольфа.
Псков был единственным северным русским городом, который шведы не сумели взять, хотя и пробовали это сделать неоднократно: осенью 1611 года, летом 1612 года, в январе 1615 года. Во время последнего похода шведы были разбиты на подступах к городу и, отойдя на двенадцать верст, построили укрепленный лагерь у деревни Куя, Шведские отряды стояли в Гдове и Порхове. Фактически все дороги в Псков оказались перерезанными, продовольствие в городе было на исходе. Но весной 1615 года псковичи неожиданным ударом выбили интервентов из Куи.
Тогда к непокорному городу выступил сам шведский король Густав II Адольф. В начале июля 1615 года он с семитысячным войском высадился в Нарве, а 29 июля подошел к Пскову. Все это время к королю прибывали подкрепления наемников: английских, шотландских, французских, немецких. Всего королевская армия насчитывала тринадцать «знамен» конницы (более двух тысяч рейтар), сорок рот пехоты (шесть с половиной тысяч человек), двести артиллеристов, то есть примерно девять тысяч солдат. Это были профессиональные вояки, хорошо вооруженные, с опытными командирами и инженерами во главе. Кроме полевых пушек, у короля был «наряд большой и проломный» (тяжелая осадная артиллерия) — к штурму города шведы готовились основательно.
Псковский гарнизон насчитывал немногим более четырех тысяч человек, но горожане, по словам современника, «меж себя крест целовали, что битца до смерти, а города не сдать». Показательно, что за все время осады «из города к королю переметчиков никоим образом не было». Продовольствия оказалось достаточно, так что осады псковичи не боялись, а приступы шведов надеялись отразить. Сколько раз уходили отсюда враги восвояси, не сумев преодолеть неприступных крепостных стен и мужества их защитников!
Утром 30 июля 1615 года передовые отряды шведского войска, опередив главные силы, появились в непосредственной близости от Пскова. И тут же были наказаны за свою неосторожность: из городских ворот вылетела псковская конница и атаковала шведов. В быстротечной сабельной рубке погиб один из самых известных шведских воевод — Горн, а сам король получил ранения. Ошеломленные шведы «отбежали» от города на семь верст, и дальнейшее развертывание осадной армии проводили осторожно, большими силами, тут же закрепляясь в лагерях. Псковичи непрерывно устраивали вылазки, нанося противнику большой урон. Только к концу августа шведам удалось завершить «обложение» Пскова.
Главный укрепленный лагерь король разбил на Снетной горе, в трех верстах севернее Пскова. Здесь стояла конница. А на Гдовской дороге, против Ильинских и Варлаамских ворот под защитой пехотинцев расположилась двадцатиорудийная батарея. Восточнее города, на Новгородской дороге, стояли лагерем немецкие ландскнехты Готтберга. Свою батарею они расположили против Петровских ворот. На Московской дороге, против Великих ворот, был укрепленный лагерь Коброна, а в Завеличье, против города, лагеря Глязенапа и Генриксона. В Завеличье, у церкви Иоанна Предтечи, была поставлена еще одна сильная батарея, которая обстреливала через реку Великую западную, самую длинную стену Пскова. Пространство между укрепленными лагерями контролировалось заставами и конными разъездами. Псков оказался в плотном осадном коль