Ранним утром 27 мая русский галерный флот вышел в море и выстроился поперек Таганрогского залива окончательно блокировав Азов.
Чтобы больше не возвращаться к военным действиям на море, следует сказать, что турецкий султан послал на помощь Азову большую эскадру, на которой, кроме боеприпасов и продовольствия для осажденных, находился четырехтысячный десант янычар, способных значительно усилить гарнизон осажденной крепости. Но пройти к Азову турецкому десанту не удалось. 23 июня 1696 года Петр писал в Москву князю Ф. Ю. Ромодановскому: «Доношу, что сего месяца 14 дня прислан к Азову на помочь Анатолский Турночи баша с флотом, в котором обретаются 3 каторги, 6 кораблей, 14 фуркатов да несколько мелких судов, который намерен был в Азов пройтить; но, увидя нас, холопей наших, принужден был намерение свое отставить; и стоит вышепомянутый баша в виду от нашего каравана и смотрит, что под городом делается». 28 июня турецкий адмирал приказал поднять паруса, и эскадра окончательно ушла из-под Азова…
Иные заботы были у боярина Шеина. Вся махина надвигавшейся на Азов армии лежала на его плечах, а «морские баталии» близ устья Дона были лишь малой частицей войны.
Алексей Семенович Шеин прибыл в Черкасск 19 мая вместе с генералом Головиным, которого нагнал в пути. За две версты от города его встретил наказной атаман Илья Зернщиков со знатными донскими казаками. В Черкасске Шеину, как главнокомандующему, представился генерал-майор Ригеман. Два из трех командиров дивизий, таким образом, прибыли на место. Генералы незамедлительно получили приказ выступать к Азову. Это был первый боевой приказ генералиссимуса: «Устроясь обозом, воинским ополчением итти под Азов сухим путем со всяким бережением, а пришед к Азову, стать обозом в тех же местах, где стояли в прошлом году московских войск ратные люди, и под Азовом промысел чинить, сколько милосердный бог помощи подаст, смотря по тамошнему делу».
В придонских степях по-прежнему господствовала крымская конница, и опытный воевода предписывал использовать ту же организацию марша, которая оправдала себя в Крымских походах: двигаться большими каре, в окружении обозных телег, чтобы обеспечить безопасность людей от возможных нападений конницы. С той же целью генералам предписывалось и под Азовом «стать обозом», то есть в укрепленных лагерях. Ни на какие активные действия до полного сосредоточения армии у Азова генералиссимус своих генералов не подталкивал. Они должны были «промысел чинить», только «смотря по тамошнему делу».
Воевода сохранял лучшие традиции русского военного искусства XVII столетия: осмотрительность, последовательность, тщательную подготовку каждого действия, внимание к укреплениям — и на марше, и на стоянках. Горячим петровским генералам пришлось приноравливаться к требованиям опытного воеводы, облеченного высшей воинской властью…
Ушел из Черкасска генерал Ригеман со своими полками, полки дивизии Головина (сам генерал оставался пока в городе), донские казаки и калмыки под начальством атамана Савинова. Прибыл в Черкасск адмирал Лефорт.
Наконец, Шеин известил письмом царя: «Я пошел от Черкаского в надлежащий путь сего жь числа. Слуга вашей милости Алешка Шеин. Майя 24 день».
26 мая генералиссимус встречал в Новосергиевске войска, прибывшие в судах по Дону. Полковникам было приказано «с пушками и со всякими воинскими полковыми припасами с водяных судов сходить на берег реки Дону на сухой путь, на азовскую сторону и к походу под. Азов со всем строиться и готовиться без всякого мотчания неотложно». Одновременно было отдано распоряжение об инженерном обеспечении марша: «От Каланчей и от Сергиева города через луг по топким и грязным местам и чрез речку Ерик сделать для переправы на азовскую сторону мосты из готового леса, что с Воронежа для всякого воинского промыслу и к полковому делу приплавлен в плотах и на бударах».
Первыми 28 мая подошли к Азову солдатские полки белгородского «разряда» под командованием генерал-майора Карла Ригемана (десять тысяч человек) и четыреста донских казаков походного атамана Лукьяна Савинова. Турецкая кавалерия из крепости пыталась устроить вылазку, но была легко отбита казаками. Белгородские полки начали окапываться в своем лагере. Больше турки их не беспокоили. 2 июня под Азовом стали три тамбовских полка, 4 июня привел Бутырский полк генерал Гордон. Тогда же, по всей вероятности, прибыли Петр I и боярин Алексей Семенович Шеин. Во всяком случае, вечером этого дня, по сообщению Гордона, провели «обсуждение, как расположиться перед городом и как его осаждать». Обсуждение было предварительным, потому что только на следующий день, 5 июня, Шеин и Гордон объехали укрепления Азова для личной рекогносцировки.
Крепость выглядела внушительно. В ней было три линии обороны: земляной вал со рвом и палисадами, каменная крепостная стена с бастионами и внутренняя стена каменного замка, примыкавшего к Дону. Протяженность каменных стен Азова составляла более тысячи метров, ширина достигала шести метров. Перед стеной пролегал ров, выложенный для прочности камнем, шириной восемь метров и глубиной четыре метра. На одиннадцати каменных башнях и на бастионах насчитали около четырехсот пушек. Твердыня!
Полки занимали назначенные им места.
Крайний левый фланг, примыкавший к реке Дону ниже Азова, прикрывала донская казачья конница атамана Савинова. Численность ее доходила до четырех тысяч всадников.
Рядом заняли позиции полки генерала Ригемана. Со стороны степи их прикрывали таборы украинского гетмана Мазепы (десять тысяч пехоты и шесть тысяч конницы).
В центре стоял большой полк генералиссимуса Шеина (пятнадцать тысяч пехоты и десять тысяч конницы).
Рядом с большим полком расположились полки генерала Головина, а еще правее, примыкая к реке Скопинке, — Гордона.
Наконец, на противоположном берегу Дона, напротив форта, встали четыре солдатских полка под командой полковника Левинсона (тысяча восемьсот человек пехоты при двенадцати пушках и семнадцати мортирах).
Сорок казачьих стругов вошли в устье Дона, их тоже прикрывали с берега войска.
Через Дон протянули цепь, а на берегах поставили батареи. Выше Азова перекинули через реку наплавной мост на судах — для удобства маневра войсками.
К осаде Азова генералиссимус Шеин готовился обстоятельно и продуманно. Взять хотя бы его приказ полковникам занять прошлогодние позиции. Оказалось, что турки не удосужились зарыть русские траншеи и разрушить до конца шанцы, и это облегчало осадные работы. Патрик Гордон писал: «Мы все отправились к старым траншеям и улучшали их». Обратите внимание: не рыли заново, а улучшали!
Сам генералиссимус со штабом перебрался под Азов, когда позиции были уже достаточно укреплены. «Июня 7-го в день недельный (воскресенье) большого полку боярин и воевода Алексей Семенович, устроясь под Азовом обозом, воинским ополчением, в окопах от Сергиева города от каланчей со всеми воинскими припасы пришел в обоз большого полку своего». Здесь, в центре русских позиций, расположилась ставка главнокомандующего.
В тот же день был отдан общий приказ по армии, определявший большие масштабы осадных работ. Только осадные работы, никаких попыток нападения на бастионы и стены Азовской крепости!
В «Описании похода боярина А. С. Шеина» сохранился текст этого приказа: генералиссимус «велел генералам Петру Ивановичу Гордону, Автоному Михайловичу Головину, генерал-майору Карлусу Ригимону полков их с ратными людьми чинить над турским городом Азовом ко взятию того Азова всякий промысел днем и ночью, и для того промыслу к Азову вести шанцы и в шанцах делать раскаты, а на раскатах ставить большие пушки: галанки и мозжеры (мортиры) и полковые пищали».
Крымские татары, как и в прошлом году, пытались мешать осадным работам. На рассвете 10 июня Нуреддин-султан с тысячей всадников приблизился к русскому лагерю. Но сторожевая служба у Шеина была поставлена хорошо, и навстречу своевременно вышла русская конница. Хочется обратить внимание, что против крымцев были посланы конные московские дворяне и иные «московские чины», имевшие хорошее защитное вооружение, умелые в рукопашных схватках и единоборствах. В «стройном бою» или «градных приступах» дворянская конница была почти бесполезна, но рубиться с татарами она умела превосходно! Опытный воевода в полной мере использовал эти ее качества — в коротком бою орда Нуреддин-султана была опрокинута и бежала.
Представим начало осады глазами Петра I, так, как он «отписал» 11 июня 1696 года в Москву:
«А о здешнем возвещаю, что, слава богу, все идет добрым порядком, и обозом город обняв кругом и после в шанцы в одну ночь вступили так блиско, что из мелкого ружья стрелятца стали; а за рекою еще нет. Черкасы (украинские казаки) пришли в Черкаской и ждем их вскоре. Вчерашнего дня Народын-салтан с тысячею татарами под утро ударили на обоз наш, где наша конница такой ему отпор дала, что принужден был бегством спасение себе приобресть и до Коголника гнан со всеми татарами, и конечно был бы взят, толко дятко его, пересадя на свою лошадь, упустил; а сам, против гонителей его став и бився, в руки нашим за спасение ево отдался, того для, дабы тем временем, как он бился и как ево брали, он ушел; однако от Дигилея каллмыченина помянутой Народын меж крылец (лопаток) ранен. На котором, бою несколько их убито да 4 взято, а наших — 8 ранено».
Можно не без оснований предположить, что «добрый порядок», о котором писал Петр I, в немалой степени обеспечивался единством командования и воинским опытом Шеина.
Сам Петр вел себя так, как привык, как ему нравилось: плавал на галере по морю («Вечером лодки сильным ветром гнало на берег, так что мы эту ночь провели в большой опасности», — вспоминал об одном из таких плаваний Гордон), часто бывал в передовых траншеях и на батареях, под неприятельским огнем, рисковал жизнью без необходимости, что очень беспокоило придворных и родственников (царевна Наталья Алекееевна в письме просила брата, чтобы он берег себя, Петр ответил шутливым письмецом: «Сестрица, здравствуй! А я, слава богу, здоров. По письму твоему я к ядрам и пулькам близко не хожу, а они ко мне ходят. Прикажи им, чтоб не ходили; однако, хотя и ходят, только по ся поры вежливо…»), подолгу находился на своей галере «Принципиум», занимался государственными делами, вел обширную переписку, устраивал шумные пиры («При пушечных салютах славно пили!» — вспоминает Гордон).