Преподобный Пол Форд изумлённо обернулся.
– А разве ваш папа тоже был священником, Поллианна?
– О да, сэр. Разве вы не знали? Я думала, это всем известно. Он женился на сестре тёти Полли – ну, то есть, на моей маме…
– Да, я понял. Но, видите ли, я здесь пастором всего лишь несколько лет и не могу знать всего, что происходило в городе в прежние годы.
– Нет, сэр – ну, то есть, конечно, сэр, – улыбнулась Поллианна.
Последовала долгая пауза. Всё ещё сидевший под деревом священник, казалось, напрочь забыл о присутствии малышки. Он вновь вынул из кармана свои бумаги; но он их не читал. Вместо этого он смотрел на лежащий поодаль на земле листок – а ведь листок этот даже не был красив! Он был сухой и бурый. Поллианна, посмотрев на пастора, почувствовала смутную жалость.
– Погожий денёк выдался, правда? – с надеждой в голосе начала она.
Сначала священник не ответил; однако уже через мгновение, вздрогнув, поднял на неё взгляд:
– Что? Ах! Да-да, очень погожий!
– И совсем не холодно, хотя уже и октябрь, – воодушевившись, заметила малышка. – У Мистера Пендлтона в камине горит огонь, но не для тепла, а просто чтобы смотреть. А вы любите смотреть на огонь?
В этот раз ответа не последовало. Немного подождав, Поллианна решила попробовать снова – на этот раз зайдя с другой стороны:
– Скажите, сэр, а вам нравится быть священником?
На сей раз преподобный Джон Форд мгновенно поднял на неё взгляд.
– Нравится ли мне… Какой странный вопрос! Что вас заставило его задать, дитя моё?
– Ничего… Разве что ваш невесёлый вид! Я вспомнила папу. Он тоже иногда… бывал таким.
– Правда? – тон его был весьма учтив, однако думал он о своём. Глаза его вновь обратились к увядшему листу.
– Да, и я, бывало, спрашивала его так же, как вас, нравится ли ему быть священником.
Сидящий под деревом человек грустно улыбнулся.
– И что же он вам отвечал?
– Ах, он, разумеется, всегда говорил, что да, но часто добавлял, что не стал бы оставаться им ни минуты, если бы не стихи радости.
– Если бы не – что? – преподобный Пол Форд оторвал взгляд от листка и с интересом взглянул на оживлённое личико Поллианны.
– Ах, ну это папа их так называл, – засмеялась она. – Конечно же, в Библии они так не называются. Но это все те, в которых говорится: «радуйтесь и веселитесь», «радуйтесь, праведные», «да радуются и веселятся», «да веселится» и всё такое. Ну, вы знаете, их очень много. Однажды, когда моему папе было совсем невмоготу, он решил их сосчитать. И их оказалось целых восемьсот штук!
– Восемьсот штук!
– Да! Восемьсот стихов, которые велят нам радоваться и веселиться! Именно поэтому папа и называл их «стихами радости».
– Вот, значит, как!
На лице священника появилось несколько странное выражение. Взгляд его упал на первую строку библейского текста, с которого он собирался начать свою проповедь: «Но горе вам…»
– Выходит, ваш отец очень любил эти «стихи радости»? – пробормотал он.
– О да! – с воодушевлением кивнула Поллианна. – Он говорил мне, что в тот самый день, когда он решил их сосчитать, ему тотчас стало легче! А ещё он говорил, что коль скоро Бог взял на себя труд целых восемьсот раз повторить нам, чтобы мы радовались и веселились, то наверняка Ему угодно, чтобы мы хотя бы иногда это делали! И папе стало совестно, что прежде он так мало радовался! Но начиная с того дня, когда он их сосчитал, они всегда служили ему утешением. Ну, например, когда дамы в благотворительном комитете принимались грызться, как собаки… Ну, то есть, когда между ними возникали определённые разногласия, – поспешила уточнить Поллианна. – А ещё папа рассказывал, что именно благодаря этим стихам он придумал нашу игру. Конечно, для меня игра началась с костылей, но для него – со стихов радости!
– И что же это, позвольте узнать, за игра? – поинтересовался священник.
– Это игра, в которой требуется во всём находить радость! Как я уже сказала, для меня она началась с костылей.
И снова Поллианна рассказала свою историю. На этот раз ей повезло встретить по-настоящему внимательного и благосклонного слушателя.
Вскоре они с пастором вместе, держась за руки, спускались с холма. Лицо Поллианны сияло. Она любила поговорить, а священник всё расспрашивал и расспрашивал её обо всём на свете: и об игре, и о папе, и о её прежней жизни и прежнем доме на Западе.
У подножия холма они попрощались, ибо Поллианне предстояло идти одной дорогой, а священнику – другой.
Настал вечер, и преподобный Пол Форд удалился в свой кабинет. Он сел за письменный стол и глубоко задумался. Прямо перед ним лежало несколько разрозненных листков – заметки к предстоящей проповеди, а чуть поодаль виднелись другие, ещё совершенно чистые листы – сама будущая проповедь. В руке он держал карандаш, однако мысли его были совсем о другом. Воображение перенесло его в далёкий западный городишко, где бедный, немощный, снедаемый множеством житейских тягот и почти совсем одинокий в этом мире священник корпел над Библией, чтобы узнать, сколько же раз Отец его Небесный повелел ему «радоваться и веселиться».
Некоторое время спустя преподобный Пол Форд очнулся от своих мыслей и обратил взгляд на лежащие перед ним листы.
«Глава 23, стихи 13–14 и 23 от Матфея» – написал он, но затем вдруг нетерпеливым жестом отбросил карандаш и принялся листать случайно оказавшийся на столе журнал. Его усталый взгляд равнодушно скользил со строки на строку, пока на глаза ему вдруг не попался рассказ, буквально поразивший его воображение: «Однажды мать пожаловалась отцу, что их сын Том утром отказался принести дров. Выслушав её, отец сказал мальчишке: «Я уверен, сын мой, что сейчас ты с радостью отправишься во двор и позаботишься о поленьях для нашей печки!» И Том, не мешкая ни секунды, встал и пошёл. Почему? Всего лишь потому, что отец простым и доступным образом дал ему понять, что он ожидает от него правильных поступков. Предположим, он бы сказал: «Том, я слышал, что ты сегодня отказался принести дров, и мне за тебя стыдно! Иди же немедленно и выполняй то, что от тебя требуется!» Можно быть уверенным, что в таком случае печь в том доме была бы не топлена и поныне!»
«Людям свойственно реагировать на похвалу, – продолжал увлечённо читать преподобный Пол Форд, выхватывая для себя то слово, то строку, то целый абзац. – Их врождённую склонность к сопротивлению следует не истреблять, а, наоборот, использовать во благо… Вместо того, чтобы без конца твердить человеку о его недостатках, расскажите ему о его достоинствах! Попытайтесь помочь ему разорвать порочный круг дурных привычек! Покажите ему его лучшее «я», его настоящее «я», которое находит в себе смелость вершить и побеждать!.. Влияние благородного, открытого и исполненного надежд характера поистине заразительно и способно кардинальным образом изменить жизнь целого города… Человек излучает то, чем наполнены его разум и сердце. Если он будет благожелателен и отзывчив, то таким же вскоре станет и его ближний. Однако если он будет хмур, брюзглив и придирчив – его ближний с лихвой отплатит ему тем же!.. Если вы настроены на плохое, то оно не замедлит случиться! Однако если вы живёте с уверенностью, что вас ожидает хорошее, то положительный результат не заставит себя ожидать! Скажите своему сыну Тому, что вы знаете, как приятно ему будет пойти позаботиться о поленьях, и не забудьте посмотреть на его счастливое лицо в тот момент, когда он вскочит со стула и помчится во двор!»
Священник отложил журнал и вскинул подбородок. Через мгновение он встал и принялся мерить шагами комнату. Затем глубоко вздохнул и вновь сел за письменный стол.
– С Божьей помощью я сумею это сделать! – произнёс он. – Я скажу каждому Тому, что знаю, с какой радостью он пойдёт и принесёт дров! Пусть у каждого из них будут свои дрова, и я постараюсь внушить им всем такую радость по поводу вершимых ими трудов, что ни у кого из них просто не будет времени смотреть, много ли дров натаскал другой!
И разорвав листы с первоначальным текстом проповеди, он решительно бросил их на пол, так что по одну сторону стула лежало: «Но горе вам», а по другую – «книжники и фарисеи, лицемеры». А затем, взяв чистый лист бумаги, преподобный Пол Форд на едином дыхании написал свою новую проповедь!
И когда в воскресенье он прочёл её перед собравшимися прихожанами, его слова никого не оставили равнодушным. Ведь пастор сумел разбудить в каждом из них высокие, благородные чувства! А вступлением к проповеди послужил один из тех самых «стихов радости», о которых говорила Поллианна: «Веселитесь о Господе и радуйтесь, праведные; торжествуйте, все правые сердцем.»
Глава 23Беда
Однажды Миссис Сноу позабыла название прописанного ей доктором Чилтоном лекарства, и чтобы уточнить его, Поллианне пришлось идти к доктору домой. Никогда прежде ей не представлялось случая побывать у него в гостях!
– Ах, доктор, я, кажется, у вас впервые! Это ведь ваш дом, не правда ли? – спросила она, с интересом разглядывая всё вокруг.
Доктор грустно улыбнулся.
– Ну да, вроде того, – ответил он, продолжая что-то писать. – Однако дом – это громко сказано, Поллианна. На самом деле это не дом, а просто комнаты.
Поллианна понимающе кивнула. Глаза её светились сочувствием.
– Я знаю. Дом становится домом при условии присутствия в нём женщины, которой ты отдал руку и сердце, или при наличии в нём ребёнка. Доктор Чилтон, почему бы вам не жениться? А ещё вы можете взять Джимми Бина, если Мистер Пендлтон его не захочет.
Доктор Чилтон засмеялся, однако смех его звучал несколько натянуто.
– Должно быть, это Мистер Пендлтон сказал вам, что дом становится домом при условии присутствия в нём женщины, которой ты отдал руку и сердце? – уклончиво спросил он.
– Да. Он говорит, что без этого дом – не дом. Почему бы вам не решиться, доктор Чилтон?
– Почему бы мне не решиться – на что? – доктор снова углубился в работу.