Казалось, боярин сделал все возможное: разгромил мятежников и наказал зачинщиков, недаром уцелевшие стрельцы шептались «по шинкам», что боярина-де Шеина надобно поднять «на копья»…
Но срочно возвратившийся из-за границы царь проявил недовольство. На пиру он вдруг объявил Шеина взяточником и даже бросился на него со шпагой. Лефорту с трудом удалось успокоить разгневанного Петра.
Действительные причины царской немилости становятся понятны из одной рукописи о стрелецком мятеже: «Генерал Шеин получил строгий выговор за продажу военных должностей недостойным людям, а более всего за излишнюю поспешность при осуждении бунтовщиков, не оставя даже начальников и причастных тайне заговора, которые могли бы еще более объяснить дело. Царь сказал ему, что он поступил при сем случае как добрый солдат, но как дурной политик». Так что вспышка царского гнева не была случайной. Современник писал, что Шеин «находится в величайшем страхе, так как состоит у его царского величества в подозрении, потому что он слишком быстро подверг смертной казни мятежных стрельцов и тем устранил возможность дальнейшего допроса».
Карьера боярина Шеина была подорвана, хотя формально он и оставался главой Разрядного, Пушкарского, Иноземного и Рейтарского приказов. В «боярском списке» его фамилия числилась среди бояр, которым «велено жить в деревне до указу». В марте 1699 года он, правда, был вызван для похода в Воронеж. В записках И. Желябужского значится: «По именному его великого государя указу пошли на Воронеж бояре: А. С. Шеин, князь Ю. С. Урусов, Ф. А, Головин, Т. Н. Стрешнев, Л. К. Нарышкин; ближние стольники: князь Ф. Ю. Ромодановский, И. И. Бутурлин, генерал А. М. Головин». Однако, когда в Турцию отправился посол думный дьяк Е. И. Украинцев, воевода оказался не у дел. Командовал экспедицией генерал-адмирал Головин, его заместителем стал адмирал Крюйс, нанятый в Голландии. Шеин просто сопровождал царя в свите других знатных бояр. Положение для известного полководца унизительное…
Миссия Е. И. Украинцева, отправившегося в Константинополь на сорокашестипушечном корабле «Крепость», как известно, окончилась успешно. 3 июля 1700 года был заключен мирный договор с Турцией, закрепивший Азов за Россией. Создались внешнеполитические условия для войны со Швецией за выход к Балтийскому морю.
Но Алексей Семенович Шеин до Северной войны не дожил. 12 февраля 1700 года он неожиданно умер и был похоронен в Троице-Сергиевой лавре. На надгробии полководца не нашлось места для записи его последнего, высшего воинского звания — генералиссимуса…
8
Борис Петрович Шереметев, последний крупный русский полководец XVII столетия, дожил до Северной войны и даже принимал в ней активное участие, именно с его именем связаны первые победы русского оружия над шведским. Однако военными делами во второй половине девяностых годов он почти не занимался. Роль его во Втором Азовском походе 1696 года оказалась более чем скромной. Шереметев командовал Белгородским «разрядом» и должен был действовать в низовьях Днепра, удерживая занятые русскими гарнизонами городки и отвлекая от Азова крымские и турецкие силы. Лучшие его полки были отозваны под Азов. Правда, 25 апреля 1696 года Шереметев получил царский указ о походе: «По совету с гетманом (Мазепой) идти плавным путем» по Днепру с двумя тысячами пятистами «ратными людьми» под турецкий город Очаков. Однако силы для такого похода были явно недостаточными, и опытный воевода это отлично понимал. Действовал он осторожно и неторопливо. Только 6 июля белгородские полки соединились с казаками на реке Коломаке, прошли вместе до реки Берестовой и там остановились окончательно. В середине августа Шереметев получил приказ возвращаться и распустить «ратных людей» по домам.
Единственный заметный боевой эпизод, относившийся ко времени, когда Шереметев еще не выступил из Белгорода, связан с морским рейдом запорожских казаков. «Июня в 21 день писал из Белагорода боярин и воевода Борис Петрович Шереметев, что ходили запорожские казаки по морю для добычи, турских людей побили, и взяли у них 20 фуркат с пушками и со всяким припасы, а шли они в Очаков, а из Очакова было иттить в Кизукермень».
В 1697 году Б. П. Шереметев вернулся к дипломатической деятельности. Петр I снабдил боярина рекомендательными письмами и отправил в Европу «ради видения мореходных противу неприятелей Креста Святого военных поведений, которыя обретаются во Италии, даже и до Рима и до Малтийского Острова, где пребывают славные в воинстве кавалеры». Показательно, что на длительную заграничную поездку Шереметев не просил денег из казны и потратил из собственных средств двадцать пять тысяч пятьсот пятьдесят рублей — сумму по тем временам огромную. Сделал он это для «чести и славы имени царского величества и в память своей Шереметевых фамилии».
Это военно-дипломатическое поручение боярин выполнил успешно. Он вернулся в Москву 10 февраля 1699 года, а на следующий день на банкете у Лефорта представился царю в немецком платье, с Мальтийским крестом на груди, и был обласкан Петром.
Впрочем, милость царя оказалась мимолетной: Шереметеву по-прежнему не доверяли полностью. В дневнике иноземца Корба 13 марта 1699 года записан следующий многозначительный эпизод: «На вопрос царя, кому за его отсутствием поручить управление Москвою, один из бояр дал совет, что эту обязанность можно возложить на Бориса Петровича Шереметева. Так как царь знал, что этот советчик противится его начинаниям, то дал ему пощечину и спросил гневным голосом: „Неужели и ты ищешь его дружбы?“» По «боярскому списку» Шереметеву велено быть «у города Архангельского» — подальше от Москвы. Впрочем, весной 1700 года, когда царь готовился к плаванию в Азов, «боярин и военный кавалер мальтийской свидетельствованный Борис Петрович Шереметев» был вызван вместе с другими знатными боярами в Воронеж, но какой-либо военной должности он не получил.
Приближалась война со Швецией, и о воеводе Б. П. Шереметеве вспомнили. Он был назначен командовать «нестройной поместной конницей», а нанятые за границей генералы и любимцы царя возглавили дивизии регулярной армии, двинувшейся в августе 1700 года к шведской крепости Нарве.
И воевода Шереметев начал воевать — так, как умел и как привык, и как умели и привыкли воевать его лихие, но «нестройные» дворянские и казачьи полки. В августе 1700 года конница Бориса Петровича Шереметева стремительно ворвалась в занятую шведами Ливонию. В записках И. Желябужского указывалось, что «боярин и военный свидетельствованный кавалер Борис Петрович Шереметев, с конницею, с царедворцы, и с смолняны, и с черкасы ходил от Ругодива под Колывань (Ревель), и с шведы был у него бой, и шведов многих побил и в полон побрал». Главные силы русской армии (тридцать четыре тысячи человек) в середине сентября 1700 года осадили Нарву.
Шведский король Карл XII в начале октября высадился с гвардией и тремя полками в Пернове (Пярну) и двинулся на выручку осажденной крепости; в его распоряжении находилось двадцать три тысячи отборного войска. Немногочисленная конница Шереметева (пять-шесть тысяч человек) отступила к Нарве.
18 ноября шведская армия была уже в десяти верстах от Нарвы. Петр I уехал в Новгород, передав командование иностранцу фельдмаршалу герцогу де Кроа. Военный опыт Шереметева остался без внимания…
На военном совете Шереметев предлагал оставить под Нарвой небольшой осадный отряд, а главные силы вывести из лагеря и дать сражение шведам в «поле», на удобных позициях. Предложение русского полководца явилось единственно разумным в той обстановке. Боевые порядки русской армии оказались растянутыми, артиллерийские батареи находились на внутренней линии, обращенной к крепости, полки сидели в своих траншеях, и маневрирование силами во время сражения было почти невозможно. Инициатива заранее отдавалась шведам: они могли наносить концентрированные удары по любым участкам растянутых русских позиций.
Предложение опытного русского полководца не приняли. Герцог де Кроа сомневался, сумеют ли офицеры удержать в повиновении русских «варваров», если их вывести из-за укреплений, и решил оставить осадную армию на прежних позициях…
Расплата наступила немедленно. Утром 19 ноября, после двухчасовой артиллерийской подготовки, шведы атаковали русский лагерь.
Конница Шереметева стояла на крайнем левом фланге, рядом с дивизией генерала Вейде, на которую и направила удар шведская армия. Фронт русской обороны был прорван, солдат Вейде начали теснить влево, прямо на позиции Шереметева. Дворяне погнали коней к реке, под огнем шведов начали переправляться на другой берег. Более тысячи человек утонуло во время переправы…
Организованной обороны уже не существовало, каждый полк отбивался отдельно. Командующий герцог де Кроа и другие офицеры-иноземцы поспешили сдаться шведскому королю. Де Кроа даже приказал русским генералам и офицерам прекратить сопротивление, ссылаясь на свои права командующего.
Солдаты генерала Головина, стоявшие на правом фланге, начали отступать к мосту через реку Нарову. Однако Преображенский и Семеновский полки, дивизии Вейде и Трубецкого продолжали отбиваться. Сражение становилось затяжным, и король Карл XII предложил «почетную капитуляцию»: шведы обязались пропустить все русские войска с оружием, знаменами и шестью полковыми пушками на другой берег Наровы.
Гвардейские полки и полки генерала Головина действительно перешли реку с оружием и знаменами, но когда начали переправляться потрепанные полки дивизии Вейде, шведы нарушили соглашение, разоружили русских солдат, а самого генерала и многих офицеров взяли в плен.
Поражение русской армии было тяжелым, она потеряла более семи тысяч человек и всю осадную артиллерию (сто сорок пять орудий).
Борис Петрович Шереметев принял командование над полками, отступавшими по лесным дорогам к Пскову. Не царское благорасположение, а сама война поставила его во главе потерпевшей поражение армии (генералы Головин и Вейде оказались в плену, генералы-иноземцы изменили). При общем недоверии к командирам-иноземцам, не было в армии авторитетнее полководца, чем Борис Петрович Шереметев.