В Чигирине не знали достоверно, что произошло и что происходит на холмистой равнине между городом и рекой Днепром, почему Григорий Ромодановский так долго простоял у днепровского берега, а победив Каплан-пашу, тут же не явился с полками на выручку гарнизона.
Попробуем ответить на эти непростые вопросы.
7
Полки Григория Ромодановского подошли к Днепру 6 июля и немедленно начали переправу. Здесь заранее были приготовлены лодки и большие суда-«байдары», вмещавшие до двухсот человек с оружием. Переправа, по словам современника, проходила «явне и упорне», потому что правый берег надежно прикрывали полки генералов В. Змеева и Г. Косагова. Все же переправа заняла несколько дней, и только 12 июля вся армия с артиллерией, а также сами полководцы Григорий Ромодановский и Иван Самойлович перешли на правый берег Днепра. На левом берегу, у Бужинской переправы, остался для прикрытия сильный отряд полковника Ронаера: полк пехоты и полк казаков. Они «были оставлены охранять переправу и излишние орудия».
Видимо, для турецкого командования решение Ромодановского идти на помощь Чигирину было неожиданным, и ответные действия оно предприняло с большим опозданием. Только 9 июля, когда значительная часть русской армии уже переправилась через Днепр и расположилась укрепленным лагерем на Бужинских полях, из осадного войска была послана десятитысячная крымская конница. 10 июля татары напали на корпус генерала Змеева, прикрывавший левый фланг русской армии, но после кровопролитного боя потерпели поражение и отступили к реке Тясьмину. Лихой наскок татарской конницы не произвел особого впечатления на русских воевод. В тот же день генерал Косагов был послан со своим корпусом сопроводить до Чигирина подкрепление: Ахтырский полк и тысячу казаков-сердюков. Выполнив приказ, Косагов возвратился в русский лагерь. Ромодановский и Самойлович уже «стали обозами», то есть укрепили свои позиции, и были готовы встретить противника.
Между тем к Днепру двигались значительные турецкие силы — более двадцати тысяч янычар и конных спагов. Верховный визирь послал туда и всю крымскую конницу. Предстояло генеральное сражение на Бужинских полях. Турки хотели прижать русские полки к реке и уничтожить.
Первой показалась перед русским лагерем турецкая конница Бекир-паши. 12 июля она атаковала передовые русские посты, оттеснила их к лагерю, но после жестокого боя отступила.
На следующий день, 13 июля, по словам Гордона, «большая часть турецкой и татарской кавалерии показалась в виду христианского лагеря. Тогда бояре и гетман отдали своим армиям приказ выступить и построили их в боевом порядке перед лагерем. Увидев это, турки и татары при сильной стрельбе тотчас же напали на них со всех сторон, но христиане, благодаря сильной стрельбе из пушек и мушкетов, удерживали их на некотором расстоянии».
Наблюдения Гордона во многом разъясняют замысел сражения. Григорий Ромодановский не ограничивался пассивной обороной «обоза», а вывел все полки в «поле» и добивался решающего результата — полного разгрома турецко-татарской армии.
Сражение продолжалось с восьми часов утра до вечера. Пять турецких пашей и крымский хан безуспешно атаковали русских по всему фронту.
Были и опасные моменты. Генерал Змеев, стоявший на левом фланге русского строя, отразил все атаки крымской конницы, но когда на помощь крымцам пришли турецкие янычары и спаги, положение осложнилось. Некоторые роты копейщиков не выдержали натиска, попятились. Пришли в замешательство нестойкие в «прямом бою» дворянские и «жилецкие» конные сотни. Но Ромодановский, предвидя возможность таких ударов, выдвинул в боевые порядки многочисленные пушки. Командующий «нарядом» стольник Семен Грибоедов приказал ударить по атакующей турецкой и крымской коннице из всех орудий. Под градом картечи, свистящими ядрами и оглушительными разрывами гранат вражеская конница дрогнула и откатилась. Тем временем генерал Змеев привел в порядок свои полки и контратаковал. Поддерживая его порыв, перешла в наступление вся русская армия и казачьи полки. Турки побежали.
В реляции об этом сражении Григорий Ромодановский доносил: «И государевы де ратные люди за теми воинскими людьми гнались и их рубили на версту и больше. И тех воинских людей побили и в полон поймали многих, знамена турские наимали многие ж. И было Де того всего с теми воинскими людьми боя и напусков (атак) от 3 часов дня до ночи. И те де воинские люди с тех боев отошли за Чигирин в обозы свои».
Победа была несомненной, но Ромодановский, пожалуй, поторопился доложить, что противник отступил «за Чигирин в обозы свои». 15 июля отряды турецкой и крымской конницы вновь появились у русского лагери. Григорий Ромодановский «вышел из обоза» и двинул на них рейтарские и казачьи полки. Сражение в «поле» русская кавалерия выиграла, турок гнали до «бора», где они и укрылись. Ожесточенные стычки между «обозом» и «бором» продолжались и в последующие дни. Положение было достаточно напряженным. Патрик Гордон писал в своем дневнике: «В последующие дни конница постоянно вступала в стычки, без значительных, однако, результатов. В христианской армии мужественнее всего были смоленские дворяне и охотники, у турок же спаги. Татары и турки расположились в окрестных лесах и других выгодных позициях и мешали христианам запасаться на этой стороне Днепра дровами и фуражом, так что христиане вынуждены были с большим трудом доставать все с противоположной стороны, при чем многие из них, выходившие за дровами и фуражом, хватались турками».
Многие воеводы и казачьи полковники недоумевали, почему Григорий Ромодановский не предпринимает решительных действий, медлит.
18 июля возвратился из Чигирина стрелец Андрюшка Иванов, которого Ромодановский посылал за «достоверными вестями». Стрелец пробыл в осажденном городе три дня, все видел своими глазами, привез донесение от наместника Ивана Ржевского, который передавал, что обороняется успешно, часто делает вылазки и многих турок побил. От турок перебежал в Чигирин некий «валах», который в «распросе» сказал, что многие солдаты — турки и татары — от страха перед русскими бегут в тыл, а когда подойдет русская армия — снимут осаду.
Сам стрелец рассказал, что при нем гарнизон сделал три вылазки. Русские ворвались в турецкие траншеи, многих неприятельских людей побили и захватили; пленных.
Андрюшка Иванов привез также письмо к гетману Самойловичу от казачьего полковника Карпова: «Господине гетмане, смилуйся, еще ли возможно нам пехоту дати сколько нибудь хоте вашей, хоте московской тысяч десять. Пойдем не токмо на шанцы, за помощью божиею и на наметы везирские. Зело боятся турки, во всю ночь в руках коней держат, а в день никогда не расседлывают. Нынешний вечер сербенин передался и сказывает, что янычане бегут, природные турские, а что есть крестьянцких у них войск, то все говорят меж собою, что хотят тут бы, токмо б пехота наша была и на шапнцы шла и на пушки и до самого везира…»
Казалось бы, обстановка под Чигирином благоприятствует немедленному наступлению. Но боярин и воевода Григорий Григорьевич Ромодановский продолжал стоять на Бужинских полях…
Не многие знали, что воеводу удерживает на месте строгий царский приказ: дожидаться прихода князя Каспулата Муцаловича Черкасского, который должен подойти ему на помощь с калмыками и служилыми татарами.
А турки тем временем усиливали приступы к Чигирину, начали разрушительную минную войну.
27 июля сообщение с Чигирином прервалось — турки заняли позиции под городом со стороны реки Тясьмина, отрезав его.
28 июля подошел наконец князь Черкасский, но привел он всего четыре тысячи всадников. Это была ничтожно малая подмога, ни в коей мере не оправдывавшая длительной задержки русской армии на берегу Днепра! Так приказ верховной власти способен связать руки даже многоопытному и решительному полководцу. А следом — еще один приказ, который вообще ставил под сомнение успех дальнейших операций: «Чтобы они в случае, если нельзя будет удержать город и замок Чигирин, разрушили замок и вывели гарнизон».
Но Ромодановский все-таки пошел на помощь Чигирину всей армией. Трудно сказать, надеялся ли он на то, что, как в прошлом году, турки сами снимут осаду при приближении русских полков, или решил дать еще одно полевое сражение. Как бы то ни было, русская армия двинулась…
Поход к Чигирину и сражение с Каплан-пашой по дробно описаны в дневнике Патрика Гордона:
«30-го июля христианская армия выступила из лагеря в баталионном каре. На всех сторонах на удобных местах находились пушки. Калмыкам, черкесам и добровольцам было позволено попытать счастья вне обоза.
Выше Бужина на одну милю ниже Чигирина от Днепра до реки Тясьмина тянется плоская местность, к которой ведет крутая возвышенность. По краю ее расположились турки и татары, стреляя оттуда из пушек на русских, стоявших ниже. В три дня русские подвинулись настолько, что до подошвы холма оставалась всего одна английская миля, каждый день происходили стычки с некоторым уроном с обеих сторон».
31 июля русская кавалерия под командованием князя Черкасского очистила равнину перед главной укрепленной позицией турок — Стрельниковой горой, господствовавшей над всей местностью. На этой горе Каплан-паша установил многочисленные пушки и огнем мешал русской армии пройти к переправам через Тясьмин. Черкасский «загнал на гору» передовые отряды крымских та тар и турок. Алепский паша со своей кавалерией пытался отогнать русских, но был разбит и сам отступил к главным силам Каплан-паши. Неудачной оказалась и попытка самого Каплан-паши оттеснить русских от своей главной позиции на Стрельниковой горе. Когда 1 августа он устроил вылазку, его самого «загнали на гору». В свою очередь, не удалась и неожиданная ночная атака отряда полковника Борковскою, который пытался неожиданно подняться на позиции турок.
Патрик Гордон писал:
«1-го августа в четверг было отряжено несколько русских и казацких полков попытаться занять ночью холм. Они выступили в полночь из лагеря, но, произведи между неприятелем тревогу, в некотором беспорядке вернулись в лагерь.