А прибираючи тех рейтар полные полки, отдают иноземцам и русским людям полковникам, и бывает им учение. А бывают у рейтар начальные люди: полковники, полуполковники и майоры, и ротмистры, и иные чины, разных иноземных государств люди; а русские начальные люди бывают у рейтар, стольники, и дворяне, и жильцы, ученые люди иноземных же полков из рейтар и из начальных людей.
Стрелецкие полки, старые, на Москве и в городах, а вновь стрелецкие полки прибирают из вольных людей, и жалованье им дается против старых стрельцов; и бывают в стрельцах вечно, и дети, и внучата стрельцы ж по них…»
О стрелецких полках следует сказать подробнее. Это было постоянное войско, выросшее в буквальном смысле слова на русской почве и выработавшее за столетие своего существования («избранные стрельцы из пищалей» появились в середине XVI века при Иване Грозном), четкие организационные формы и тактику, воспитавшее умелых и опытных «начальных людей». Стрелецкая пехота отличалась высокими боевыми качествами. Уже начале XVII столетия она освоила передовой для того, времени линейный строй. В ходе войны численность московских и городовых стрельцов увеличилась до пятидесяти тысяч человек! Вместе с солдатскими полками стрельцы составили главную ударную силу русской армии.
Но вернемся к сочинению Григория Котошихина, к тем его страницам, на которых рассказывается о военных приказах:
«Стрелецкий приказ: а в нем сидит боярин да два дьяка. А в том приказе ведают стрелецкие приказы московские и городовые, и собирают там стрельцам жалованье со всего Московского государства.
А бывает на Москве стрелецких приказов, когда и войны не бывает ни с которым государством, всегда больше 20 приказов; а в тех приказах стрельцов по 1000 и по 800 человек в приказе, или малым меньше. Начальные люди у тех стрельцов головы да полковники, Да полуголовы, сотники, пятидесятники, десятники; а выбирают в те головы и в полковники и в сотники из дворян и из детей боярских, а в пятидесятники и в десятники из стрельцов.
А на вахту ходят те приказы посуточно; и на царском дворе и около казны с головою на стороже бывает по 500 человек, а достальные по городам, у ворот, по 20 и по 30 человек, а в иных местах и по 5 человек. Их же, стрельцов, посылают на службу в полки, с бояры и воеводы приказа по два и по 3 и больше, по войне смотря. Таким же обычаем в больших городах, где бывают воеводы и бояре з дьяки, стрельцов приказа по два или по три, а в иных местах по одному».
Далее Котошихин подробно рассказывает о солдатских полках — «старых», постоянно несущих службу на границах, и «новых», набираемых для войны.
«Полки солдатские, старые издавна устроены жильем на порубежных местах острогами, в двух местах к границе Свейского государства, Олонец, Сомро, погостами и деревнями, со всем своим житьем и с землею. И в военное время емлют их на службу, и учиняют к ним полковников и иных начальных людей. А для обережения пограничных мест, и острожков, и домов, оставляют их четвертую часть людей, и податей с них на царя не берут ничего. А будет тех солдатов немалое число.
Новые полки; и в те полки прибирают солдат из вольных люден, и из Украинных и из Понизовых городов, детей боярских, мелкопоместных и беспоместных; так же и с патриарших, и с властелинских, и с монастырских, и с боярских, и всякого чину людей, с вотчинниковых и с помещиковых, со ста крестьянских дворов солдат.[30] Да в солдаты же емлют всего Московского государства с крестьян, кроме Сибири, и Астрахани, и Казани.
А прибираючи солдатов розные полки, отдают начальным людям против того ж, что и рейтар, и бывает им учение; а жалованье им даетца кормовых денег на месяц по 7 алтын человеку. Да солдатам же дается из царские казны ружье, мушкеты, порох, фитиль, бердыши, шпаги, пики малые; а иным даетца шпаги и мушкеты и пики долгие; а те мушкеты, для нужного времени, возят за ними на лошадях».
Русская пехота, таким образом, проходила воинское обучение, имея вооружение, вполне соответствующее европейским армиям того времени. Обращает на себя внимание большая насыщенность огнестрельным оружием: каждый стрелец и солдат имел ружье или мушкет. «Пики долгие» являлись грозным оружием против тяжелой панцирной кавалерии, составляющей главную ударную силу польского «коронного войска». Перед нами не «беспорядочные толпы московитов», о которых любили писать современники-иноземцы, а «стройная рать», которая могла сражаться на равных с любой западноевропейской армией.
Григорий Котошихин отметил и появление в России нового рода войск, сочетавшего боевые качества конницы и пехоты, — драгун.
«Драгунские полки; старые драгуны устроены вечным житьем на Украйне к татарской границе, против того ж, что у солдат к границе Свейского государства; а вновь драгунов берут с украинных городов и с волостей, с торговых людей и с крестьян, которые живут за царем и за монастыри, против того ж обычая, что и рейтар и солдатов, и исполнивая полки, придают их к рейтарам в полки.
А служба их конная и пешая, против солдатского обычая, с мушкеты и с бердыши и с пики короткими и с барабаны; а знамена бывают у них двои, во время пешего строю солдатцкие знамена, а во время езди против солдатцких вполы; а жалованье дается им рублев по 12 человеку».
В состав вооруженных сил России входили также казаки. Здесь необходимы некоторые пояснения. Казаками называли служилых людей, которые несли пограничную и гарнизонную службу в городах, их отличали от вольных, донских казаков, которые привлекались для военных действий в качестве легкой иррегулярной кавалерии.
«Казачьи полки, старые ж; а устроены те казаки для бережения порубежных мест от Польские границы; и тех казаков было до войны с 5000 человек; а учинены они в казаки из служилых людей, из рейтар и солдатов, после прежних служеб, и даны им дворы и места и земля пахотная; а оброка царю и податей не платят никаких. А как бывает на службе, и им жалованье дается погодно, против драгунов, а к бою служба их против рейтарского строю, знамена малые ж, своим образцом; начальные люди у них, голова, атаманы, сотники, ясаулы, из дворян и из рейтарских начальных людей.
Донские казаки; и тех донских казаков с Дону емлют и с запасы: в царском полку с 200 пушек всяких, в боярских — по 50 и по 80 пушек всяких, которые в стрелецких и в солдатских и в драгунских полках. А возят те пушки и всякие пушечные запасы, и запасное всякое воинское ружье, на царских домовых лошадях; да для приступов же и подкопов и осадного времени, за пехотою возят топоры, заступы, кирки и иные угодья, которые к воинским промыслам годятца».
Общего числа пушек беглый подьячий Посольского приказа не называет — видимо, эту тайну русские военачальники хранили крепко. Не сумел узнать Григорий Котошихин и общей численности русской армии, записав довольно неопределенно:
«А когда случится царю итти самому в войну, и бывает с ним в его полку всякого чину людей с 30 тысяч человек; да в полках же у розных бояр и воевод бывает тысяч по 20 и по 15 и по 10 и по 7 в полку…»
Военные историки называют различные цифры численности русской армии в середине XVII века, вплоть до двухсот тысяч человек. Но при этом следует учитывать, что немалая часть «воинских людей» стояла гарнизонами в городах, была занята пограничной службой на необъятных «украинах» Российского государства, обеспечивала коммуникации. Например, с воеводой Шереметевым в Белгороде стоял полк из семи тысяч человек, прикрывая «крымскую украину» от возможных нападений с юга, а воевода Бутурлин вынужден был пойти со своим четырехтысячным полком на Украину, на помощь гетману Богдану Хмельницкому.
Перед началом войны 1654 года были развернуты три группировки русских войск: северная, под командованием В. П. Шереметева, — около пятнадцати тысяч человек; центральная, под командованием Я. К. Черкасского, — сорок одна тысяча человек; южная, под командованием А. Н. Трубецкого, численность которой неизвестна. Можно предположить, что южная группировка была больше, чем северная, но наверняка уступала центральной, в которой находился «царский полк». Общую численность «действующей армии» можно определить в восемьдесят-сто тысяч человек.
Что могла противопоставить этой армии Речь Посполитая?
В мае 1654 года в Варшаве собрался сейм, объявивший «посполитое рушенье» — общую мобилизацию. Были назначены командующие армией. Большую коронную гетманскую булаву получил Потоцкий, «польным гетманом» стал Лянцкоронский. Литовскую «большую булаву» получил Радзивилл, «польную» — Гонсевский. Но шляхтичи не торопились собираться в полки. Януш Радзивилл писал королю: «И то наказение и заслепление божие, что шляхта не единые охоты к сбиранию и деянию отпору неприятелю не чинят». Поэтому основная надежда короля была на наемное «кварцяное войско» и на систему крепостей, которые спешно укреплялись: Смоленск, Витебск, Минск, Вильно и другие большие белорусские и литовские города.
И все же, по подсчетам историков, Речь Посполитая располагала шестидесятитысячной армией, которая, опираясь на систему крепостей, могла успешно обороняться. Надеялся король и на союз с Крымом, который мог оттянуть на себя значительные русские силы, ведь в распоряжении крымского хана была стотысячная конница!
Другое дело, что в события вмешался фактор, который шляхта не учла или, во всяком случае, не приняла всерьез: явные симпатии к России большинства белорусского населения. Не успели русские войска перейти границу, как местные власти начали посылать в Варшаву панические донесения: «Мужики вельми недоброхоты, везде на царское имя сдаютца»; «Мужики молят бога, чтобы пришла Москва»; «Мужики бунтуютца, панов своих не слушают и говорят, что вместе заодно с Москвой».
Но удивляться тут не приходилось — для белорусского народа поход русского войска был освободительным!